- Главная
- Все подборки
- Бесконечно виновны: разбираем роман Аннетте Хесс «Немецкий дом»
Бесконечно виновны: разбираем роман Аннетте Хесс «Немецкий дом»
9
4.5
MyBook продолжает вести «Книжный обзор». Год назад популярные книжные блогеры объединились и создали собственную версию премии «Ясная Поляна»*. В этот раз мы вместе с ними обсуждаем иностранный список премии. После обзора всех претендентов они назовут имя победителя и пояснят, почему выбрали именно его. Все статьи смотрите в рубрике «Блогеры читают».
Наши эксперты: Анастасия Петрич (в «Инстаграме» – drinkcoffee.readbooks), Виктория Горбенко (телеграм-канал «КнигиВикия»), Вера Котенко (телеграм-канал «Книгиня про книги») и Евгения Лисицына (телеграм-канал greenlampbooks).
Сегодня речь пойдет о романе немецкой писательницы и сценаристки Аннетте Хесс «Немецкий дом».
На премию «Ясная Поляна» роман номинировала руководитель Центра немецкой книги в Москве и представитель Франкфуртской книжной ярмарки в России Анастасия Милехина. По ее словам, эта книга показывает нам «непростые жизни “простых” людей, темные уголки истории, национальную травму и главное – размышления о том, на что способен человек». Перевод с немецкого выполнен Екатериной Шукшиной.
– Оценки:
Евгения Лисицына: 7/10
Виктория Горбенко: 6/10
Вера Котенко: 5/10
Анастасия Петрич: 6/10
Итого: 6/10
– Расскажите о сюжете.
Анастасия Петрич: 1963 год. Германия. Ева живет с родителями, которые держат ресторанчик с домашней кухней, работает переводчицей с польского, собирается замуж. Но однажды волею судеб она оказывается добровольно-принудительно втянутой в судебный процесс по делу бывших нацистских преступников.
Евгения Лисицына: Кажется, что в послевоенной Германии все спокойно, но стоит только главной героине немножко копнуть, как под мирной жизнью обнаруживается ужасная подкладка. И совершенно непонятно, как с этим быть дальше.
Вера Котенко: Одна молодая женщина совершенно случайно узнала, что вся ее семья – совсем не те люди, которыми кажутся. И что вообще все люди – совсем не те люди, которыми кажутся.
Виктория Горбенко: Героиня из «второго поколения немцев» соглашается на работу переводчика в судебном процессе над нацистскими преступниками и начинает осмыслять то, что в ее семье было принято замалчивать.
– Что скрывается за внешней канвой сюжета?
Петрич: Автор хотела рассказать очень много! И про холокост, и про вину всех немцев, которую усиленно культивировали в стране после войны, и про душное мещанство, и про положение женщины в обществе, про ее право быть услышанной.
Лисицына: В школе мне постоянно твердили закостеневшую фразу: «Равнодушие хуже фашизма». Здесь же мягко намекается, что равнодушие – большая часть фашизма. А равнодушие, направленное в прошлое, тоже ничего хорошего не несет.
Котенко: Героиня отвечает на вопрос своего брата ближе к финалу: «Что они сделали?» – «Ничего». Очень, в принципе, точно.
Горбенко: Это роман об индивидуальной и коллективной памяти. О том, где пролегает граница между потребностью в прощении и тем, что нельзя простить. О том, насколько трудно и насколько необходимо принимать груз чужой вины.
– Нужно ли что-то знать или уточнить перед началом чтения?
Котенко: Чую в вопросе подвох и задел на ожидаемый ответ: «Погуглите, пожалуйста, что такое холокост, Освенцим и когда случилась Вторая мировая война». Но уверена, среди читателей этого текста людей, которым придется гуглить, не существует. А вот когда именно вышел альбом Битлз A Hard Day's Night, можно и уточнить.
Петрич: Желательно прочитать более серьезные и ранние книги на тему концентрационных лагерей. Например, «Медальоны» Зофьи Налковской или «Смерть – мое ремесло» Робера Мерля.
Горбенко: Надеюсь, что про Вторую мировую, нацизм и холокост все знают, и этого будет достаточно. Но можно все же почитать про Франкфуртский процесс над военными преступниками, служившими в Освенциме, – именно он стал исторической основой романа.
Лисицына: Я искренне надеюсь, что общеизвестных сведений о войне и послевоенном времени достаточно для любого читателя. Так что можно не гуглить.
– В чем трагедия каждого из трех главных героев?
Горбенко: Их всех мучает чувство вины. При этом трагедии Евы и Давида зеркальны. Ева страдает от того, что невольно, через рукопожатие, оказалась сопричастна нацистским преступлениям. Давид мучается от того, что не может в полной мере разделить боль еврейского народа. Юрген стоит особняком. Его чувство вины более осязаемо, но проанализировать это без спойлеров у меня вряд ли получится.
Петрич: У них одна общая, но окрашенная по-разному трагедия: непростой жизненный путь и место в жизни, которое они усиленно ищут.
Лисицына: Все они чувствуют, что прошлое как-то должно влиять на их настоящее, но никак не могут уложить в сознании – в чем именно должно выражаться это влияние, чтобы кукуха не уехала.
Котенко: Трагедия у всех одна и та же: вина, с которой каждый из героев в том или ином смысле живет. Вина эта самая может быть даже не личной, а, к примеру, родительской – такую сложнее тащить, чем собственную.
– Что нужно современному писателю, чтобы говорить о холокосте и не выглядеть спекулирующим на теме?
Лисицына: Очень хороший и небанальный смысл. Иначе лучше браться за что-то другое.
Горбенко: Понять для себя, зачем он хочет поговорить о холокосте.
Котенко: Много чего нужно. Работа с историческим материалом. Эмпатия. Понимание, что именно ты хочешь сказать: из серии, знаете, просто поболтать «а вот помните, было время, страшно вспомнить, но я все-таки расскажу», или в этом всем есть какой-то смысл. Со смыслами нынче у многих современных авторов напряженка. А вот раньше, помню, было время!
Петрич: Ознакомиться с материалом, который уже есть. Почему-то у многих складывается впечатление, что достаточно почитать архивы и/или «Википедию» – и нормально. Фактически, не зная того, что было уже сказано в художественной и публицистической литературе, они оказываются заложниками постоянных повторов.
– Действие романа происходит в 1963-м, когда еще слышны отголоски Второй мировой. Как вам кажется, осталось ли чувство вины в современных немцах?
Петрич: Надеюсь, что не осталось. Тема вины немцев активно обсуждалась в первые десятилетия после войны в ГДР и особенно в ФРГ. Есть ли смысл сейчас об этом говорить? Сложно сказать. По «Немецкому дому» у меня сложилось впечатление, что проблема была выбрана исключительно потому, что такую тему проще продать. Особенно вплетая в нее актуальные сегодня вопросы.
Котенко: Я не уверена, что через книгу Хесс что-то такое чувствуется, – точнее, чувствуется, что она собиралась донести до читателя эту мысль, это очевидно. Так уж она старалась, но написала в итоге что-то совсем не то. Какой-то черновик, который можно было бы подписать: «А тут я тренируюсь быть Ремарком, хотя к черту, где мой кальвадос?»
Горбенко: У меня осталось странное ощущение. С одной стороны, главный медиум для Хесс – Ева, которую очевидно преследует чувство вины. С другой стороны, финал это чувство приглушает, делает акцент на том, что прошлое осталось в прошлом, с ним нужно как-то примириться и жить дальше. А есть еще сцена в варшавской парикмахерской, которую можно прочитать так, будто эта вина – вообще фикция и за ней стоит потребность самих немцев в утешении.
Лисицына: Если запрос на такой текст возник, значит, осталось. Мой примерно сорокалетний товарищ из Германии утверждает, что в них это вбивалось еще в школе. Не знаю, как с этим сейчас дело обстоит.
– Удалось ли автору передать дух эпохи?
Лисицына: Еще как. Сразу видно, что автор близка к кинематографу и умеет рисовать картинки. Одежда, музыка, некая клаустрофобная ограниченность передвижений – все очень красочно.
Горбенко: С трудом представляю себе 1960-е в ФРГ. Если это была эпоха молчания, то передать ее дух удалось.
Петрич: Я с этим временем знакома, как и автор, по картинкам. С самой Германией знакома ближе. В бытовом плане – да, эпоха передана. В мировоззренческом – она очерчена достаточно ясно. Я бы сказала так: декорации в этом романе лучше, чем игра героев.
Котенко: Хесс, очевидно, сценарист – вся книжка так и написана, словно сценарий писали, а не роман. Дух эпохи, впрочем, передан – чего у Хесс не отнять, так это какого-то неуловимого зимнего шарма, снега, по которому (и под которым) бродят герои, случайной ярмарки, запахов ресторана – словом, Хесс умеет визуализировать. Дело за малым – научиться писать романы.
– Кому может понравиться эта книга?
Горбенко: Интересующимся темой исторической памяти и коллективной вины.
Лисицына: Любителям исследовать психологические травмы общества.
Петрич: Тем, кто любит книги на такую тему, но в целом только начинает знакомство с эпохой, учится смотреть на нее не через попытки медиа сформировать у людей определенное мнение.
Котенко: *занудным голосом* Любителям книг про сильных героинь, чтобы она отказывала абьюзерам и давала отпор всяким хамам! А потом обязательно за них же и выходила замуж.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Горбенко: «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса. «Мальчик в полосатой пижаме» Джона Бойна. Да вот даже «Риф» Алексея Поляринова в одной из трех своих линий пересекается с «Немецким домом» в разрезе замалчивания и груза чужой вины.
Котенко: Соседненоминированный по «Ясной Поляне» «Военный свет» Онтадже – ее наверняка кто-то тоже вспомнит. Ровно то же самое: сначала некая ситуация, связанная с войной, – глазами ребенка. Детская память избирательна – и про это тоже. Удивительно похожие книги, только одна написана талантливо, а вторая – просто написана. Другой роман, который вспоминается неизбежно, – «Чтец» Шлинка, где герой так же внезапно узнает, что его любимой женщине ЕСТЬ, ЧТО СКРЫВАТЬ. Именно так, капсом. Шлинк прекрасно пишет, так что, пользуясь случаем, советую любимых немцев – берите не глядя.
Петрич: «Выбор Софи» Стайрона – книга о послевоенных судьбах тех, кто пережил лагерь, вызовет эмоции у читателя. «Татуировщик из Освенцима» Моррис – лагерная тема для очень неискушенного читателя. «Благоволительницы» Литтелла – история об отсутствии чувства вины за содеянное как противоположность идеи «Немецкого дома».
Лисицына: Попробуйте почитать «Птицу в клетке» Кристин Лёненс (по ней снят известный фильм «Кролик Джоджо», но книга совсем не такая мультяшно-светлая). И, конечно, Генриха Бёлля. Сначала – «Глазами клоуна», чтобы увидеть тех самых «молчащих» во время становления фашизма, а потом – «Бильярд в половине десятого», чтобы узнать, что было после.
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в каталоге MyBook по желанию правообладателей.
Наши эксперты: Анастасия Петрич (в «Инстаграме» – drinkcoffee.readbooks), Виктория Горбенко (телеграм-канал «КнигиВикия»), Вера Котенко (телеграм-канал «Книгиня про книги») и Евгения Лисицына (телеграм-канал greenlampbooks).
Сегодня речь пойдет о романе немецкой писательницы и сценаристки Аннетте Хесс «Немецкий дом».
«Немецкий дом», Аннетте Хесс
(«Эксмо», 2019)
Евгения Лисицына: 7/10
Виктория Горбенко: 6/10
Вера Котенко: 5/10
Анастасия Петрич: 6/10
– Расскажите о сюжете.
Анастасия Петрич: 1963 год. Германия. Ева живет с родителями, которые держат ресторанчик с домашней кухней, работает переводчицей с польского, собирается замуж. Но однажды волею судеб она оказывается добровольно-принудительно втянутой в судебный процесс по делу бывших нацистских преступников.
Евгения Лисицына: Кажется, что в послевоенной Германии все спокойно, но стоит только главной героине немножко копнуть, как под мирной жизнью обнаруживается ужасная подкладка. И совершенно непонятно, как с этим быть дальше.
Вера Котенко: Одна молодая женщина совершенно случайно узнала, что вся ее семья – совсем не те люди, которыми кажутся. И что вообще все люди – совсем не те люди, которыми кажутся.
Виктория Горбенко: Героиня из «второго поколения немцев» соглашается на работу переводчика в судебном процессе над нацистскими преступниками и начинает осмыслять то, что в ее семье было принято замалчивать.
– Что скрывается за внешней канвой сюжета?
Петрич: Автор хотела рассказать очень много! И про холокост, и про вину всех немцев, которую усиленно культивировали в стране после войны, и про душное мещанство, и про положение женщины в обществе, про ее право быть услышанной.
Лисицына: В школе мне постоянно твердили закостеневшую фразу: «Равнодушие хуже фашизма». Здесь же мягко намекается, что равнодушие – большая часть фашизма. А равнодушие, направленное в прошлое, тоже ничего хорошего не несет.
Котенко: Героиня отвечает на вопрос своего брата ближе к финалу: «Что они сделали?» – «Ничего». Очень, в принципе, точно.
Горбенко: Это роман об индивидуальной и коллективной памяти. О том, где пролегает граница между потребностью в прощении и тем, что нельзя простить. О том, насколько трудно и насколько необходимо принимать груз чужой вины.
– Нужно ли что-то знать или уточнить перед началом чтения?
Котенко: Чую в вопросе подвох и задел на ожидаемый ответ: «Погуглите, пожалуйста, что такое холокост, Освенцим и когда случилась Вторая мировая война». Но уверена, среди читателей этого текста людей, которым придется гуглить, не существует. А вот когда именно вышел альбом Битлз A Hard Day's Night, можно и уточнить.
Петрич: Желательно прочитать более серьезные и ранние книги на тему концентрационных лагерей. Например, «Медальоны» Зофьи Налковской или «Смерть – мое ремесло» Робера Мерля.
Горбенко: Надеюсь, что про Вторую мировую, нацизм и холокост все знают, и этого будет достаточно. Но можно все же почитать про Франкфуртский процесс над военными преступниками, служившими в Освенциме, – именно он стал исторической основой романа.
Лисицына: Я искренне надеюсь, что общеизвестных сведений о войне и послевоенном времени достаточно для любого читателя. Так что можно не гуглить.
– В чем трагедия каждого из трех главных героев?
Горбенко: Их всех мучает чувство вины. При этом трагедии Евы и Давида зеркальны. Ева страдает от того, что невольно, через рукопожатие, оказалась сопричастна нацистским преступлениям. Давид мучается от того, что не может в полной мере разделить боль еврейского народа. Юрген стоит особняком. Его чувство вины более осязаемо, но проанализировать это без спойлеров у меня вряд ли получится.
Петрич: У них одна общая, но окрашенная по-разному трагедия: непростой жизненный путь и место в жизни, которое они усиленно ищут.
Лисицына: Все они чувствуют, что прошлое как-то должно влиять на их настоящее, но никак не могут уложить в сознании – в чем именно должно выражаться это влияние, чтобы кукуха не уехала.
Котенко: Трагедия у всех одна и та же: вина, с которой каждый из героев в том или ином смысле живет. Вина эта самая может быть даже не личной, а, к примеру, родительской – такую сложнее тащить, чем собственную.
– Что нужно современному писателю, чтобы говорить о холокосте и не выглядеть спекулирующим на теме?
Лисицына: Очень хороший и небанальный смысл. Иначе лучше браться за что-то другое.
Горбенко: Понять для себя, зачем он хочет поговорить о холокосте.
Котенко: Много чего нужно. Работа с историческим материалом. Эмпатия. Понимание, что именно ты хочешь сказать: из серии, знаете, просто поболтать «а вот помните, было время, страшно вспомнить, но я все-таки расскажу», или в этом всем есть какой-то смысл. Со смыслами нынче у многих современных авторов напряженка. А вот раньше, помню, было время!
Петрич: Ознакомиться с материалом, который уже есть. Почему-то у многих складывается впечатление, что достаточно почитать архивы и/или «Википедию» – и нормально. Фактически, не зная того, что было уже сказано в художественной и публицистической литературе, они оказываются заложниками постоянных повторов.
– Действие романа происходит в 1963-м, когда еще слышны отголоски Второй мировой. Как вам кажется, осталось ли чувство вины в современных немцах?
Петрич: Надеюсь, что не осталось. Тема вины немцев активно обсуждалась в первые десятилетия после войны в ГДР и особенно в ФРГ. Есть ли смысл сейчас об этом говорить? Сложно сказать. По «Немецкому дому» у меня сложилось впечатление, что проблема была выбрана исключительно потому, что такую тему проще продать. Особенно вплетая в нее актуальные сегодня вопросы.
Котенко: Я не уверена, что через книгу Хесс что-то такое чувствуется, – точнее, чувствуется, что она собиралась донести до читателя эту мысль, это очевидно. Так уж она старалась, но написала в итоге что-то совсем не то. Какой-то черновик, который можно было бы подписать: «А тут я тренируюсь быть Ремарком, хотя к черту, где мой кальвадос?»
Горбенко: У меня осталось странное ощущение. С одной стороны, главный медиум для Хесс – Ева, которую очевидно преследует чувство вины. С другой стороны, финал это чувство приглушает, делает акцент на том, что прошлое осталось в прошлом, с ним нужно как-то примириться и жить дальше. А есть еще сцена в варшавской парикмахерской, которую можно прочитать так, будто эта вина – вообще фикция и за ней стоит потребность самих немцев в утешении.
Лисицына: Если запрос на такой текст возник, значит, осталось. Мой примерно сорокалетний товарищ из Германии утверждает, что в них это вбивалось еще в школе. Не знаю, как с этим сейчас дело обстоит.
– Удалось ли автору передать дух эпохи?
Лисицына: Еще как. Сразу видно, что автор близка к кинематографу и умеет рисовать картинки. Одежда, музыка, некая клаустрофобная ограниченность передвижений – все очень красочно.
Горбенко: С трудом представляю себе 1960-е в ФРГ. Если это была эпоха молчания, то передать ее дух удалось.
Петрич: Я с этим временем знакома, как и автор, по картинкам. С самой Германией знакома ближе. В бытовом плане – да, эпоха передана. В мировоззренческом – она очерчена достаточно ясно. Я бы сказала так: декорации в этом романе лучше, чем игра героев.
Котенко: Хесс, очевидно, сценарист – вся книжка так и написана, словно сценарий писали, а не роман. Дух эпохи, впрочем, передан – чего у Хесс не отнять, так это какого-то неуловимого зимнего шарма, снега, по которому (и под которым) бродят герои, случайной ярмарки, запахов ресторана – словом, Хесс умеет визуализировать. Дело за малым – научиться писать романы.
– Кому может понравиться эта книга?
Горбенко: Интересующимся темой исторической памяти и коллективной вины.
Лисицына: Любителям исследовать психологические травмы общества.
Петрич: Тем, кто любит книги на такую тему, но в целом только начинает знакомство с эпохой, учится смотреть на нее не через попытки медиа сформировать у людей определенное мнение.
Котенко: *занудным голосом* Любителям книг про сильных героинь, чтобы она отказывала абьюзерам и давала отпор всяким хамам! А потом обязательно за них же и выходила замуж.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Горбенко: «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса. «Мальчик в полосатой пижаме» Джона Бойна. Да вот даже «Риф» Алексея Поляринова в одной из трех своих линий пересекается с «Немецким домом» в разрезе замалчивания и груза чужой вины.
Котенко: Соседненоминированный по «Ясной Поляне» «Военный свет» Онтадже – ее наверняка кто-то тоже вспомнит. Ровно то же самое: сначала некая ситуация, связанная с войной, – глазами ребенка. Детская память избирательна – и про это тоже. Удивительно похожие книги, только одна написана талантливо, а вторая – просто написана. Другой роман, который вспоминается неизбежно, – «Чтец» Шлинка, где герой так же внезапно узнает, что его любимой женщине ЕСТЬ, ЧТО СКРЫВАТЬ. Именно так, капсом. Шлинк прекрасно пишет, так что, пользуясь случаем, советую любимых немцев – берите не глядя.
Петрич: «Выбор Софи» Стайрона – книга о послевоенных судьбах тех, кто пережил лагерь, вызовет эмоции у читателя. «Татуировщик из Освенцима» Моррис – лагерная тема для очень неискушенного читателя. «Благоволительницы» Литтелла – история об отсутствии чувства вины за содеянное как противоположность идеи «Немецкого дома».
Лисицына: Попробуйте почитать «Птицу в клетке» Кристин Лёненс (по ней снят известный фильм «Кролик Джоджо», но книга совсем не такая мультяшно-светлая). И, конечно, Генриха Бёлля. Сначала – «Глазами клоуна», чтобы увидеть тех самых «молчащих» во время становления фашизма, а потом – «Бильярд в половине десятого», чтобы узнать, что было после.
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в каталоге MyBook по желанию правообладателей.
Поделиться
Другие материалы по теме «Блогеры читают»
О проекте
О подписке
Другие проекты