Тоня: Абрам, может быть, у нас все-таки что-нибудь осталось от вчерашней колбасы?
Абрам: Это идея. Надо посмотреть. (ищет)
Тоня: Ну что, осталось?
Аюрам: Осталось. Две страницы из "Луны с правой стороны". (показывает листок) Можем солидно закусить (печально усмехается)
В. П. Катаев «Квадратура круга», 1928
с этой отсылки и началось знакомство с малоизвестной и в свое время скандальной повестью.
Это история молодой девушки, которую, как говорится, перемололи жернова истории: старая жизнь ушла, пришла новая, а люди, тот самый процент оппортунистского ленивого дерьма, что существует при любом режиме и идеологии — остались прежними.
Повесть является ответом на кризис брачного поведения: после того, как религия, институт, в прошлом державший монополию на брачное поведение, нивелировалась в значимости, регистрация брака и мораль разово отданы на откуп людям. На момент 1920-х, когда альтернативой была физическая принадлежность на всю жизнь, когда развод связан с невероятным позором (вспоминаем Анну Каренину), это было прогрессивно. При этом в определённых слоях молодёжи назрел кризис: многие передовики комсомола массово отказывались от семьи и брака. Если мои слова кажутся вам крамольными, держите в голове современные максимально демократичные правила приложений для знакомств, когда встречи превращаются в приём у врача.
Тем не менее, критика автора меня удивила: он вкладывает адекватные мысли в реплики полных неадекватнов и наоброт. В повести нет ничего однозначного, кроме объективной необходимости заниматься адекватным трудом. Например, ликвидацию безграмотности надо проводить? Надо. И нефиг в городе демагогию разводить.
И почему я вцепилась в эту повесть? Уже много лет меня занимает феномен «Мастера и Маргариты» : мне казалось, это чуть ли не единственная отечественная повесть про всякую городскую хтонь... В Луне с правой стороны хватает своей хтони. Персонажи показаны застрявшими между двумя мирами — миром реальных интересов и миром каких-то идей, свобод, которые уже не знаешь, куда засунуть. Таня из активистки превращается в тень себя самой, высыхает, как труп и сама себя такой называет.
Единственное, что покритикую: слог в повести очень рубленный. Это — газетная манифестация, и писал её явно не Паустовский.