«Роман» читать онлайн книгу 📙 автора Владимира Сорокина на MyBook.ru
Роман

Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook

Премиум

3.51 
(39 оценок)

Роман

515 печатных страниц

Время чтения ≈ 13ч

2022 год

18+

По подписке
549 руб.

Доступ ко всем книгам и аудиокнигам от 1 месяца

Первые 14 дней бесплатно
Оцените книгу
О книге

Роман, молодой столичный адвокат и художник-любитель, уезжает в деревню к дяде, круто меняя свою жизнь в поисках нового смысла и вдохновения. Он попадает в пространство русского романа конца девятнадцатого века, в его неспешный ритм и идиллический ландшафт. Здесь все кажется бесконечным – трапеза, охота, сенокос, пожар, лес и традиционные споры о судьбах России.

Владимир Сорокин восстанавливает помещичье-дачный быт и персонажей русской прозы с такой любовью и тщательностью, что может показаться, будто его задача – написать еще один классический роман.

Но это, конечно, не реконструкция, а деконструкция. Бесконечная идиллия заканчивается вроде бы внезапно, но на самом деле предвестники финала начинают постепенно прорастать сквозь текст, подобно диковинным цветам распада, разрушая устоявшийся, патриархальный русский мiръ. Пастораль превращается в триллер.


Содержит нецензурную брань!

читайте онлайн полную версию книги «Роман» автора Владимир Сорокин на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Роман» где угодно даже без интернета. 

Подробная информация
Дата написания: 
1 января 2021
Объем: 
928590
Год издания: 
2022
Дата поступления: 
18 мая 2023
ISBN (EAN): 
9785171458034
Время на чтение: 
13 ч.
Издатель
442 книги
Правообладатель
179 книг

angelofmusic

Оценил книгу

В ноябре-декабре я начиталась и написала про постмодернизм чуть больше, чем это полагается здоровому человеку. К этой рецензии я не могла приступить месяца три. Уже знаю, что в постмодернизме нет хорошего и плохого, только индивидуальное отношение. Но давайте так...  Сперва кусок текста, который я написала, когда была на середине книги, затем - мои итоги по прошествии трёх месяцев. И реца не просто спойлер, а суперспойлер, так, к слову.

_____________________

Мммммм... В общем, прежде, чем я погружусь в пучины спойлера, предупреждаю: вчитываться в книгу не имеет смысла.

Погружаюсь.

А я-то дура вчитывалась поначалу. Я всё думала, что весь этот текст прикрывает явное непотребство и чеховские ружья на каждой стене призывно-эротически блестят дулами. Ахха, тянет Роман Лексеича на молоденьких, явный же педофил, интересно, Владимир Георгич это как-нить к Николаю Ставрогину отнесёт? А милые дядя и тётя? Наверняка же, детей не имеют потому, что рожают и съедают. В свою оргию Романа Лексеича примут потом али как? И Зоя, видать, много про Романа Лексеича узнала, что свалить захотела...

Потом мне стало скучно. Потом я поняла, что это просто нагнетание объёма, тяжёлая обида на хреновые книги и доведение их до гиперболы. И что из большинства страниц "ружья" не получится никак. И пошла я себе спойлерить, что и как.

И вся такая: "И всё?". Никакой там чёрной подоплёки происходящего? Просто разочек украсит Роман иконы кишками знакомых? И ЭТО ВСЁ? На фиг тогда было вчитываться? Не, я понимаю, что Сорокин стебёт любителей всей такой переживательной прозы ниачём, чтобы побежать на край оврага, а сердце так сладко ноет, а тоска такая вокруг берёзки обвилась и вся на ветру так и трепещет, так и трепещет... Но я-то здесь причём? Я пришла за кровь-кишки-фекалии и "всё не то, чем кажется". А всё именно то, чем кажется, увы. Ну, и чутка кишков с фекалями - так, на посыпочку. И я понимаю, что СОРОКИН и Сорокин-89 - это разные Сорокины. Что Сорокин-89 так аккуратненько в уголочке кого-то расчленит и будя, это вот СОРОКИН готов написать постмодерн, где Акакий Акакьевич во время ге... гм, нетрадиционной оргии (помню о новом законе, помню) будет плакаться о шинели, да трупиком младенчика заедать, а предварительно про младенчика таки в начале упомянет. Но я-то не знала, что эта книга не СОРОКИН, а Сорокин-89! В общем, у меня свой постмодерн в голове. С фантами и дамами!

В общем, как это вижу я. В последней главе Владимгеоргыч пошёл резвиться. Прочитала массу рец, никто не  заметил рояль в кустах, а он там есть. Реальный рояль и реальные кусты.

___________________________

В общем, как вы поняли, я хотела дискурса, деконструкта и чтобы мне старинный роман разорвали в клочья. И тут важный вопрос по каким швам конструкт будут рвать. И я понимаю, что игра, скорее всего, есть. Просто её мало.

Весь роман - это специально плохо написанное произведение. Уже говорила в другой реце, что полагала, будто там один Тургенев, но на Гарина-Михйловского похоже намного сильнее. В восьмой главе Сорокин начинает катать пародию. Это вот как раз никем не замеченный рояль в кустах, постоянно восторженное состояние ГГ, повторение до тошноты одних и тех же фраз и пр. То есть автор поступает ровно по заветам: сперва он показывает, что умеет писать так, как старые мастера, а потом демонстрирует, что на фиг ему это не сдалось.

Проблема заключена в том, что у Сорокина бы получилось то, что никак не могут нормально воплотить неовикторианца с начала нулевых - подпустить в классический текст необходимую грязь. Не внезапно сошедший с ума Роман, а безумие, которое было в человеке всегда. Ещё, с чем приходилось иметь дело параллельно - это образ Ставрогина из "Бесов". Это же три разных характера: экзальтированный мальчик, молодой человек, кусающий за ухо чиновника ("он выходит на крыльцо, чтобы сесть на должностное лицо"), утомлённый негодяй-манипулятор, перетрахавший всё живое и неживое, которому всё показательно надоело. Но люди слишком любят негодяев, потому никто не видит, что Достоевский как-то провалил характер, истерично повизгивая "Ах, отстаньте, всё в этих таинственных лакунах повествования, заграница его испортила. И меня тоже! Ой, я это вслух сказал?".

Я не знаю отношение Сорокина к Достоевскому и мне параллельно. Но Сорокин сумел бы увидеть проблемы достоевского персонажа и в своего засунуть грязь изначально. Скрыть её. Заставить читателя искать. Постмодернизм - это игра. Это только в наших реалиях с какого-то перепугу постмодернизмом стали называть маргинальную прозу. А постмодернизм в сути своей утверждающий "ничто не истина, всё позволено", даёт возможность создавать такие миры, которые стали бы истиной. Уничтожение, которое станет творением. Деконструкт, который приведёт к новому конструкту.

Да, само собой, имеется в виду, что роман, как жанр, был сперва бытоописательным, а затем скатится к механическому описанию действий. И сдохнет. Но не было бы более глубоко, если бы тьма в Романе символизировала бы изначальную тьму в романе, как жанре? Да нас*ать, что там требуют или не требуют законы постмодернизма, законы жанра для человека, а не человек для законов. Тьма в Романе была бы логична, так как и романы пишут люди, люди всё равно несут в себе и хорошее, и плохое, и потому это будет прорываться в их писанине. И вот этот поиск больного в персонаже, был бы идеален и для внутреннего сюжета (развитие персонажа), и для внешнего (развитие романа), и для долбанного постмодернизма, так как при втором почтении читатели бы продолжили игру, они смогли бы находить спрятанное.

Если всё происходящее в книге только символизм, то адски жаль. Но я всё же понадеюсь, что книга глубже, а потому и сам сюжет имеет смысл. Дуролом (для внешнего сюжета, видимо, это символ читателя или писателя идиота) постоянно несёт в себе некую угрозу. Именно с его появлением меняется атмосфера, постоянно кажется, что сейчас он начнёт убивать. Насколько я поняла (тот, кто внимательно читал последние страницы с убийствами, отдельный вид извращенца, я не из них, я эстетский и изысканный извращенец, чтобы вы знали), Дуболом не попал под раздачу, когда Ромочка положил всю деревню. То есть Дуролом знал, что произойдёт, и вовремя смылся. Во внутреннем сюжете (если мы верим в реальность перонажей, а не только в то, что они символы) совершенно не ясно, какого апельсина (привет, Чебурашка!) Дуролом дарит молодожёнам деревянный колокольчик. Но в случае, если Дуролом знает о магических свойствах колокольчика (я бы предположила, что всё могло содержаться во свойствах Ромочки, ну, воспитывался вместе с собачками Павлова, реагирует на звонок, но, увы, колокольчик завораживает и Татьяну, так что дело в колокольчике, а не в дурацком Роме), то ясно, что он как раз подталкивает Рому к этому финалу. Не буду думать над тем, что символизирует Татьяна (как минимум, Ларина), извращения в литературоведении должны доставлять удовольствие анализирующему, то есть мне, иначе я не вижу смысла ими заниматься. Обращу внимание на то, что в "Метели" Сорокин ломает пространство, в "Романе" действие внутренне логично, безумие только в повествовании. Автор повторяет необыкновенное количество раз действия Романа, по сути заворожив читателя, который полагает, что найдёт обоснование происходящего.

Итожа, мне не понравилось. Мне хотелось второго дна. Но его нет. Это не цельное произведение, вот, что мне не нравится. Роман мог бы сексуально удовлетворять инопланетян-рептилоидов, рыть подземный ход к Красной площади, сменить пол, схватить всех женщин в посёлке и заставить их петь в своей рок-группе. Концовка никак не связана с началом. По сути, восьмой главы довольно для всего романа, начало как раз не нужно. В общем, жаль, у меня были высокие ожидания на роман. Уже сказала в чём. Я искала болезнь в персонажах. Я ожидала, что рваться всё начнёт с них. И мне стало скучно в момент, когда я поняла, что большинство подробностей физически не могут сыграть ни в прошлое, ни в будущее.

Если бы весь Крутой яр под конец бы приготовил бы и съел Романа с Татьяной, то это было бы красивее. Можно было бы перечитывать и искать где и когда звучала уже эта нота, указывающая, что мир безумен. Даже через символизм, нам требовалось понять, где скрывалась нотка безумия в нас самих, где она была в самом Романе/романе, почему нам захотелось грязи, кишок и капрофилии. Внезапно всей планетой сошли с ума, простите, не объяснение. И если какой-то Дуролом играет на колокольчике, чтобы всех нас свести с ума, что-то грязное есть в нас, что мы не заткнули уши, не вырвали колокольчик и не сломали его, а стали танцевать крысиный танец под эти деревянные перестуки.

6 февраля 2023
LiveLib

Поделиться

yrimono

Оценил книгу

Зачем Роман Лексеичу топорик?

Дорогия пользувутеля тырнет-сайту ливелиб-точкару. Пишет вам, соколики да лебедицы, Лета Лексевна, бабушка Танюши Манюшиной, из деревни Малыя Какуши. Моя внученька, чур ея ото всякого злодеяния, младая отрочица, нежного осьмнадцатилетия от роду, узнала с вашево сайту об так обзываемом писактеле Сорокине, а я б ево Порокиным наименовала, чево ему клицее намного было б, ибо какой он писактель - чорт рогатый вот он хто есть, аспид в козлином руне, своих лукавоимных вредочернильных делов курочец. Кстати, здравствуйте, милыя. Дык вот, прочла моя внученька, красна девица невинная, книжицу ентого птицефамильца-лихописца и в церкву божию севодня не пошла. Ан и дед мой, Митрофан Ильич, тот што муж, хотя и есть сам теребень кабацкая, но на заутреню завсегда йдёт, хотя и приснёт бавалыча иной раз во храме али у калиточки во дворе. А эта в отрез отказывается, бесова дурь ей взбрела. Возрешила тадыть я и сама сию отраву для ума познать, штоба смекнуть, как разуму-уму малУю поучать, с чем дело имею. Итак, села я на заваленку с подсолнухом черносеменным, да кваском домашним, хлебным, очки надела: как тилигент какой, сижу, книжую. Роман "Роман" - эвона как обозвал, окаяннай, дажо думыть лень ему было. И героя так же - Романом окличил, дармоед чортов, небось деньги плотют, я б такого работничка кочергами с крыльца да в шею! Но квасу в рот набрав, а терпенья набрамшись вовнутрях своеях, твёрдо продолжила чтению, благова дела заради. И тут, касатики, мне даже пондравилось поначалу, а што, про деревню писано: рыбалочка, грыбки-ягодки, охота (я-то сама не хожу, а дед молодой ходил по утку, бывало). И церковныя праздники, церквы, лесочки, полюшки чистые, добрососедства, да дяла молодыя от чаво уже поотвыклася я, старая, на землице мать-сыра пора мни лежать, да полёживать, дабы тело приобвыкало, свыкалося. А в книжонке-книжице всё застолия, да мысли-рассуждения толкуют, да то да сё да полюшко русское, да тележенька лошадушками запряжёна кудый-то везёт, а там ужо и костерок и до самовара недалече, а там и лес-лесовал пахучий еловый, берёзовый, грибки, лихолесье дремучее, выворотень завалимшийся, луна-солнышко ходуном ходит, люди туда-сюда, застольишко, грибки-маринады, водочка, да наливочка. И Роман Лексеич маслят-то возьмитя, хоспади спаси, к мужику-то к нему ближей нада б. И так мене енто дело закуролесило, што и не заметила, как вечёр настал. Тут дед с внучкой вышли, жрать им подавай. А я в крик, старый ты дурак глаза с утра залил поди хоть одну дровину разруби, а ты Танька хватит ужо как барыня всё книжки читать, иди щти деду свари, да картоху почисти, а то от бездельев ужо окосела, дура ты, зассыха, простихоспадя. Спужалися они моего реакция и разбежались хто куды. А я дочитывать села. А дед Митроха, пужливый до меня стал, как запил, даже чекушку свою выронил. Я ея и оприходовала, хватит ужо ему нажрамшись на печке дрыхнути, да храпом гармоний в избе портить, да и воздух, но ужо не храпом. В общем, дочла я к ночи ближе, допила бутылку водки и стала книжку эту рвать и плявать в неё и другое на неё делать, а потом в дом забежала и крячу: "В стороны все! Прочь с дороги!" И в печь чаго от книжки осталося зашвырнула. И бяжать. В реку плюх и поплыла. Старая, дряхлая, плюгавая, а... Плыву. Выплыла пёс знает где, выхожу на берег, иду к домам. "Сынки, что за улица, Синичкина аль Журавлёва, потерялася не найдуся?" Глядят, как на привидение, крестятся: "Сорокина, бабуль, Сорокина улица". Как? Где? У нас отродяся такой не было! В опщем как домой добралася не помню, но токмо Таньке своей внучке высказала, да и вам, орлики, сказываю: "Книжка - говно, но очень крутая, мне понравилась, хотя у вас свой череп в голове, вот и решайте читать вам такое али нет, мы в дерёвне к говну-то привычныя."

P.S.: Лимерик о прочтении данной книжки. Для интересующихся есть небольшой, переполненный сплошным гноем спойлером рассуждений по сабжу, но в какой форме его подать, я пока не придумал. Думал нарисовать оси координат, где по одной шкале нарисованы штампы классической русской литературы, а по другой - кишки, мозги и т.д. И график... Но вдохновения не было.. рисовать).

6 марта 2013
LiveLib

Поделиться

Phashe

Оценил книгу

Мне это напомнило стриптиз. Она танцует, медленно подёргивает то трусики, то лифчик, то обнажённая часть груди покажется, то ещё что-нибудь слегка промелькнёт. Смотришь и всё ждёшь, когда же уже дойдёт до главного, но суть стриптиза в том и есть – дразнить, распалять; главного там нет. А потом она резко сваливает, твоё время кончилось, и ты такой сидишь и понимаешь, что тебя сейчас только что неплохо подразнили, возбудили и всё. Сидишь и пьёшь чего-то из своего стакана. А вскоре появится администратор и попросит освободить комнату для приватных танцев.

Конечно, Сорокину хочется за этот роман дать в морду, а потом добавить тяжёлыми берцами по рёбрам. А потом, по старой христианской традиции, пасть ниц и начать молиться, восхвалять и обожествлять того, кого только что принёс в жертву. «Какой человек был!»

Первые пятьдесят страниц: «Это же надо, что за сволочи, что за вредители! Взяли, за ногу его, Тургенева и обозвали Сорокиным, да ещё в интернет выложили, тьфу на таких, срамоделы! Суда им нет». После первого полтинника меня начало подташнивать. Таких сферических характеров в вакууме давно не встречал в литературе: и местный сумасшедший, и добрый барин, и обжора-жизнелюб, и циник-мизантром – все есть и всё в крайне гипертрофированной форме. Просто натасканы все прототипические герои отовсюду из русских романов XIX в. и засунуты под одну обложку.

А потом понимаешь: «Не, ну надо же так, вот же, зачем такие хорошие книги писать? До слёз хорошая. Читаю, и тошнит. Читаю, и тошнит. Ну так характеры прописаны, так быт описан, такие описания красивые! Что читаешь, и тошнит; читаешь, и тошнит».

И, в общем, прочитал уже почти всю книгу, сидишь уже такой, ощущаешь себя несчастной жертвой обмана, которую только что развели, даже грустить уже немного начинаешь, не столько за деньги жалко, сколько за то, что тебя так по мальчишески провели, что повёлся на такую древнюю как мир разводку, что скотские твои желания тебя опять выставили перед самим же собой в жалком свете. Но тут печали внезапно приходит конец – возвращается та самая стриптизёрша, что тебя так раздразнила и так опечалила своим исчезновением. Сама вернулась! Без одежды, вообще без одежды, и стоит даже без волосяного покрова, и без кожи даже, и местами кости даже оголены. Вошла, стоит и смотрит, улыбается, и держит в одной костяной руке окровавленный топор, а в другой кишки, намотанные на кирпич. И ты сидишь такой и думаешь: «Вот это стриптиз! Вот это перформанс!»

Сорокин сделал то, чего все нормальные дети страстно мечтали сделать в свои школьные годы – убить всех классиков и всю классику: всех писателей, все их романы, всех героев, саму идею классического романа. Потом эти дети выросли и стали постмодернистами, объявили смерть романа, а некоторые не просто объявили, да ещё и показали это наглядно.

Сорокин убивает классический русский роман, причём, этот бунт свершается именно так, как и должен происходить русский бунт – бессмысленно и беспощадно; и совершается этот бунт символическим оружием русского бунта – топором.

Нельзя не прибегнуть к той же русской классике, которую Сорокин весело выпиливает вырубает. Неприлично это совсем, но – «Преступление и наказание». Раскольников крушит два черепа, после чего долго страдает и мучается. Роман Сорокина представляет перевёрнутый вариант Раскольникова – он сначала долго мучается в нормальности мира, а потом крушит, только уже не два черепа, а, пожалуй, несколько сотен.

Всё финальное описание убийств и расчленений по сути теряет всякую художественную ценность, но взамен приобретает некоторый сакральный элемент – становится подобием мантры (убийство романа всё же ритуальное действие). В таком тексте появляется некоторый рубленный ритм, который задаётся постоянными повторяющимися действиями и начинает действительно чем-то походить на молитву. Раскручивающийся узор от одного дома к другому; потом от дома к церкви и обратно; потом уже внутри церкви свои узоры, выстраивание тотемов, постоянное наращивание действий.

Постмодернизм провозгласил смерть автора, смерть романа. Вот, собственно, Сорокин это всё и реализовал. Это скорее даже не столько художественное произведение, сколько художественная реализация теоретического манифеста.

26 февраля 2016
LiveLib

Поделиться

Что может быть красивей, милей и проще букета из луговых цветов и трав, собранного в горячую пору сенокоса? Ни яркие розы, ни пышные гладиолусы, ни изысканные лилии и орхидеи не в силах затмить этой неповторимой красоты, этого подробного многообразия форм и соцветий: темно-синие, невинно склонившиеся колокольчики на тоненьких, робко подрагивающих стебельках, приветливые в своей простоте ромашки; грациозная «куриная слепота» с нежно-желтыми слезящимися цветками; пушистый нежно-розовый, доверчивый клевер; подробный, густой, как цветущая липа, зверобой; буйный, по-царски яркий татарник; скромный иван-чай; опьяняюще нежный «львиный зев»; прямодушный и неприхотливый, как средневековый воин, осот; желчная, крепкая сурепка; затейливые, словно вырезанные из сандалового дерева «кукушкины слезы»; незаметный тысячелистник и, наконец, изумительный, вплетающийся резными листьями папоротник. Сколько гармонии в таком букете! Свежесобранный, с еще не скошенного луга, перетянутый травинкой, он радует глаз, дышит густым ароматом трав, притягивая гудящих над лугом насекомых: ему не нужны ни кубок, ни ваза.
17 мая 2018

Поделиться

Он словно зажигал в себе какой-то невидимый волшебный фонарь, наводил его на описываемое событие, и все вдруг начинало сверкать в этих лучах необычными красками, воспламеняя и будоража и слушателей
4 мая 2018

Поделиться

дезавуировать сюрпризы, помогли бы мне лучше, – Рукавитинов сошел с террасы
23 февраля 2018

Поделиться

Автор книги