Очень… глобальная получилась книга у Стефана Цвейга. Не могу, положа руку на сердце, сказать, что она мне очень нравилась в процессе чтения. Слог у писателя очень легкий, плавный, филигранный, но периодически возникает чувство, что он очень уж сильно «растекается мыслию по древу». И это заразно, надо сказать. Книга обладает отсроченным действием. Отложишь, прервешься – и в голове вдруг заводятся мысли. Вспоминаешь то, другое, сопоставляешь. Думательная, в общем, такая книга.
«Вчерашний мир», хотя и автобиографическое произведение, автобиографией в полном смысле слова не является. Потому что Цвейг пишет не о себе. То есть о себе тоже, но довольно мало и постольку-поскольку. О семье почти не упоминает, о женах – вскользь, даже о своем творчестве – очень кратко и, по большей части, в тех случаях, когда может таким образом проиллюстрировать окружающую обстановку.
Больше он пишет о том, что происходило вокруг него. О том, что он видел, слышал, о чем говорили те или иные люди, каковы были настроения в тех или иных кругах общества, во что верили и во что верить перестали, как менялась культура и представления о нравственности. Описывает людей, с которыми был знаком, с которыми дружил, которых любил и уважал: Ромена Роллана, Райнера Марию Рильке, Зигмунда Фрейда и многих других. К сожалению, об очень многих из тех, о ком он рассказывал, я знаю чуть меньше, чем ничего, поэтому читать про них было не очень интересно.
Вообще друзей и просто хороших знакомых у него было великое множество по всей Европе. Буквально, в какой бы город ни приехал Цвейг, в связи с каждым он упоминает про друга, с которым надо встретиться, а чаще – и не одного. Он всегда стремился быть этаким «гражданином мира», причем во всех смыслах: принадлежать всему миру и способствовать миру. Много путешествовал, особенно в юности, когда мир был открыт для перемещений, подолгу жил в разных городах Европы (профессия и материальное положение позволяли), знакомился с людьми, впитывал дух страны, если можно так выразиться.
Каков же был «вчерашний мир» (тот, что был разрушен с приходом Первой мировой войны, а потом нацизма), точнее, каким его запомнил известный австрийский писатель?
С одной стороны, в обществе все еще было много косности. Это было, так сказать, общество, застегнутое на все пуговицы. Ценились солидность, основательность, респектабельность, уважение к старшим и почитание традиций. Молодая девушка из приличной семьи не должна была до брака знать о жизни совсем ничего. Молодые мужчины специально отращивали бороды, чтобы казаться старше. Карьеру следовало делать постепенно, в соответствии с возрастом. Люди никуда не торопились и шли по «заданному» жизненному пути. Все «неприличное» замалчивалось и игнорировалось как несуществующее (проституция процветала).
С другой, это было очень открытое и мирное время. Войн в Европе не было уже несколько десятилетий, выросло целое поколение, не видевшее ни одной. Перемещаться можно было свободно, не требовалось ни визы, ни паспорта, чтобы поехать, скажем, в Америку или Индию. Цвейг говорит: наверняка современная молодежь и представить себе такого не может (и сравнивает, как впоследствии для выезда за границу стали снимать человека в профиль и анфас – как преступника). Что правда, то правда, сейчас, особенно на фоне современной обстановки, сложно такое представить.
XX век, по всеобщему ощущению, должен был стать веком прогресса, свободы, процветания. Жизнь становилась комфортнее благодаря техническим новшествам. Искусство переживало расцвет – автор, родившийся и выросший в Вене, особенно это почувствовал, буквально «впитывая» в себя музыку, спектакли, стихи и все, что только можно. Классическое гимназическое образование с нудной зубрежкой и унылыми преподавателями никого не вдохновляло, а вот театр и тех, кто к нему причастен – боготворили.
Люди не верили всерьез в возможность войны. Политические конфликты, конечно, случались, куда без них, но их удавалось урегулировать мирно, и к этому привыкли. Цвейг вспоминает, как после того самого убийства Франца Фердинанда никто не расстроился (не любили его ни в семье, ни в народе) и никто всерьез не ждал, что этот предлог будет использован для начала военных действий. Люди спорили, обсуждали, но, в основном, думали, что все снова, как раньше, разрулится мирным путём. Буквально до последнего момента люди спокойно жили своей жизнью, тогда как из Германии в Бельгию уже шли поезда с орудиями…
А когда война все же началась и была объявлена мобилизация... Цвейг очень интересно описывает, как людей (по крайней мере, в Австрии) в первый момент охватил патриотический экстаз. Многих захватило чувство собственной важности и нужности, они призывали к победе над «врагами», которые вот совсем недавно были просто соседями или даже друзьями. Буквально нельзя было узнать вчерашних гуманистов. Те, кто, как Цвейг, не скрывал своих антивоенных настроений, становились изгоями и сами чуть ли не врагами. Цвейг совместно с единомышленниками из других стран (общаться с которыми во время войны было, конечно, сложно) пытался что-то сделать ради восстановления мира. Он и его друзья видели будущее в культурном единстве Европы. Но в тот момент их мало кто слышал. Это было похоже на коллективное помешательство, подогреваемое соответствующими сообщениями в газетах и призывами правительства. Однако через какое-то время люди стали «просыпаться» и осознавать, что произошло. Мир изменился бесповоротно, а на обломках старых империй еще только предстояло строить новую жизнь. А уж что там выросло, когда и двадцати лет не прошло, всем известно.
О послевоенной инфляции в Австрии, а особенно – в Германии, я уже имела представление по книгам Ремарка («Черный обелиск») и Фаллады («Волк среди волков»), но Цвейг еще больше дополняет эту картину, приводя примеры, которые не укладываются в голове: как вообще люди пережили этот период. Впрочем, люди, как показывает история, таковы, что способны пережить вообще всё. Но не все.
По воспоминаниям наблюдательного, тонко чувствующего и умного очевидца можно проследить, что происходило в Европе в эти годы, как постепенно менялась жизнь во всех своих аспектах и куда «дул ветер». Случилось ему посетить и СССР, об этих впечатлениях тоже интересно прочесть. А также о том, как постепенно назревало новое бедствие и как так вышло, что поначалу Гитлера никто не принимал всерьез, ведя политику мирного урегулирования, а потом уже стало поздно. Десяток мирных лет сменился новым витком истории, куда хуже предыдущего.
Показательно, как на свое пятидесятилетие (1931 г.) Цвейг размышлял, что жизнь ему дала все и даже больше: он занят любимым делом, книги его читают (кто может это отнять?), у него есть дом, друзья, независимость и возможность путешествовать. И даже промелькнула мысль, что, может, нужна некоторая встряска.
Что ж, она не заставила себя долго ждать. Книги автора запретили, его имя тоже, дом обыскивали под надуманным предлогом, в итоге он вынужден был покинуть страну (но тут ему, прямо скажем, повезло много сильнее, чем большинству его соотечественников: у него была возможность спокойно уехать в эмиграцию в Англию и были средства там жить, и сделал он это очень вовремя, а не тогда, когда уже нужно было бежать хоть в Конго, лишь бы подальше).
Повествование заканчивается 3 сентября 1939 года, когда Англия объявила Германии войну. В тот день и в Англии, как «враждебный иностранец», Цвейг стал персоной нон грата.
Когда я дочитала книгу, меня немного удивило, что она как будто бы обрывается. Почему именно на этом моменте? Словно автор хотел что-то еще сказать, о чем упоминал между строк до этого, но в итоге не сказал.
А потом присмотрелась к датам – выхода книги и смерти писателя – и подумалось вот о чем. Цвейг писал книгу в последние годы жизни, и его воспоминания были опубликованы уже после смерти автора. Так что, быть может, он и хотел сказать что-то еще, но в какой-то момент передумал и поставил точку. Точку страшную: в январе 1942 г. Стефан Цвейг вместе со своей женой покончил жизнь самоубийством.
Почему так? Решил, что мир окончательно рухнул, фашизм победил и жить в этом мире больше нельзя? Точно уже не узнаем. Можно только прочитать воспоминания и пожалеть, что финала автор так и не увидел.
