Подменыши. Украденные жизни

Проклятого и похищенного «тайными людьми»ребёнка можно было спасти несколькими способами. Во-первых, ребёнок может быть «отброшен», то есть, возвращён по усердным молитвам родителей и специальным молебнам священника. Причём, от родителей требовались не только молитвы, но и публичное искреннее покаяние, признание своей вины. От таких совместных истовых молитв «лешего начинает что-то жечь и он откидывает проклятого к родителям. Откидыша находят где-нибудь в поле, совершенно одичавшего». Его тут же следовало окропить святой водой, и тогда он останется целым и невредимым. После возвращения ребёнок либо ничего не помнил и не рассказывал, либо рассказывал о своей жизни у лешего, который, якобы, носил его по лесам и кормил «неблагословенной» пищей, то есть, похищенной у хозяек, не совершивших над ней обычных предохранительных действий. Во-вторых, возвращение к людям возможно через переходный обряд – свадьбу или «накидывание» на похищенного креста (свой крест леший сразу же заставляет ребёнка снять). Кроме креста можно накинуть на похищенного предметы, имеющие особое, сакральное значение – подвенечное платье матери или мережчатую сеть. Возможность возвращение полностью исключалось только в том случае, если мать проклинала своё дитя «на веки вечные».

Иная судьба у проклятого ребёнка, унесённого «тайными людьми» (лешим, водяным и тому подобными природными духами). Такой ребёнок становится «тайным человеком», невидимкой бродит по белому свету, отыскивая себе пропитание: пьет молоко, оставленное в горшках неблагословенным, снимает с крынок сметану. Единого мнения о том, как складывается дальнейшая судьба похищенных детей, нет. Воспитанные лешим дети либо получали тайные знания, становились колдунами и знахарями, либо дичали, переставали понимать человеческую речь, носить одежду, обрастали мхом и корой. Они становились невидимыми для людей, хотя сами видели и слышали своих родных, тяжело переживали разлуку, но открыться не могли. «В лесу проклятые живут обыкновенно недолго и скоро умирают. А если и случится, что кто-нибудь по усиленным молитвам матери, выживет, то находят его в самом жалком виде: ходит он одичалым, не помнит, что с ним было, и сохраняет полнейшее равнодушие ко всему, что его может ожидать при совместной жизни с людьми» [Максимов 1994: 66].

Душа похищенного чёртом ребёнка (приспанного матерью, подменённого головёшкой) считалась погибшей, если мать не спасёт её постоянными молитвами в течении сорока дней при строжайшем посте. Если ребёнка похищал сам Дьявол, то он заключал пленника в тёмной и тесной темнице, навсегда лишая света. Считалось, что в таком случае ребёнок будет вечно проклинать свою мать за то, что она не уберегла его. Для спасения души ребёнка матери следовало три ночи простоять в церкви на молитве, но далеко не всякая женщина решалась на такое страшное испытание. В новгородской версии данного сюжета мать приспанного ребёнка должна провести в церкви три ночи, держа мёртвого малыша на руках, чтобы освободить его из-под власти нечистой силы. Женщина испугалась испытания, и вместо неё пошла крёстная мать ребёнка. Она выдержала все искушения бесов, и младенец был возвращен ей – живым. Но чаще вопрос стоял не о спасении жизни, а о спасении души ребёнка. Церковь в славянской народной традиции не представала территорией, защищённой от дьявольских козней (вспомним знаменитую повесть Н. Гоголя «Вий»). Поэтому обряд ночного стояния в церкви являлся, в представлении крестьян, по-настоящему страшным испытанием. Когда женщина, оставшись одна в церкви, вставала на ночную молитву, вокруг начинали твориться всяческие ужасы. Позади женщины поднимался хохот и свист, слышались топанье, пляски, временами детский плач и угрозы. Раздавались бесовские голоса, обещающие: «Оглянись – отдадим!» Мать слышала, как кричит её ребёнок: «Не мать ты мне, а змея подколодная!» При этом оглянуться для женщины означало навеки погубить себя и ребёнка. В таком случае черти разрывали их на части. Если женщина выдерживала искушение, ей показывали ребёнка – чёрным, как уголь. Показывали его всего на одну минуту, перед тем, как запоют вторые петухи. На вторую ночь происходило то же самое, но на этот раз ребёнок не проклинал мать, а твердил ей одно слово: «Молись!» После первого петуха на мгновение появлялось дитя, уже наполовину белое. Третья ночь считалась самой опасной: бесы начинали кричать детским голосом, пищать и плакать, захлёбываясь, с отчаянными взвизгами умоляли взять их на руки. Женщина должна была стойко выдержать искус и тогда среди этих отчаянных воплей слышался настоящий голос ребёнка: «Матушка, родная ты моя! Молись-молись, скоро замолишь». На исходе ночи, после третьего петуха, дьявол бросал перед женщиной мёртвого, но совершенно белого, то есть, очищенного ребёнка. Мать слышала его прощальный голос: «Теперь ты мне родная мать, спасибо, замолила!» Такой финал для благочестивых людей представлялся вполне благополучным.