В сторону Свана

Марсель Пруст рожден для аудиокниг.
Если читать его кружевные романы, длиной в космическую ночь и лишенные сюжета, сидя в глубоком кресле или полулежа, или за столом – с монитора, обязательно заснешь.
Капитуляция неизбежна.
Я думаю, что даже те арбатские старушки, у которых бабушки были арбатскими старушками, держат томик Пруста на ночном столике, прежде всего, чтобы экономить на снотворном.
И порой убивать чертей.
Пруст начинает работать в дороге!
В плеере.
Вот ты сидишь в троллейбусе и смотришь в большое окно, как едет черный мерседес сквозь медленно падающий снег. Женщина подпевает радио. Барабанит по рулю. Ты наводишь фокус глаза то на снежинки, то на мерседес и думаешь о запахе ириса и дикого боярышника, про который вспоминает герой Пруста. Ты рассеяно шепчешь: все-таки Ирис или ирИс?! И не понимаешь, что является реальностью: запах боярышника, мерседес, медленно падающий снег, Пруст или ты, едущий на работу?!
А потом звонит телефон. Вынимаешь один наушник, говоришь. И к ирису, мерседесу, троллейбусу и женщине добавляется еще один голос.
«Погромче, пожалуйста», – просишь ты.
Но вот остановка. Выбегаешь. И на тебе – ветер в лицо, и скрип под ботинком и, конечно, ирис, голос в трубке, дикий боярышник, накладные волосы тетушки Леонии, Комбре, и успеть бы на светофор…
Все пускается в снежную пляску.
Ты делаешь два прыжка, прижав телефон, и вспоминаешь, как ветер дул в рот, когда мальчиком вдруг побежал по парку сквозь снегопад от внезапно нахлынувшего чувства счастья. А люди, идущие по зебре, смотрят на тебя и думают: сколько же в Москве психов.
Пруст.
Пруст – тот писатель, который возвращает меня к моей реальности. Иные авторы хотят увести читателя в свой мир, подальше в книгу. Захватить. Засосать. А Пруст, максимально ослабляя сюжет, отказавшись от главного героя, от композиции, добивается обратного. Очередная нить брошена, очередное ружье не стреляет, и ты смотришь перед собой и видишь красоту реального мира.
А пройдет год и, перебегая Ленинский проспект в том же месте, я вспомню накладные волосы тетушки Леонии или женщину, подпевающую радио. Так же внезапно. И тут же забуду.

Как причудлива и удивительна порою наша жизнь, связывая прошлое и настоящее людьми, событиями, вещами...Связывая воедино таким непостижимым и непредсказуемым образом, что все происходящее кажется слегка нереальным и выдуманным, будто даже специально кем-то подстроенным, но нет, то именно жизнь, в которой, как мы знаем, совпадений не бывает...

Ведь кто мог даже предположить, что господин Сван из первой части книги, тот "мучитель" (в переносном смысле, разумеется), тот надоедливый гость, из-за которого мама не поднимается наверх в детскую спаленку, чтобы пожелать спокойной ночи своему малышу, станет когда-нибудь отцом твоей будущей возлюбленной и относиться к нему ты будешь совсем, совсем иначе!...

Книга состоит из трех частей, но я бы разделила вторую часть романа еще на две части: любовь счастливая и любовь мучительная, полная страданий, ревности, подозрений, проклятий, упреков. Эти-то части и составляют ядро настоящей книги (они мне, кстати, понравились и запомнились больше всего, в остальных частях книги слишком мало динамики, те больше для созерцания и неспешного размышления), ведь речь в них пойдет о любви-влечении-страсти - странных отношениях между Шарлем Сваном и его возлюбленной - Одеттой де Кресси, женщиной сомнительного происхождения и не менее сомнительного настоящего (Шарлю даже посылают недвусмысленные анонимки насчет нее и ее "добродетелей").

Эти главы книги вскрывают всю правду о непостоянстве некоторых характеров и о странных чувствах любви: Одетта обожает Свана, всегда свободна для встреч, - он обвиняет ее в низком умственном развитии, смеется над ее низким культурным уровнем и проч., стоит ей на минутку стать более недоступной. отказаться от встреч, начать общаться с другими мужчинами, которые, напротив, находят ее весьма и весьма обворожительной и обольстительной. как в Шарле просыпается дикая ревность (и любовь, по всей видимости), желание обладать не только ее телом, но и ее душой, ее мыслями, для него она вновь самая желанная, безукоризненная женщина на земле. Стоит ей признаться в своей любви к нему - его любовь тухнет и сдувается. Для него вообще любовь связана с непрекращающимися страданиями: их нет - нет и соответственно самой любви. Заканчивается глава весьма донельзя горькими словами, в которых слышится неприкрытое разочарование, мол, и на эту женщину я потратил лучшие годы своей жизни! женщину, которую я даже не любил! женщину, которая меня не достойна!

И что вы думаете, чем это все закончилось? Не буду спойлерить, но намекну отчасти: вся книга о мужском непостоянстве)

Поэтому третья часть книги для меня была еще более удивительной: Как же так, Шарль?

Третья часть, к слову, чуть скрашивается романтичным описанием первой любви - нашего главного героя, того, кого мама обычно целовала перед сном, к дочери того непостоянного господина Свана, тщеславного и чуточку сноба, который мог в пылу ссоры упрекнуть очаровательную и милую женщину - нет, не в ее развратности, а в дурновкусии: она, видите ли, не разбиралась ни в музыке, ни в живописи, ни в литературе. Странная это была какая-то любовь: вот разве будешь выискивать у любимого человека недостатки? А то было каким-то извращенным его наслаждением. Он вообще наслаждался по жизни странными вещами: мог пригласить неграмотную горничную в оперу и потом со знанием знатока расспрашивать ее о том, как ей понравилось услышанное и увиденное. По-настоящему образованный, культурный и интеллигентный человек, на мой взгляд, вряд ли будет кичиться своей образованностью и уж тем более ставить девушке в вину, что она чего-то там не знает.

Наглядно в романе показано и лицемерие светского общества: приторные улыбки и злобное осуждение (и обсуждение) друг друга за спиной. Вот в это-то обществ и стремится всеми силами попасть наш Сван, в этом-то обществе он и встретил когда-то Одетту: на счастье ли, на беду - кто знает...

Дивно написанный роман, в котором пробираешься словно по тропкам в лесу, Булонском лесу - Саду Женщин, как его любовно называет наш главный герой, мальчик, влюбленный в Жильберту Сван...Ах, эти метафоры, эпитеты, неожиданные сравнения и обороты речи - хотите привнести в свою жизнь чуточку красоты, обязательно обратите внимание на этот роман, одни описания церквей чего стоят! Вначале может показаться скучновато, зато потом, когда начнутся перипетии любовных переживаний Свана, будет не оторваться: сжигающая дотла ревность, доходящая чуть ли не до самоуничижения...

5/5, красивых книг много не бывает, мудрых книг и того меньше, а сочетание того и другого в одном произведении - и вовсе жемчужина...

О счастье воспоминания

Я пила ромашковый чай с миндальным пирожным и вдруг ... вкус любимых пирожных детства оживил в памяти давно забытый ленинградский дом, дубки под окнами, запах цветущей рябины. Я хотела сесть и описать это необыкновенное ощущение, хотела написать прекрасный роман о связи вкуса, запаха и памяти, но вдруг я вспомнила, что Пруст уже сделал это.

Так же обстоит и с нашим прошлым. Пытаться воскресить его — напрасный труд, все усилия нашего сознания тщетны. Прошлое находится вне пределов его досягаемости, в какой—нибудь вещи (в том ощущении, какое мы от нее получаем), там, где мы меньше всего ожидали его обнаружить. Найдем ли мы эту вещь при жизни или так и не найдем — это чистая случайность.

О счастье познавания

Я познала тайну любви и ревности, я хотела сесть и описать свои знания и написать прекрасный роман о странностях любви, но вдруг я вспомнила, что Пруст уже сделал это.

Чтобы такой умный человек, как Сван, страдал из-за подобного сорта женщины, да еще и неинтересной, по словам тех, кто ее знает, идиотки, - как хочешь, по-моему, это сумасшествие", - мудро рассудила она, как рассуждают не влюбленные, полагающие, что умный человек имеет право быть несчастным только из-за женщины, которая стоит того; это все равно что удивляться, как люди допускают себя до заболевания холерой из-за крохотной бациллы-"запятой".

О счастье перечитывания Пруста

Я открыла "По направлению к Свану" и начала перечитывать Пруста...

В воздухе этих комнат был разлит тонкий аромат тишины, до того вкусный, до того сочный, что, приближаясь к ней, я не мог ее не предвкушать, особенно в первые, еще холодные пасхальные утра, когда чутье на запахи Комбре не успело у меня притупиться.