Пленница

 Это было никак. Пространные расуждения, ненужные воспоминания, не имеющий ничего общего с сюжетом. Я практически продиралась сквозь всю эту "воду". Мне кажется, что из книги мог бы получиться неплохой рассказ, есди бы автор оставил только процентов 30 от основного текста и убрал бы кучу ненужных персонажей.

Отдельный минус - это отсутствие диалогов. Как? как так можно-то? Уж не знаю, о чём думал автор, но диалоги бы явно сделали эту книгу лучше. ФЯ заметила, что это распрпостраненное мнение, т.к. у некоторых встречается  то же замечание.

Может я что-то упустила или не поняла, или же поняла, но не так... но особых чувуств и любовной линии я тут тоже не разглядела. Такое ощущение, что герои мучаются и страдают, не понимая, как бы вообще "отделаться" друг от друга. 

В принципе, я допускаю такой вариант, что Пруст - не мой автор, и кому-то может бесконечно нравиться его творчество. Как говорится: на вкус и цвет...

К пятому роману Пруст стал словно родной. Те же герои, те же пышные гармоничные фразы в великолепном переводе Франковского, та же Belle Époque до боли знакомая по романам начала прошлого века, автобиографическом произведении Хэма или относительно новым фильма Вуди Аллена и Клода Миллера. И словно в пандан рассуждениям главного героя:

«Если бы не так поздно, милая, — говорил я ей, — я бы это вам показал у всех писателей, которых вы читаете, пока я сплю, я бы вам показал у них такое же однообразие, как и у Вентейля. Его типичными фразами, которые вы начинаете различать не хуже меня, милая Альбертина, как в сонате, так и в септете и в других произведениях, являются, например у Барбе д'Орвильи, некая скрытая реальность, выдаваемая каким-нибудь вещественным признаком, физиологическая краснота Порченой, Эме де Спанс, Клотты, Кармазиновой Занавески, старинные обычаи, старинные нравы, старинные слова, редкие старинные профессии, за которыми таится Прошлое, устная история, сочиняемая захолустными пастухами, благородные нормандские города, пахнущие Англией и миловидные как шотландские селения, причина несчастий, против которых ничего нельзя поделать, Веллини, Пастух, одно и то же ощущение тревоги в том или ином отрывке, идет ли речь о жене, ищущей своего мужа в «Старой любовнице», или о муже в «Порченой», объезжающем пустошь, и о самой Порченой, выходящей от мессы. Роль таких типичных фраз Вентейля исполняет далее геометрия каменотеса в романах Томаса Гарди».

Пруст сам повторяется. Интриги маленького диктаторского клана Вердюренов, словно переродившиеся со времен Шарля Свана и Одетты де Креси. Любовные линии Мореля и Шарлюса, Марселя и Альбертины. Но как мы видим герой не Сван. Он сам установил авторитарный режим в отношениях к свой пассии и неминуемо привел их к краху. Альбертина, конечно, легкомысленна и сильно напоминает Одетту, но затворничество, навязанное Марселем, ограничение свободы, приведшее впоследствии к охлаждению героя, по сути зло. Для ревнивого и эгоистичного героя его пассия всего лишь игрушка, кукла (как в пьесе Ибсена), светившаяся красками, пока была не укрощена, и, вмиг потухшая, когда повиновалась.

Пожалуй, один из лучших романов цикла.

Рецензия написана в рамках игры "Несказанные речи"

"Пленница" была первой моей книжкой Пруста, я ничего не знала тогда о нем, даже не знала о том, что это одна книга из цикла "В поисках утраченного времени", пятая. И как же это было волшебно вот так наивно без каких-либо предварительных мнений открыть для себя Пруста, открыть эпоху. Это было чистое, ничем не замутненное изумление, наслаждение фразой, ловля ускользающих смыслов. Так не бывает, подумала я.

Эта струящаяся проза в замечательном переводе А.А.Франковского не нуждалась ни в каком смысле, она была самоценна, это были миры мысли, парящей над сюжетом. А сюжет томил своей неразрешаемостью. Пленница, запеленутая в покрывала любви и томящаяся в них, вечно стремящаяся ускользнуть, драгоценная игрушка, чей переливающийся блеск тускнеет от падающей на нее тени удушающей ревности. Герой (автор), глядящий на нее, казалось бы, всегда из темного угла комнаты, мучающийся страстью и бессильный удержать свое сокровище. Грусть, восхищение совершенством и осознание хрупкости этого совершенства - вот грани этого медленного и пронзительного романа. Журчание ручья, текущего в никуда, неуловимая мелодия, прозвучавшая лишь раз и навсегда растаявшая, неспособность удержать то, что находится у тебя в руках. Красота и тщета. Ловля ветра.

Потом я читала всю серию, и приближение к "Пленнице" волновало. Все книги Пруста хороши, но эта стала любимой. Мне кажется, что в "Пленнице" он достиг своей вершины, это кульминация, а два последующих романа - затухание. Нет, не таланта, но напряжения. "Пленница" вся насыщена электричеством, это предгрозовая атмосфера, в которой разрешается все, сталкивается надежда, бессилие, томление достигает предела и... Неподвижность, застывшее действие, страх, тишина. Гроза разражается в "Беглянке", но "Пленница" - это сконцентрированное предчувствие. По-моему, второе прочтение добавило мне тревожности восприятия, возможно из-за долгой прелюдии.

Конечно, Пруста трудно рекомендовать каждому, не все способны выдержать эти предложения, растягивающиеся на страницы, эти бесконечные круги и зависание над одной точкой, это почти полное отсутствие сюжета. Для кого-то это может стать и пыткой, и, наверное, для многих, но все равно находятся мазохисты, готовые истязать себя семью томами, потому что пытка эта сладкая.