Подобно средневековому алхимику, он всю свою творческую и профессиональную жизнь посвятил поиску лишь одного секрета: как переплавить километры пленки на зрительскую любовь, как тронуть сердца посмотревших твое творение, как, не умея чувствовать прекрасное, передать его же на большом экране... С театром отчего-то не вышло, с искусством карикатуры - тоже, но кино!.. Вот где разливались его амбиции! Ради этого он был готов работать сутками напролет, рисковать и экспериментировать, делая то, что никто еще до него не создавал...
Неустанно испытывая неподдельный пиетет перед по-настоящему творческими людьми, не могу обычно обойти стороной биографии деятелей искусства и культуры, будто через книжные страницы можно получить толику вдохновения от творцов, будто можно заразиться этой небывалой страстью к выбранному однажды делу, будто можно научиться точно так же гореть...
Биография известного советского кинорежиссера Сергея Михайловича Эйзенштейна (близкие звали его просто Эйзен) зацепила и по другой причине: Гузель Яхина когда-то потрясла меня своей книгой о сильной женщине "Зулейха открывает глаза", которую даже сейчас, спустя несколько лет после прочтения, вспоминаю с восторгом и теплотой (кстати, как и поставленный по ее мотивам одноименный фильм). Вот такого же восторга, ни каплей меньше, ждала я и от нашумевшего в анонсах "Эйзена". В этот раз, к сожалению, восторгов не случилось: добротный биографический роман, в котором, наряду с фактами, много и вымысла, о чем честно признается автор в послесловии к своей книге, конечно, не оставил меня равнодушной, но чего-то не хватило, а чего-то, напротив, было с избытком... Ну что ж, давайте разбираться вместе!
Художественная биография не требует, наверное, скрупулезного внимания к деталям, перечисления дат и прочего. Автору такой беллетризированной биографии, мне кажется, важнее дать цельный портрет описываемой в книге личности, наглядно продемонстрировать срез эпохи, влюбить читателя в объект твоего исследования или, наоборот, оттолкнуть - разные бывают все же у писателей цели...
Что у Гузель Яхиной получилось прекрасно, так это всколыхнуть читательский интерес (говорю, конечно же, за себя, но, думаю, многие из прочитавших книгу со мной согласятся) к персоне Эйзенштейна. Отчего-то в медийном пространстве о нем вспоминают мало. Вот этот зияющий пробел в культурном пространстве Яхина восполнила прекрасно. Биографии художников, писателей, музыкантов создаются с завидной регулярностью, чего действительно не скажешь о деятелях театра и кино. Киноискусство всегда будто чуть в стороне, а ведь оно не менее значимо для понимания культурного портрета эпохи и времени. Мы знаем в основном талантливых актеров, чаще актрис, но вот режиссеры обычно остаются за кадром... В киноискусстве, как и везде, пожалуй, есть свои любимчики - те же Григорий Александров с Любовью Орловой. Чьи-то детали биографии мы знаем едва ли не назубок, а кто-то, как Эйзен, остается громким именем в заставке фильма, но мы ничегошеньки о нем не знаем... Не знали - так, вернее, будет сказать после выхода замечательной книги талантливой писательницы.
У Яхиной, на мой взгляд, получилось главное - сделать так, чтобы после прочтения читатель захотел знакомиться с историей отечественного кино и дальше, знакомиться с киношедеврами ушедшего времени, узнавать и впредь тайны киноиндустрии. Вот этим она точно заражает (и заряжает) неподготовленного, непрофессионального читателя, такого, как я, который до прочтения книги этой сферой деятельности вовсе не интересовался.
Если выразить книгу одним словом, то это, без сомнения, будет "атмосферная". Я будто бы побывала там, на съемочной площадке, вместе с главными героями яхинской истории, подсмотрела изнутри все секреты, заглянула в монтажную, затем - кабинет сценариста, словно лично была там, в зрительном зале, при первом прогоне картины, впоследствии ставшей отечественным достоянием. Может, конечно, у Яхиной не особо удались приметы времени, но приметы кино - очень даже! Все трудности съемки фильмов она позволяет пережить своим читателям совместно с Сергеем Михайловичем. Это зримо, выпукло, понятно написано, даже для неофитов вроде меня.
Написано атмосферно, а еще очень сочно - выразительные метафоры и неожиданные сравнения рассыпаны по всем полотну книги. Язык очень образный красивый, но, честно говоря, к середине книги от этого несколько устаешь. Поэтизированный образ режиссера начинает идти вразрез с реальной исторической личностью. Рисует нам Яхина будто воздушное облачко, временами самовлюбленного нарцисса с его папками вырезок о себе, любимом, с его бесконечным поиском ответа на вопрос, как понравиться привередливому зрителю, показывает нам амбициозного выскочку в искусстве: "Я буду первым! Я сам!..", с его вечными сомнениями и ранимостью в душе...
Вот только вряд ли подобное отображение доподлинно показывает нам настоящего режиссера. Режиссер - это власть. Это сила. Это организаторские способности. Если ты будешь мягкой размазней на съемочной площадке, тебе никто не будет подчиняться, верно? Режиссер должен аккумулировать воедино усилия актеров, операторов, гримеров, сценаристов. Представляете, какой это гигантский труд? Какое это напряжение? Тут уж не до ранимости, я думаю. Это собранность, это ответственность не только за себя, но и за всю команду. И, судя по всему, у Эйзенштейна все это как раз было! А иначе бы он ни снял в итоге ни одной картины!
И претензия - главная моя претензия к яхинскому тексту! - почему нам не показали вот такого Эйзена? Почему акцент был сделан на других качествах его характера? Понимаю субъективность своих придирок, но это прежде всего в объяснение того, почему книге выставляю четыре звезды вместо пяти...
Мне не хватило здесь надлома, драмы, трагичности (вторую "Зулейху..." я, что ли, ждала от биографии советского режиссера?!) - всего того, что так отлично всегда получается у Яхиной. Меня несколько напряг этот чуть снисходительный тон о великом режиссере, несколько водевильные описания его жизни. Хотелось единообразной тональности - меньше лирики (раз уж сам Эйзен всю жизнь ее чурался), меньше вот этих цветастых описаний-метафор-эпитетов, больше описаний работы, скрупулезной, методичной. точной, выматывающей...
Да, местами это отчаянно все же прорывалось, будто контрабандой, сквозь яхинский текст. Это были красивейшие цитаты об упоении человека работой (вот только почему этого было так мало?), которыми очень хочется сейчас поделиться и с вами:
Прессе Эйзен пообещал, что “1905 год” станет постановкой “грандиозной, подобно немецким «Нибелунгам»”. Про себя знал: ещё грандиознее. Матери в Ленинград написал, что работа предстоит адова. Про себя знал: самая адская из возможных.
Это наполняло восторгом. Чем смелее замысел — тем острее мысль. Чем шире замах — тем больше сил. И пусть исполнится не всё задуманное (остались же лежать в архивах намётки цикла “К диктатуре”, из которого отснята всего-то одна “Стачка”). Но чтобы сделать хоть что-нибудь, надо — замахнуться. А уж замахиваться Эйзен умел.
Или вот это:
Сердце его бухало от радости, а голова — от идей, что бесконечным потоком извергались на страницы записных книжек (это когда работал дома), на салфетки (когда едал в ресторанах), на трамвайные билеты (когда трясся в вагоне по Чистым прудам к себе в коммуналку).
Вот чего я в первую очередь ждала от данной биографии. Вот от чего я всегда прихожу в восторг. Что может быть слаще упоения работой? Вот это страсти к делу, которым дышишь...
Автор завлекала нас вот этим, чтобы затем отвлечься на что-то куда менее существенное: какие-то дрязги, любовницы, странные и напряженные отношения режиссера с собственной матерью... Ну не этим же он ведь запомнится. правда же? Хотелось больше описаний творческого процесса и душевных, коль скоро Яхина умеет домысливать за героев...
Получилось в итоге, повторюсь, неплохо: любопытная биография и чертовски интересная жизнь, пусть и показанная нам несколько односторонне. Главную задачу автор все же исполнила: она посеяла в нас то зернышко интереса к обширному миру киноиндустрии, к его тайнам и изнанке съемочного процесса. Мне вот после книги "Эйзен" захотелось прочесть и мемуары самого Эйзенштейна, и другие книги о нем, может, более детальные, исторические.
Еще одним образцом для вдохновения у меня с прочтением этой книги стало больше. Упорству, креативности, работоспособности Сергея Михайловича можно только позавидовать. Я реально восхищалась беспрерывно этим человеком, всего себя отдавшим киноискусству, в уме выстраивающим масштабные сцены съемки, создающим что-то из ничего:
Расстрел безоружных рабочих в Кровавое воскресенье показать непременно на Дворцовой. Пусть сначала она запрудится людьми — статистов нагнать побольше, чтобы волновалась, как поросшая травой, — а потом пусть все они полягут, обездвиженно. И чтобы на мостовой ни единого булыжника не видать — одни только убитые… А вот когда их будут хоронить в общей могиле, пусть изредка среди мертвецов шевельнётся кто-то живой и тут же будет засыпан сверху другими телами… А московскую часть начать с покушения на великого князя Сергея — и взрыв бомбы заснять, и разорванное на куски тело, причём заснять крупно, долго. Манекеном не обойдёмся, ассистентам придётся достать из прозекторской настоящий труп, чтобы разъять на куски… И для мятежа на “Очакове” трупы понадобятся — сделать кадр, как рыбы поедают лица сброшенных в море убитых матросов… Для кадра с растоптанными детьми трупы понадобятся детские… А вот на вилы поднимать придётся живого человека — это уже для сцены крестьянского восстания. Пригласить циркача? Чтобы в кадре насаженный на вилы казак умер бы не сразу, а постепенно, шевеля конечностями…
О, как же хочется работать!
Вот этим видением еще не случившегося будущего, этим умением расставить всех по своим местам, создать на экране реальность происходящего - волшебник же, не иначе. Вот за это огромное спасибо Гузель Яхиной - за внимание к личности, отчего-то обойденной в культурном пространстве. К личности достойной и великой, у которой многому можно поучиться.
Рекомендую к прочтению поклонникам Яхиной и любителям книг об искусстве и творческих людях. Мои придирки, конечно, субъективны, а книга точно стоит вашего внимания.