Отзывы на книги автора «Чак Паланик»

Главный герой по имени Карл Стрейтор работает в редакции и пишет статьи на тему внезапной смерти младенцев, для чего он выкладывается по полной и исследует все до мельчайших деталей. Однажды он замечает некую общую закономерность - в доме убитых он находит одну и ту же детскую книжку "Стихи по потешки со всего света", зачастую открытую на одной и той же странице. Он выдвигает гипотезу что, возможно, причиной смертей стала песня, которую родители читали на ночь своим малышам и рассказывает это своему начальнику. Сам того не желая, прочитав ему эту песенку, Стрейтор обрекает начальника на смерть и это подтверждает его гипотезу. Главный герой начинает убивать людей, он решает кому жить, а кому умереть.
Далее мы узнаем что такую же трагедию пережила женщина по имени Элен Гувер Бойль и Стрейтор подозревает что она тоже в курсе силы колыбельной и активно ей пользуется для достижения своих целей.

Элен Гувер Бойль это единственный персонаж, который мне симпотизировал на протяжении всей книги. Не смотря на ее недостатки, это очень умная женщина. Если главный герой убивал людей на лево и на право, не думая о последствиях, то она использовала свою силу для продвижения по карьерной лестнице. Она работала киллером на правительство и устраняла людей за огромные деньги. И тут дело даже не в морали, главный герой разбрасывался этой силой и логично что он оказался под подозрением. Элен же, делала все изящно.

Стрейтор вел себя как беспечный ребенок, мало того что он беспорядочно убивал всех подряд и оставлял за собой много улик, так он еще и растрепался Моне о силе баюльной песни, которая, в свою очередь, рассказала все своему парню.
Когда я впервые увидела Устрицу, то я сразу поняла что именно этот персонаж поставит по удар всю операцию по устранению колыбельной. Устрица весь вечер пытался задеть Стрейтора, всячески его оскорблял и подначивал. И вместо того, чтобы устранить угрозу они берут его с собой.

Какие выводы я для себя сделала после прочтения этой книги?
1. Никому нельзя доверять, кто знает что сделает с людьми обладание той или иной информацией.
2. Ненадежных людей нужно убирать, какие теплые чувства, мы бы к ним не питали. Особенно если это ставит под удар вашу жизнь и, тем более, жизнь всего человечества.

Я не раз убеждаюсь в этом, когда наблюдаю как главные герои в свете своих чувств совершают одну и ту же ошибку, которая в конце им обходится собственной жизнью.

Книга читается достаточно легко, по сравнению с другими книгами Чака Паланика. Хотя, возможно, это я слишком много времени провела за его книгами, что уже наверное меня ничего не сможет шокировать и вывести из себя.

Эта книга мне понравилась и даже не смотря на то, что я знала к чему приведут действия главных героев, конец меня поразил. Мы видим что с главными героями делает способность убивать безнаказанно. Власть сводит нас с ума и мы не знаем когда остановиться.

Когда есть хоть какая-то власть, даже возможность власти, тебе сразу хочется большего

Спасибо, Чак, за то что показал нам в очередной раз кто мы есть на самом деле.

Чак Паланик — это, безусловно, о-о-о-очень контркультурно.
Это наш слабый, но яростный фак системе, извечное противостояние одиноких воинов декаданса, разочаровавшихся и обозленных, «белым воротничкам», гладко выбритым яппи, виновным лишь в том, что они просто более жизнеспособны, чем эти самые абстрактные «мы», представители тупиковой ветви социальной эволюции, генетические ошибки, потерянное поколение «Пэ», «Икс», или какая там нынче в ходу буква.

Они такие плохие, «мы» такие хорошие. Они умеют биться за свое место под солнцем, а «мы» мотаем сопли на кулак, приговаривая, мол, «не мы такие — жизнь такая», самонадеянно полагая, будто жизнь нам вообще хоть что-то должна.

Контркультура Паланика — это такая бессильная злоба типичного советского алкоголика, закладывающего белую за воротник в тесной хрущевке с пожелтевшими обоями, под аккомпанемент вечно свербящей над ухом неуклонно толстеющей жены и обещаний сладкой жизни с недостижимо далекой изнанки голубых экранов. Между очередным штофом и очередным хрустящим, замаринованным ненавистной тещей, его причитания о правительстве, развалившем страну, звучат как оправдания. Потом он, значит, идет в комнату, читает «Бойцовский клуб», впадает в тихий, но неудержимый экстаз и тоже ощущает в себе частичку Тайлера Дёрдена.

Это все интересно читать только «здесь и сейчас», нисколько не вдумываясь в глубинный смысл, причем читать, выискивая для себя исключительно утилитарные уроки.
Например, как приготовить напалм из кошачьего дерьма и апельсинового сока. Или как варить мыло из продукта липосакции человека. Или какова математика расчета суммы откупных в крупных фирмах, в случаях, когда с ними судятся рассерженные потребители. Ну или просто, наконец, как правильно кастрировать человека при помощи эластичного бинта, садовых ножниц и при полном отсутствии наркоза.
Уж что-что, а рассказывать страшилки автор умеет — то с болезненно подробной физиологичностью, то с жутковато-холодным беспристрастием; интуитивно выбирает он приличествующий случаю ключ повествования, отчего истории и вправду получаются столь же занятными, сколь и тошнотворными.

Знаете, например, что у мужчин с раком яичек из-за нарушения гормонального баланса начинает расти грудь? Не знали? Ну, вот теперь знаете.
А когда одна фирма, производящая пылесосы, стала встраивать вентилятор-измельчитель в трубу, в больницу стало поступать больше мужчин с травмами детородного органа. Хохма, а?
Контркультурно? А то как же! Дайте два!

А вот если копнуть глубже и попытаться, как водится, понять, что же автор хотел сказать своим произведением, то получим достаточно жиденькую кашу из юношеского максимализма, нигилизма, бунтарства и, наконец, просто анархии ради анархии. Тот самый фак системе, rage against the machine, размешанный до блеклого, поверхностного, и потому весьма удобоваримого состояния, когда письку миру хочется показать не потому, что вы что-то против него имеете, а просто потому что... ну, писька, понимаете, круто же, гы.

Такие, знаете, панки, для которых Сид Вишез и Егор Летов — это не альфа и омега целой эпохи, а просто четыре совершенно разных человека.

Словом, Паланик, научившись рассказывать всякие неаппетитные гэги, посчитал, будто что-то умное он тоже может сказать. Получилось поверхностно и плоско — да и хрен бы с ним, на самом деле, — но вот обилие чернухи все-таки не позволяет закрыть на это глаза.
Зло, резко, жестоко — а для чего?
Да ни для чего.

Моя оценка: 5/10, чернуха.

- Покажи мне страсть, детка! - кричит фотограф.
Вспышка.
Покажи мне злобу!
Вспышка.
Покажи мне отрешенность, внутреннее опустошение экзистенциалиста.
Вспышка.
Покажи мне неистовую интеллектуальноть как способ выживания в этом мире.
Вспышка.
(с)
Для всех Чак Паланик - автор "Бойцовского клуба". Для меня Чак Паланик - автор "Невидимок". В них, написанных раньше, уже есть семена идеи самодеструкции, идеи протеста против бездумного потребления красоты в ассортименте. И, на мой взгляд, выросшие из них цветы в этой книге куда притягательней, чем в том же "Бойцовском клубе". От этих цветов веет сильным сладким запахом, за которым угадывается гниль.
Вся книга - это бесконечные квантовые скачки из мутноватого прошлого через разорванное в клочья настоящее в неопределенное будущее. Это езда из штата в штат, где каждый раз все повторяется заново - и все же никак нельзя остановиться, "потому что каждому из нас есть отчего убегать". Таблетки, воспоминания, откровения, снова таблетки. Здесь нет ничего нормального. Здесь нет ничего настоящего. Все совсем не так, как кажется - и каждый ищет свой способ с этим бороться. У некогда удачной фотомодели, у которой была потрясающая фальшивая жизнь, свои методы - типично паланиковские, от этого не менее цепляющие, и в последних главах все так же сбивается дыхание. Развязки редко когда не разочаровывают, но эту книгу можно любить хотя бы за то, что она исключение из правила. Это все одно большое исключение из правила.
И, честно говоря, мне уже совершенно неважно, насколько близка или далека идея, нов или стар сюжет. Важно то, как этот человек пишет: это слова вспышками в мозгу, и их нельзя забыть.

Почему рождение, а не изобретение, как в оригинале? Думали, что продаваться хуже будет? Паланик?
Как-то я совсем пропустил выход этого романа на русском. Февраль был, всем было не до этого. К счастью, случайно наткнулся на отзыв на лл.
Надо сказать, крупную форму Паланика я прочёл всю, кроме "Призраков". У меня так бывает, оставляю один роман автора, чью библиографию прочел целиком, "на потом". Да и некоторые моменты в аннотации "Призраков" меня всё еще смущают.
Паланик-бинго: медпрепараты, секс, эпатаж, частый рефрен определённой темы, группы поддержки.
Нам сдают две карты персонажей:
Фостер — отец, много лет назад потерявший дочь и одержимый попытками вывести на чистую воду педофильское подполье. Ходит в группы поддержки, везде видит педофилов, плачется в жилетку своему куратору Роббу.
Митци, голливудская звукорежиссерка-шумовик и маньячила, живет в элитном кондоминиуме, ведет беспорядочную половую, жрёт "ативан" с "амбиеном" и "ксанаксом", подумывает о самоубийстве.
Линии персонажей иногда разбиваются главками из вымышленной книги вымышленной кинозвезды, которая позже станет одним из действующих лиц романа.
Паланик ранее был не особо замечен в рефлексии по поводу актуальных событий. Хотя, если задуматься, многие его романы отражают достаточно злободневные вещи. "Уцелевший" — больная для Америки тема деструктивных сект; "Ссудный день" — по большому счету, рефлексия по поводу арабской весны; "До самых кончиков" — стёб над "50 оттенками серого" и производителями аддиктивных гаджетов.
"Рождение звука" эксплуатирует модную, во времена Трампа и написания романа, теорию заговора в разветвлённом педоподполье.
При чтении линии звукорежиссерши постоянно вспоминал старый триллер "Прокол" с Траволтой, а линия Фостера к концу зачем-то попыталась превратиться в "Шоу Трумана".
Автор тонкий драматург и у него просто не может быть лишних персонажей в произведении.
Паланик в прекрасной форме! Новинка похожа одновременно на все его лучшие романы разом, и это комплимент. Тут нет несколько инородного для Чака стёба в духе дилогии "Проклятые", "До самых кончиков" или "Ссудного дня". "Рождение звука" напоминает "Невидимок", "Бойцовский клуб" и "Кто всё расскажет". Жёсткий закрученный триллер о двух сломанных людях, оказавшихся связанных трагедией в прошлом. О пропаже детей и аудиоснаффе. О беспринципности Голливуда. В благословенной амнезии.
Скучал по Чаку! Он молодец!
10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

Власть развращает. А абсолютная власть развращает абсолютно.

Не зря же в начале было слово...

Прочитав чуть меньше половины этой книги, я почувствовала острую потребность в обладании могуществом над словом. Нет, не потому что мне нужно кого-то убить, чтобы знал как коверкать мне душу обижать меня (хотя, если подумать...). Я хотела знать, развратит ли меня абсолютная власть?
Представляю себя в самом экстремальном положении, какое только возможно: в любых жизненных ситуациях держать в руках не столько себя, сколько свои мысли, особенно если их воздействие смертоносно. Представляю и ужасаюсь одновременно. Меня чуть подташнивает, появляется тремор, хочется заткнуть уши и зажмуриться, но знаю - это не поможет оборвать ленту.

Мой мозг продолжает крутить картину, на которой я вижу странный мир. Мир с людьми под вакуумным колпаком. Вот идет человек, а на нем прозрачный колпак, не пропускающий звук. Полная изоляция от голосового фона. Человек живет картинками за колпаком, в абсолютной звенящей тишине. Он оградил себя от любого вида общения, у него нет ни друзей, ни знакомых, ни музыки, ни фильмов, ни интернета - ничего, что можно слышать. НИ-ЧЕ-ГО! Человек боится. Потому что мир объяла новая чума: сила слова. Убивающая сила слов. Попробуй на кого-то не так посмотреть или ненароком задеть. Это может стоить тебе жизни, если тот кому ты наступил допустим, на ногу, произнесет баюльную песенку - роковую Колыбельную. Ты даже не поймешь, что умираешь, никто не сможет выяснить от чего ты умер. Просто ты кому-то наступил на ногу. В буквальном смысле слова, не нарочно. Даже может, попросил прощения, но это ничего не изменило. Тот, у кого есть ВЛАСТЬ, захотел, чтобы ты умер. Вот так вот...

Книга не только об этом. Но для меня она стала именно об этом.
О светлых мыслях, добрых делах и моральной чистоте написано неимоверно много. Огромный процент всего этого в пафосно-морализаторском ключе, от которого так и хочется закатывать глаза. Определенный процент подогнан под псевдо-. И есть еще совсем мизерный процентик, называемый "специфика". Это тот самый процент с Палаником в первых рядах, что бьет наотмашь, показывает реальность смятую, непричесанную, неопрятную, местами смердящую, с зазубренными краями, без прикрас - без монтажа. Не всякому нравится, потому что слишком тесно становится в собственном теле, да так, что не решаешься взглянуть в зеркало. Нет, не потому что стыд прошибет или совестно станет. Не на руку просто.

П.С. Хотела написать историю, но обойдусь заметкой.
Однажды в книжном я совершенно спонтанно решила купить книгу. Она уже была у меня в руках, точнее на самом верху небольшой стопки. "А вы ее уже взяли?" слышу я, чуть не падаю в обморок от неожиданно резкого голоса и оборачиваюсь к девушке. Киваю головой, но она не видит, потому что ее взгляд устремлен на Макьюэна. "Да", говорю я непослушным голосом. Она переводит взгляд на меня, а в нем такая лютая злость! Я бы ей уступила эту книгу, я отдала бы, честно. Но злость... Явная, густая такая, беспощадная.
Сегодня, когда дочитывала Паланика, сто раз поблагодарила Бога за то, что та девушка не знала никаких смертоносных колыбельных. Кто знает, в каком Аду я горела бы в данную минуту...

Дальше...

Мы любим трагедию. Мы обожаем конфликты. Нам нужен Дьявол, а если Дьявола нет, мы создаем его сами.

Писать рецензию на роман Паланика - это как пытаться передать словами какой-нибудь потрясающий, но вместе с тем горький и терпкий вкус. Его ведь просто невозможно передать. Невозможно объяснить всю его прелесть тому, кто сам не почувствовал этого вкуса на губах. Это как лимон без сахара кушать: чертовски кисло, аж передергивает, но не оторваться же, не оторваться! Но уйдем в сторону от гастрономических сравнений, негоже ими чрезмерно увлекаться. Вернемся к литературе, а именно - к Паланику. Его книгами я всегда наслаждаюсь. Между прочтениями его романов я стараюсь делать немаленькие перерывы, чтобы не получить передозировки, но хотя бы одна книга в год - это для меня, пожалуй, обязательная норма. Ведь романы Паланика - это хлесткие пощечины, это глотки задымленного воздуха, прожигающего легкие. Это то, в чем иногда невыносимо нуждается мозг. Время от времени хочется почитать книжки с хорошим финалом, эдакие «карамельные истории», согревающие прохладными вечерами сердце и дарящие надежду на большую и светлую любовь. Точно таким же образом, время от времени хочется почитать и литературу, в которой «карамельность» отсутствует напрочь, вскрываются пороки современного общества, а читателя, ни много ни мало, макают лицом в дерьмо. Очищение через грязь? Саморазрушение вместо самосовершенствования? Где-то мы уже это слышали, да?..

Итак, «Призраки» - это истории группы людей, переплетенные в единое целое. Группа людей, абсолютно разных, но столь похожих между собой, оказывается заперта в одном доме. По доброй воле, прошу заметить. Каждый из этой группы дал добровольное согласие на это заточение на три месяца, чтобы забыть о суете обычной, повседневной жизни. Но как только все двери закрываются и люди осознают, что выхода нет и скоро рассвет, начинается паника. Как же жить? Как можно жить в закрытом доме? Как без прогулок? Без общения и все такое? Как не сойти с ума от того, что придется так много времени проводить с самим собой?

У романа нет какого-то четкого, выстроенного сюжета. То читателю рассказывают о том, как обстоит ситуация в доме, то мы вместе с героями окунаемся в их «героическое» прошлое и узнаем столь интересные и неоднозначные истории, что просто глаза на лоб лезут в некоторых моментах. При этом вся история, по сути, опять же о саморазрушении. На этот раз, правда, не личностном, а более глобальном. О том, как люди сами уничтожают свои жизни, уничтожают все вокруг, потому что тяга к этому слишком сильна. Мы сами создаем своих демонов, своего Дьявола. Придумываем трагедии, чтобы разнообразить жизнь. Вот я, например, помню, как в детстве все время придумывала себе какие-то истории о собственном прошлом. Без прям каких-то мрачных трагедий, но все же такие... грустненькие, трагичненькие (если выражаться ванильно). И все это для того, чтобы успокаивать других людей, когда у них в жизни происходило какое-то дерьмо. Типа, хэй, у меня вот тоже была похожая ситуация и, как видишь, я все еще жива и радуюсь жизни. Да, все мы придумываем трагедии. Серьезно, процентов семьдесят (если даже не больше) от своих проблем в жизни человек себе сам и создает. Саморазрушение без самосовершенствования. Саморазрушение, как цель.

И вот я вынуждена еще немного себя разрушить безутешным выводом: я не умею писать рецензии на книги Паланика. Что уж там греха таить, я вообще пишу ужасные рецензии, в которых мысли не выстраиваются в ровный вагонный состав, а бегут куда угодно и каким угодно образом, абсолютно не соблюдая правил дорожного движения. Но вот с Палаником вообще никак не получается. И мне кажется, что лучше читать его книги, чем рецензии на его книги. Толку точно будет больше. Ведь рецензия, как таковая, особых эмоций вызвать не может, а вот романы Паланика либо приведут вас в восторг, либо после прочтения вам захочется проблеваться. А что может быть прекрасней столь обширного спектра эмоций, которые можно испытать? Это же прям американские горки, только при этом даже из дома не придется выходить. Сервис!

Как будто читаешь сотни страниц описаний с Алиэкспресс:

"Для протокола: приемный отец — крупный одышливый корова, рот гнусная вонь источай, труп мясо диета, примесь виагра вонь-волна, да рука тяни, что рукопожатие ухвати данный боевик. Агент моя кисть коэффициент сжатия анализируй, соотношение кость-сало оцени. Вывод — приемный отец 31,2 % жира обладай."

Поначалу чуть не забросил, потом привык мысленно переводить на нормальный русский.
13-летние засланцы из усреднённой тоталитарной страны (не зря среди имен малолетних агентов встречаются как корейские и китайские, так и русские), на полгода отправлены жить в оплот демократии Америку.
Паланик с одинаковым энтузиазмом живописует как ужасы военизированной диктатуры, так и гримасы современного США.
Действие, как в ситкоме, происходит всего в полудюжине локаций, хорошо знакомых всем по телефильмам об американском пригороде: дом, школьные спортзал и аудитории, торговые ряды Уолмарта, церковь. Каждое из этих мест не по разу становится сценой гомерически смешных, предельно дурновкусных, часто кровавых, но по своему драматичных и даже трагичных событий.
Из романа в роман Паланик проносит свою странную фиксацию на одной вещи (нет, речь не про гомосексуализм) — подсыпание, подмешивание одними персонажами другим различных медпрепаратов: от снотворного до женских гормонов. Что это? Ещё одна пасхалка, как его любимый "рефрен"? В "Пигмее" рефреном, кстати, служат цитаты одиозных политиков; Че Гевара, Гитлер, Ленин, Троцкий, Сталин, Муссолини, Мао Цзедун. В основном вымышленные, как мне кажется, цитаты звучат в каждой главе, и обязательно два раза.
Странно было бы от книги-эксперимента ожидать ещё и навороченного сюжета, но он в "Пигмее" есть! Пусть и не такой закрученный, как в "Невидимках" или "Бойцовском клубе", но есть.
"Пигмей" со своей исковерканной грамматикой уверенно встаёт в один ряд с такими талантливыми надругательствами над правописанием, как "Цветы для Элджернона" Киза и романы Бэнкса "Мост" и "Безатказнае арудие", а также огромным списком других книг с альтернативной орфографией.
9(ОТЛИЧНО)

Bonus: не претендующий на полноту список произведений с исковерканным текстом, который по моей просьбе составили уважаемые лаборанты:
"Луна — суровая госпожа" Хайнлайн
"Урот" Шимун Врочек
"Моя не понимать" Костинов
"Хрустальные сферы" Дэвид Брин
"Я, хобо: времена смерти" Жарковский
"Заводной апельсин" Бёрджесс
"Ты вейнулся Снеогг, я знаала..." Хуберат
"И грянул гром" Брэдбери
"Поминки по Финнегану" и "Улисс" Джойса
"Экстелопедия Вестранда в 44 магнитомах" Лем
"Норма" Сорокин
"Кровь электрическая" Маккарти
"Шлем ужаса" Пелевин

Эта книга заставила меня испытывать к ней отвращение после нескольких десятков прочтенных страниц. Потом я стал ее ненавидеть. Интересоваться и умирать от любопытства (moar stories, moar!). Где-то после двухсот листов я уже начал ругать ее. Да-да, Паланик незаметно для меня самого вытягивал из меня обращенные к книге слова. Я уже говорил с ней, беседовал и спорил.
Истории людей, которые негласно договорились рассказывать кое-что из своей жизни. Это не просто кофейный треп, это те самые потаенные кусочки жизни, которые каждый из нас пытается изо всех сил забыть, но память (подлая вещь!) постоянно воссоздает перед внутренним взором картинки из прошлого. И чем нелепее, причудливей и отвратительнее история, тем автор больше и больше заставляет в нее верить. Позднее ты уже не задаешься вопросом, где выдумка и действительность, ты принимаешь каждую историю как свершившееся, как бывшее, потому что твои воспоминания, некогда загнанные очень глубоко, начинают копошиться в своих темных углах и постепенно вылезать на свет. Их оказывается много у любого, даже у ничем не примечательного человека.
Что такое вина? Грех? То, что вступает в конфликт с внутренним императивом?
Это то, что преследует нас всю жизнь, как опытного убийцу преследует последний взгляд его невиновной жертвы.Ты можешь быть порочен, наслаждаться своей безнаказанностью и бесчувственностью, отвергать цивилизованность, но что-то из прошлого (у каждого это что-то свое и только свое) будет приходить к тебе по ночам и лишать тебя сна. Зачем нам это? Нам это нужно. Пока у тебя есть, за что себя винить и всячески нас собой издеваться, у тебя есть надежда, что когда-то тебя спасут из твоего персонального ада. Полюбят.
Вина бывает разной. Внутренняя неудержимая боль превосходит всё, что то можешь перенести. Отрезанные пальцы? Мелочь. Все нарушенные табу, которые ввергают тебя в пучину незавершающегося раскаяния еще глубже? A petty thing. Время и защитные механизмы психики только разглаживают твои самые острые прегрешения, их детали, а твоя боль растет с каждым прожитым годом.
У каждого есть и символ его вины, свой любимый шрам на теле или никчемная для всех остальных вещь. Это вещественное подтверждение реальности наших страданий, того, что их источник был, остался где-то в прошлом. Наше прошлое может оказаться (и оказывается!) страшнее любого настоящего.
А теперь я задвину эту книгу на самую дальнюю полку, чтобы уже никогда больше к ней не прикоснуться. Под ее обложкой Зло и Гнев и Ужас.

У Чака Паланика читала  Лузера  . Рассказ понравился. Добавила пару произведений автора себе в "хотелки". Но знакомство с писателем продолжать не спешила. От книг серии "Контркультура" никогда не знаешь чего ожидать. Описание мерзких натуралистических подробностей (сужу по отзывам на творчество Паланика - мелькают в ленте) меня никогда не прельщали. Это я к тому, что  "Дневник" ещё долго бы "пылился" в вишлисте, если бы не лайвлибовская игра...

Литрес выдал две электронные версии книги. Приведу одну строчку из первой главы в разных переводах соответственно.

Этот мужчина, звонивший из Лонг-Бич, говорит, что у него пропала ванная.

и

Тот тип из Лонг-Бич, он сказал, что у него пропал туалет.

Выбрала вторую. Замечу, не знаю, как бы сложилось с "ванной", но "туалет" меня не разочаровал.

Погода сегодня – умеренная тревожность, переходящая в сильный страх.

Вначале была в легком недоумении, почему-то считала, не знаю откуда взялось такое убеждение, что "Дневник" - исповедь мужского персонажа...

Картинка складывается постепенно. Талантливая Мисти Мэри Уилмот, учась в художественном колледже, мечтала о карьере художницы. Но познакомившись с Питером Уилмотом, уехала вместе с ним на небольшой остров-поселение Уэйтенси, где проживала его семья... И вот ей за ..., она не пишет картины, а работает официанткой в небольшой курортной гостинице. У неё нет денег, муж в коме, после неудачной попытки суицида. Мисти нужно заботится о дочери-подростке Таби, а свекровь Грейс, каждое утро завтракая в гостинице, записывает свой чек за еду на невестку.

В довершение, Питер, занимаясь реставрированием домов у "летних" людей (тех которые живут на острове только в летний период) замуровывал в их помещениях жилые комнаты, подсобки, санузлы, оставляя внутри странные гадкие послания. Владельцы грозятся подать иски...

Что делать?

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить...

Мисти по настоянию свекрови ведет дневник, обращаясь к Питеру.  Грейс ей рассказала об одной традиции острова. Моряки, оправляясь в плавание, вели дневники, в которых записывали повседневную рутину. Их жены, оставаясь на берегу, делали тоже самое. Затем, при встрече обменивались записями. Это заменяло

...каждодневное дерьмо, которым ты с Мисти нагоняли бы друг на друга скуку за ужином.

Питер, конечно, дневник не ведет, но если поправится (если), ему полезно (в реабилитационный период ) будет прочесть про те события, которые он пропустил. Как росла его дочь, что чувствовала его жена...

Читала в комментариях, что Паланик пишет занудно. Не нашла, возможно удачный перевод: емко и метко. Другое дело, что кризис женщины среднего возраста может быть интересен не всем. Сбалансированное сочетание черного юмора, гиперболизации и гротеска. Дерьмовые в прямом и переносном смыслах натуралистические подробности тошнотворного эффекта не вызвали. Сам сюжет абсурден, но бредовым не показался, поэтому читать интересно, и, не смотря на нелинейность повествования, легко.

Над камином в обеденном зале – масляный портрет Очередного Мертвого Уилмота.

Едкие, хотя местами и спорные, замечания на тему искусства позабавили. Вы слышали про Синдром Стендаля? Я нет.

Не люблю, когда реалистичный сюжет уходит в сторону фантастики, но здесь понравилось. Чтобы не спойлерить скажу, его развитие, чем то мне напомнило  Айра Левин - Степфордские жёны , на острове есть какая-то тайна...

Неоднозначная история и, несмотря на её фантасмагоричность, очень реалистичная.

Она сказала, что красивая картинка ничему не учит мир.

P.S. Не разобралась с возрастом Мисти, сорок один никак не получается.

У Чака Паланика читала  Лузера  . Рассказ понравился. Добавила пару произведений автора себе в "хотелки". Но знакомство с писателем продолжать не спешила. От книг серии "Контркультура" никогда не знаешь чего ожидать. Описание мерзких натуралистических подробностей (сужу по отзывам на творчество Паланика - мелькают в ленте) меня никогда не прельщали. Это я к тому, что  "Дневник" ещё долго бы "пылился" в вишлисте, если бы не лайвлибовская игра...

Литрес выдал две электронные версии книги. Приведу одну строчку из первой главы в разных переводах соответственно.

Этот мужчина, звонивший из Лонг-Бич, говорит, что у него пропала ванная.

и

Тот тип из Лонг-Бич, он сказал, что у него пропал туалет.

Выбрала вторую. Замечу, не знаю, как бы сложилось с "ванной", но "туалет" меня не разочаровал.

Погода сегодня – умеренная тревожность, переходящая в сильный страх.

Вначале была в легком недоумении, почему-то считала, не знаю откуда взялось такое убеждение, что "Дневник" - исповедь мужского персонажа...

Картинка складывается постепенно. Талантливая Мисти Мэри Уилмот, учась в художественном колледже, мечтала о карьере художницы. Но познакомившись с Питером Уилмотом, уехала вместе с ним на небольшой остров-поселение Уэйтенси, где проживала его семья... И вот ей за ..., она не пишет картины, а работает официанткой в небольшой курортной гостинице. У неё нет денег, муж в коме, после неудачной попытки суицида. Мисти нужно заботится о дочери-подростке Таби, а свекровь Грейс, каждое утро завтракая в гостинице, записывает свой чек за еду на невестку.

В довершение, Питер, занимаясь реставрированием домов у "летних" людей (тех которые живут на острове только в летний период) замуровывал в их помещениях жилые комнаты, подсобки, санузлы, оставляя внутри странные гадкие послания. Владельцы грозятся подать иски...

Что делать?

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить...

Мисти по настоянию свекрови ведет дневник, обращаясь к Питеру.  Грейс ей рассказала об одной традиции острова. Моряки, оправляясь в плавание, вели дневники, в которых записывали повседневную рутину. Их жены, оставаясь на берегу, делали тоже самое. Затем, при встрече обменивались записями. Это заменяло

...каждодневное дерьмо, которым ты с Мисти нагоняли бы друг на друга скуку за ужином.

Питер, конечно, дневник не ведет, но если поправится (если), ему полезно (в реабилитационный период ) будет прочесть про те события, которые он пропустил. Как росла его дочь, что чувствовала его жена...

Читала в комментариях, что Паланик пишет занудно. Не нашла, возможно удачный перевод: емко и метко. Другое дело, что кризис женщины среднего возраста может быть интересен не всем. Сбалансированное сочетание черного юмора, гиперболизации и гротеска. Дерьмовые в прямом и переносном смыслах натуралистические подробности тошнотворного эффекта не вызвали. Сам сюжет абсурден, но бредовым не показался, поэтому читать интересно, и, не смотря на нелинейность повествования, легко.

Над камином в обеденном зале – масляный портрет Очередного Мертвого Уилмота.

Едкие, хотя местами и спорные, замечания на тему искусства позабавили. Вы слышали про Синдром Стендаля? Я нет.

Не люблю, когда реалистичный сюжет уходит в сторону фантастики, но здесь понравилось. Чтобы не спойлерить скажу, его развитие, чем то мне напомнило  Айра Левин - Степфордские жёны , на острове есть какая-то тайна...

Неоднозначная история и, несмотря на её фантасмагоричность, очень реалистичная.

Она сказала, что красивая картинка ничему не учит мир.

P.S. Не разобралась с возрастом Мисти, сорок один никак не получается.