Золото короля

Старая гвардия. О своей любви к Артуро Перес-Реверте я готова говорить снова и снова. Друг, который никогда не подводит, он всегда, кроме опыта и истории, добавит в книгу живых жарких эмоций. Его герои не решают загадок нашего мира, а всего лишь выясняют в чем они заключаются. Его сюжеты увлекают, завораживают и заставляют перенестись в то что задумывается декорациями, но становится вполне осязаемой эпохой, щерящей зубы совсем неоднозначными историями. Он всегда на шаг впереди, увлекает и заманивает. Он правдив до обнаженности. Он коварен до иезуитства. Он ваш противник и ваш друг.

И вот Фландрия позади...а в Кадисе поджидает наших героев письмо, в Севилье — друг, а на берегу Гвадалквивира — невероятное приключение.
Снова вас беспокоит жар в крови, снова жажда приключений в нетерпении гонит вперёд, от главы к главе.

А без сраму не обходится, ибо злосчастный наш и старый испанский лев, со всех сторон окруженный врагами, которые всегда не прочь обмакнуть мякиш в нашу подливку хоть и клонился к упадку, хоть и дряхлел день ото дня, еще сохранял клыки и когти и не отдал бы свою шкуру задешево, а заставил бы потрудиться всяческих стервятников в лице торгашей-англичан...

Чуть колыхнулась под нетвердым первым шагом земля Испании, повеселила душу, омыла солнцем и воздухом.
Четыре руки, привычные к шпаге, для того чтобы убить.
Испания — не мать, но мачеха — плохо платит тем, кто проливает за нее кровь, и Капитан убивает исключительно ради того, чтобы выжить и поесть досыта. И покорно исполняет правила странной игры — древнего ритуала, — соблюдать которые люди, обречены от начала времен. Все прочее — ненависть, страсти, знамена — не имеют к этому ни малейшего отношения.
Когда перестаешь верить в судьбу начинаешь медленно катиться в бездну и только цветущая юность рядом и почтение, которое ещё питают к тебе помогают держаться и не впасть в отчаяние. И, пожалуй, кувшин вина....иногда много вина.

Иньиго же, приобретший военный опыт и пушок на верхней губе, все так же скользит над пропастью по лезвию самой сладостной бритвы, какую только может сотворить женщина для мужчины. И мы знаем, быть ему до последнего вздоха Анхелике и возлюбленным, и врагом.
Жизнь и честь на кону - для Диего и его воспитанника обычное состояние. И хотя, переодически, Бальбоа то забегает вперёд, то возвращается в уже прожитое, новая история о том как король решает вопросы власти и финансов все так же интересна.
Честь сложно приобрести, трудно сохранить и опасно носить...потому и золотая цепь от четвертого Филиппа, тяжелее чугуна для Капитана.

"Тирури-та-та" все так же звучит где-то за спиной. Верные враги иногда совсем даже не хуже верных друзей, когда у них есть особое понятие чести. И жизнь на страницах пахнет сталью и кровью, а сердце бьётся гораздо ровнее когда рядом плечо друга. В этой книге так много наемных убийц, что начинаешь забывать о профессиональных издержках, наблюдая за последней попойкой с друзьями перед утренней гарротой на площади Святого Франциска.

И скажите, можно ли остаться в равнодушии от:

Посланный доном Франсиско негр-вольноотпущенник, как и было условленно, ожидал нас в таверне и, покуда мы в прохладе воздавали должное винцу, тунцу и куриному птенцу с отварной зеленой фасолью, приправленной оливковым маслом, ввел нас в курс дела.

Покряхтывали гребцы, налегая на весла, поскрипывали уключины, уплывал назад высокий черный борт: «Иисус Назорей» замер в неподвижной воде гавани рядом с другими галеонами, поблескивающими в ясном свете дня свежим суриком, посверкивающими надраенной медяшкой, вздымающими к небесам высокие мачты в переплетении снастей. И вот уже берег, и нетвердая с непривычки нога ловит ускользающую сушу, неуверенно ступает по земле, столь ошеломительно просторной после тесной палубы — иди, куда хочешь. Щекочет ноздри запах специй, тешат глаз выставленные на прилавках лимоны, апельсины, изюм, сливы, соленья, белый хлеб, ласкают слух зазывные крики торговцев, расхваливающих свой товар — генуэзскую бумагу, берберийский воск, вина из Санлукара, Хереса и Порто, сахар из Мотриля…

Остановите меня, ибо цитирование любит точечность и сдержанность. А ни того, ни другого быть не может при столкновении с этими испанцами - автором и героями.

И сплетаются воедино Капитан, Артуро и Сергей - шпага, перо и голос. И живёте вы уже не в веке XXI, под вашими ногами горит палуба или гремит мостовая, глотку вашу рвет крик:"Испания… Старая ты сука, тварь неблагодарная", и нет времени, есть лишь желание продлить историю бесконечно, в радости — скупо отмеренной и в горести — вот ее-то было с избытком...

Много ли мы знаем об Испании первой трети XVII века? Спроси меня, и в голову сразу лезут раззолоченные франты и напыщенные фанфароны из любовных пьес Лопе де Вега "Собака на сене" и "Учитель танцев". Однако этот авантюрный приключенческий роман знакомит нас с совершенно другой Испанией — страной рыцарей плаща и кинжала не в переносном, но в самом прямом смысле, страной людей отчаянных, "тяжёлых на руку и лёгких на ногу", страной людей лихих и скорых на шпажный выпад или на смертельный кинжальный укол.

Вполне возможно, что пытливый и внимательный читатель ухватит Переса-Реверте за нижнюю губу и воскликнет "Так-то ты любишь свою родину, сукин ты сын!" Потому что автор не жалеючи рассыпает иронические, критические и порой просто издевательски-уничижительные характеристики и Испании, и испанцам того времени, называя первую устами одного из своих героев "старой сукой", "чванливой отчизной" и "тварью неблагодарной", и поясняя в конце-концов в контексте, что именно имелось ввиду, что послужило отправной точкой к этому отношению. А вторых нежалеючи называет бездельниками и ... впрочем, вот вам точная цитата из самого автора

"каждый мнит о себе невесть что, труд не в почёте, торговля — в загоне... распоследний мужлан спит и видит жалованное ему дворянство..."

и так далее и тому подобное — слишком многое пришлось бы выписывать сюда... Однако же, по здравому размышлению, полагаю, что всё это сделано намеренно, и что Артуро Перес-Реверте как раз и есть самый настоящий испанский патриот, и что написал он все эти горькие фразы и обидные выражения только для того, чтобы зацепить, задеть своего читателя за живое, чтобы любой читающий эту книгу обернул его авторский гнев и негодование на себя.

Вообще эта книга является великолепной стилизацией под худлит того времени. При чтении возникает явственное ощущение, что автор сам живёт в XVII веке, и пишет оттуда, изнутри, с полным знанием дела, и рассказывает он нам о себе самом и о своих приятелях, друзьях или просто знакомых, с которыми он сиживал в тавернах Севильи, Кадиса или Мадрида, и с которыми делил и радость побед и горечь поражений, любовный восторг и звон дублонов и дукатов. И это ощущение и впечатление только усиливается благодаря тому, что автор пишет от первого лица, от имени молодого честолюбивого испанца Иньиго Бальбоа, поднаторевшего в ратных подвигах вместе со своим старшим товарищем и наставником капитаном Алатристе.

Если судить по аннотации, то это четвёртая книга многотомной эпопеи, в которой главным героем является как раз упомянутый выше капитан Алатристе. Но роман написан таким образом, что вполне нормально читается как самостоятельная книга, вне всякой связи с предыдущими тремя. Поставим это автору тоже в плюс :-)

Отдельные слова благодарности переводчику этого романа Александру Богдановскому, обладателю Переводческой премии Мастер (2010) — думается, что удачные описания и сочные диалоги, колоритные высказывания и аппетитные картинки, нарисованные и произнесённые на русском языке, стали возможны благодаря только его стараниям и профессионализму. Двойным украшением романа стали помещённые в него коротенькие весьма характерные и атмосферные стишки и эпиграммы тех лет, также весьма умело, достойно и образно переведённые.

Всем любителям приключенческих авантюрных романов — рекомендуется!

Главным героем цикла заявлен капитан Диего Алатриста, и эту историю много лет спустя рассказывает его компаньон Иньиго Бальбоа, сын его погибшего друга, которому на тот момент было 16 лет.

Чем далее, тем более становится заметно, что книгу писал наш современник. Уровень рефлексии на порядок выше, чем у того же Дюма. Количество экшена - на порядок меньше. В книге всего два эпизода сражений - стычка с убийцами и финальная схватка за судно с золотом. Впрочем, книжка совсем крохотная. Большая часть времени посвящена экспозиции.

Бальбоа, уже будучи взрослым мужиком, трезво, без прикрас и бахвальства, рассказывает, что он видел и пережил в этот короткий период своей жизни. Он вспоминает Алатристе усталым мужиком средних лет, у которого ни семьи, ни дома, ни постоянной работы. Ничего, кроме репутации смертельного клинка. Полубродячий д’артаньянский образ жизни, постоянные драки и рискованные заработки, деньги не задерживаются на кармане, утекают сквозь пальцы, растрачиваются в кутежах. Маскулинная культура насилия, так называемая культура чести, может только укорачивать жизнь, но никак не продлевать ее. Культ смерти, когда умереть молодым, умереть в бою почетно и весело. И это проблема не только самого капитана, но и целой прослойки пиратов, наемников и прочих проходимцев-голодранцев.

Глава «Королевская тюрьма» - наглядный тому пример. Герои посещают последнюю попойку и, так сказать, проводы отважного забияки и кутилы, которого ожидает смертный приговор за то, что был дерзок не с тем, с кем следует (точно не помню состав преступления, возможно, там было и убийство). Мужчины едят, пьют, возносят в тосты в честь забияки, которого ждет славная смерть от руки короля. Ему сочувствуют, немного завидуют, но в целом, не осуждают и если кто-то и недоволен, то не системой в общем, а частными вещами («почему этот, а не тот»).

Но Бальбоа видит эту ситуацию не в героическом флёре, как может показаться, но скорее с горькой иронией, не высмеивая и не осуждая, и не желая ни высмеивать и не осуждать. Это очень взвешенная и трезвая позиция умудренного взрослого человека, возможно слишком прогрессивная для испанского Средневековья, но понятная современному человеку. Там же, в тюрьме, он спрашивает у себя, почему для мужчины менее предосудительно насиловать собственную дочь или бабушку, чем спать с другим мужиком.

После завершения их операции с абордажем судна с пиратским золотом, Бальбоа размышляет о том, чему служит Алатристе, какие принципы он исповедует, когда убивает ради того, чтобы король загреб себе еще как можно больше золота, которое осядет в его карманах и карманах его приближенных. И приходит к выводу, который настолько хорош, что я не буду перефразировать его своими словами, но процитирую почти полностью:

В этот миг мне припомнилось, как у стен Аудкерка началось возмущение в Картахенском полку, как из рядов начали выносить знамена, дабы не запятнать их мятежом, как я уж готов был примкнуть к восставшим, и как капитан, дав мне по шее, повел за собой со словами: «Король есть король». Только здесь, в севильском дворце, стал проясняться для меня невнятный прежде смысл этого догмата, только теперь понял я, что капитан хранил верность не этому вот рыжеватому юноше, стоявшему перед нами, не его католическому величеству, не истинной вере, не тем идеям, которые они воплощали на земле, а просто-напросто собственным понятиям о порядочности, принятым по доброй воле и за отсутствием иных, более, что ли, обширных и возвышенных, ибо те сгинули и прахом пошли вместе с невинностью юности. Понятия эти, каковы бы ни были они — верны или ошибочны, разумны или глупы, справедливы или нет, — помогали людям, подобным Диего Алатристе, противостоять хаосу бытия и вносить в него хотя бы видимость порядка. Так что, хоть и звучит это в высшей степени странно, хозяин мой, снимая шляпу перед королем, делал это не из верноподданнических чувств, не повинуясь дисциплине, не руководствуясь покорностью, граничившей с безразличием, но единственно — от безнадежного отчаяния. В конце концов, за неимением прежних богов, в которых веришь, и высоких слов, которые выкрикиваешь в бою, недурно обзавестись королем, и драться за него, и обнажать перед ним голову: по крайней мере, это лучше, чем ничего.

Резюмируя коротко: Алатристе придерживается неких принципов, потому что каких-то же принципов надо придерживаться!

За этим следует сцена, в которой король снимает с себя цепь и в качестве августейшей благодарности через посредника преподносит ее капитану. И для капитана она была «тяжелее чугуна», потому что связала ему руки еще больше. Ведь кто знает, сколько еще злодейств теперь предстоит ему совершить во имя монарха?