Жизни, которые мы не прожили

Время действия: примерно 1937 - 1992г.
Место действия: Индия, Мунтазир / Бали, Тджампухан
Впечатления: "Жизни, которые мы не прожили" - роман, рассказывающий через воспоминания уже пожилого Чанда Розарио, о жизни одной индийской семьи. По сути, это семейная сага, но в ее самом лёгком виде. Здесь не будет множества поколений и огромного числа персонажей. Воспоминания Чанда сосредоточены на его счастливом детстве с матерью, отцом и дедом, и том как постепенно семья начала распадаться. Уже взрослый Чанд Розарио пытается вспомнить и понять, когда и почему все пошло не так. Почему мать ушла из семьи. Почему его бросила. Почему отец ее не вернул. Что он не успел совершить в этой жизни. И что еще можно успеть совершить...

"Дома меня звали Мышкиным, и, в отличие от детских прозвищ, которые вместе с людьми, что их использовали, становятся далеким воспоминанием, домашнее имя ко мне приросло. Я получил его из-за моих судорог. «В честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“», – объяснил дедушка.
– Я не идиот, – заявил я.
– Вот прочитаешь «Идиота» и захочешь им стать, – ответил он. – Именно невинные делают человечество человечным."

Отмечу сразу, что написана книга великолепно: легко, образно и с юмором. Автор рассказывает об обыденной жизни семьи в Индии, но как же интересно все это читать и узнавать! К тому же мне сразу понравился главный герой Чанд Розарио, к которому с детства прилипло прозвище Мышкин))) Не думаю, что все соседи семьи Розарио читали "Идиота" Достоевского, но хилого мальчика в очках называли только так) Мне было интересно слушать все истории Мышкина. И о том, как он учился плавать, и как гостил в доме матери со всеми многочисленными родственниками, и как помогал дедушке, и как к ним забежал в медицинский кабинет щенок и так и остался в их семье, получив имя в честь персонажа Киплинга Рикки-Тикки-Тави))) Не менее интересны мне показались истории о жизни взрослого Чанда. Наверное, я так сроднилась с героем, потому что заметила между нами чёткие ассоциации в каких-то привычках, мыслях, действиях. Мне хотелось делать заметки буквально на каждой странице. Настолько мы совпадали с Мышкиным. Удивительно! Не припомню ни одной героини, с которой бы себя ассоциировала, а тут вдруг такое совпадение с героем из Индии=)

"...моим самым первым и подчас единственным другом стала собака по кличке Рикки. Ее нашел мой дедушка, ну или она его нашла: на эту тему у них в последующие годы состоялось немало односторонних разговоров. <...> Дада принес щенка домой и сказал, что мы назовем его Рикки, в честь мангуста Киплинга. У меня потом были и другие собаки, но ни одна из них так сильно не расстраивалась из-за моего ухода и так бурно не радовалась моему возвращению, как она. Казалось, ею правил страх снова остаться одной на мостовой. Или, может, дело было в том, что собаки с самого детства понимают, что, если уж находишь друга, с ним нужно проводить каждую минуту своей жизни. К чему расставаться?"

История матери главного героя как по мне прекрасная иллюстрация на тему "не суди человека, когда ничего о нем не знаешь". Изначально, когда я прочитала как Мышкин любил свою мать, а она взяла и бросила семью, уехав с другим мужчиной, не взяв с собой сына, я, конечно же, осудила этот ее поступок. Но чем дальше Мышкин рассказывал о своей матери, какое она получила образование, как ее воспитывал отец, почему и как она оказалась замужем, как строились ее отношения с мужем, то ее поступок стал понятен и даже закономерен. Хотя главного героя все равно было очень жаль, маленький мальчик, искренне любящий мать, уж точно был не виноват в том, что ее жизнь сложилась не так, как ей того хотелось.

"Моя мать происходила из семьи бенгальских индусов из Дели, отец был на какую-то часть англо-индийцем из Северной Индии. В Мунтазире семью отца индусы считали кучкой безбожников-христиан, а христиане – шайкой язычников-индусов."

Отец главного героя неожиданно стал ассоциироваться у меня с Карениным. Такой же степенный и интеллигентный мужчина, для которого важнее всего достоинство и сдержанность. Никаких проявлений чувств, никаких страстей, эмоций, приключений, увлечений. Жена должна быть красива и умна, но ходить по струнке и по указке мужа. Нельзя петь, рисовать, танцевать при посторонних, надо сидеть только дома и заботиться о муже с детьми. Но в отличие от Каренина отец Мышкина как мне кажется все же любил свою жену, но в силу характера не знал как к ней подступиться, а она - импульсивная натура, не шла к нему на компромисс. Вообще, я думаю в ее руках было изменить мужа и создать с ним счастливый союз. Все же он был хорошим человеком, учёным и довольно современным для того общества и времени. Хотя, возможно, это именно тот случай, когда люди настолько разные и далекие друг от друга, что их сближение просто невозможно.

"Я пробовал представить дедушку бегущим, но это было непросто. Я даже не видел никогда, чтобы он хоть сколько-нибудь торопился. Дедушка не сомневался, что мир подождет, – пока он закончит предложение, съест до последней ложки свой завтрак, оденется и выйдет из дома, заберется в экипаж. Я раздумывал над тем, что же отличало его от других, что вызывало такое почтение. И разгадка крылась именно в этом: он никогда не спешил, поскольку знал, пусть и не сознавая того, что всем было интересно, как он поступит, что скажет или сделает. Ничто не могло вывести его из равновесия."

Моим же любимым персонажем стал дедушка. Доктор Розарио - пример того, каким должен быть глава семьи. Всегда справедливый, лояльный, умный мужчина, которого уважают соседи и любят окружающие. Лучший друг своего внука, готовый поддержать любую его выдумку. Отец, не встревающий в отношения своего сына с женой, но по возможности старающийся их примирить и сгладить напряженную обстановку в доме. А еще доктор Розарио оказался самым ответственным человеком в семье. Он хотя бы не сбежал от проблем и не ушёл из дома в поисках себя, бросив маленького мальчика одного, как поступили родители Мышкина.

Кроме жизни семьи Розарио, автор вплела в повествование рассказ о судьбе известных исторических личностей того времени. Например, я впервые узнала об экстравагантной танцовщице Берил де Зёте, которая провела жизнь в путешествиях и спасала во время войны евреев из Германии, и немецком художнике Вальтере Шписе, основоположнике современного искусства на Бали, который отказался от идеологии своей родины и переехал жить на Бали, но по иронии судьбы его все же записали в нацисты местные власти, что стало роковым поворотом его жизни.

"Рассказывая историю любой жизни и уж тем более своей собственной, нельзя делать вид, что мы пересказываем все именно так, как оно произошло. Воспоминания приходят к нам в виде образов, чувств, мимолетных видений, иногда насыщенных, иногда едва обозначенных. Время как кристаллизует, так и растворяет. Мы не помним в точности, сколько события длились: пару дней, неделю, месяц? Какие-то отрезки времени совершенно выпадают из памяти, другие по прошествии лет обретают значение судьбоносных. Думаю, так происходит у большинства. За те годы, что мы с друзьями спорили о деталях былого, ненадежность собственных воспоминаний подтолкнула меня к мысли, что я больше не смогу узнать себя на старых фотографиях, что черно-белое изображение на них принадлежит кому-то другому."

Итого: Замечательный семейный роман! Увлекательный, интересный, в чем-то познавательный, в чем-то философский. А еще очень домашний и тёплый. Хоть на страницах своей истории Анурадха Рой затрагивает и военные годы, и не все персонажи их счастливо переживают, но повествование все равно остаётся каким-то поддерживающим, успокаивающим и уютным. Очень долго я сомневалась покупать ли мне "Жизни, которые мы не прожили" в бумаге, так как часто видела роман в книгообмене и решила, что он, наверное, на один раз. Но как же я рада, что все же решилась на покупку! С удовольствием буду возвращаться к моим закладкам в этой книге и уверена, что еще не раз ее перечитаю.

Книга прочитана в Клубе "Осторожно! Историки"
Флешмоб "Тринадцать путешествий во времени"

В наш век литературного пластика, когда книги пишутся тяп-ляп, «прочитать и выкинуть в мусорку вместе с одноразовой салфеткой», и годны в большинстве своем только для пресс-релизов и обзоров, для рекламного шума «большая книга о больших чувствах, трагедиях, судьбе» (нужное вписать), оказывается, есть люди, работающие по старинке – на совесть, на века. Роман Рой производит впечатление олдскульной прозы – основательной, неторопливой, с бережным вниманием к деталям, со своей философией и стремлением к панорамному изображению мира. Жизнь течет, как и встарь, а потому достаточно времени не только для любви, но и для красоты и размышлений, вот что понимаешь, читая «Жизни, которые мы не прожили».

Основа тягучей и вязкой романной мелодии задана уже на первых страницах – старик на седьмом десятке Мышкин Чанд Розарио собирается написать завещание (а тут еще бандероль, явно имеющая отношение к его прошлому). Простое вроде бы решение сподвигает его на развернутые воспоминания о своем детстве в Индии конца 30-х годов XX века, о событии поворотном в его судьбе – бегстве матери Гаятри из дома и семьи с художником («русским немцем») Вальтером Шписом.

А дальше? Дальше открывается удивительный мир мелочей, полутонов, переживаний, потаенных историй, растущих подобно снежному кому от страницы к странице. Воспоминания - удел старых и одиноких. Было или не было? Память конструируется воображением. Мышкин не просто вспоминает, он пишет книгу своей жизни.

В коммерческой беллетристике вариативность становится поводом для литературных забав, читательского развлечения. Нас заставляют наматывать круги по одному и тому же пространству-времени: давайте сперва посмотрим, что случилось при таком раскладе, а теперь - при другом. Жизнь настолько бедна в подобного рода авторском представлении, что ей требуется добавка. В результате он прикручивает к основной линии новые вариации, такие же полые и блеклые.

В жизни полноценной, полнокровной нет необходимости в искусственном увеличении числа сюжетных веток. Память услужливо подскажет столько деталей и поворотов, сколько не присниться пришпоренной писательской фантазии. И это несмотря на то, что сделанный выбор в реале делает невозможными иные альтернативные линии.

Каждый из членов семьи Розарио в романе совершает свой выбор, закрывая для себя ту или иную перспективу (добрый дедушка становится врачом, забрасывая семейное мебельное дело, отец Мышкина Нек Чанд отказывается от своей фамилии Розарио, Гаятри отрекается от семьи в пользу свободы, а сам Мышкин находит третий путь, игнорируя родительскую дилемму «искусство или политика?»). Беднее от этого они не становятся, просто проживают жизнь ту, а не эту, оплачивая свой выбор утраченными возможностями. Лишь немногим гениям, талантам дано совершить выбор с легкостью и без потерь, все обратить себе во благо – и тюрьму, и тропический рай. Таков Вальтер Шпис («счастье само меня как-то находит»), чей идеализированный образ представлен в романе. Но и его лучезарная уверенность («если мир в опасности, мы все равно должны петь, танцевать и жить») кажется чем-то наивным, инфантильным, даже самодовольным, перед лицом всеобщего заговора политиков против жизни.

Почему мы выбираем ту дорогу, а не эту? Загадка. Впрочем, причин много – в этом виновато наше стремление к определенной цели, результат давления со стороны окружающих, игра случая (лучшее в жизни, по словам Вальтера Шписа, происходит по воле случая), игра политиков, воля государства, войны, которая вообще все меняет. Иногда причиной всему – конкретные люди, отец, мать, гений, приехавший навестить старую знакомую, собственный ребенок. Так Мышкин, отталкиваясь от слов матери, приходит к выводу, что стал для нее своего рода удавкой.

Письма самой Гаятри это не подтверждают. Но в свою очередь умалчивают о многом. И это согласуется с общей концепцией литературы не только как выявления, но и утаивания мыслей, чувств и фактов.

Тема памяти в романе причудливо перетекает в тему литературы, правдивости и значимости написанного. «Написанное остается». Единственное прочное прибежище памяти, открывающееся будущим поколениям, становится одновременно бременем и оковами, обвинительным документом, свидетельствующим о подтасовках и умолчании.

У меня мелькает мысль, что дотошность самого романа Рой в какой-то степени намеренна. Мы чувствуем как ценна для нее и ее героя Мышкина память об Индии последних лет британского владычества (много ли мы знали о концлагерях для военнопленных, безразличном отношении к тому, кто победит Черчилль или Гитлер, или танцах, песнях тех лет, лавчонках и улочках индийского города, забавах ребят, перипетиях политической борьбы). Но она же оказывается изматывающей, давящей, тормозящей развитие основного сюжета.

Тема взаимосвязи, взаимовлияния и даже прямых перекличек литературы и жизни занимает в книге не последнее место (и дело здесь не только в том, что к концу книга все больше приобретает эпистолярный характер). Судьба матери Мышкина перекликается с историей девушки из романа Майтрейи Деви, влюбившейся в студента по имени Мирча Элиаде (это ответ на роман самого Элиаде «Майтрейи» и собственная версия произошедшего). Фрагменты этого романа вплетены в текст Рой и эта невыдуманная история органично вписывается в происходящее. Ты не видишь, не замечаешь границы между документальным и художественным, теряешься в вопросе, где она, где грань между историей, рассказанной одним и другим автором.

Мысль изреченная - есть ложь. Запечатленная в слове мудрость, создает ощущение удушья, спертости. Написанное не просто остается, оно угнетает.

Тема литературы, писательства в самом широком смысле этого слова интересна еще и потому, что она вплетается в противостояние двух жизненных позиций, которые в романе персонифицированы в образах деспота-демократа Нека Чанда и ценителя всяческой красоты Вальтера Шписа.

Весь роман Рой можно представить как прение между аполлоническим и дионисийским началами. Нек Чанд воплощает мир разума, политики, риторики свободы, слов, национализма, генерализирующего, почти тоталитарного начала. Вальтер Шпис представляет искусство, практику, живопись, музыку, танец (все имеющее невербальное начало – красоту в чистом чувственном и непосредственном виде), он – очередной председатель Земного шара, а не какой-то там гражданин Германии, выступающий за плюрализм, за многообразие.

В итоге Рой создает удивительный по своей противоречивости текст, подвергающий сомнению доминирование слова над переживанием, образом, эмоцией.

Но в том –то и дело, что это не прощание с литературой, а попытка вернуть ее к живописи и музыкальности. Рой сама много делает в этом плане, превращая свой роман в череду завораживающих ярких, эмоциональных сцен и образов. Осуждая иссушающую рациональность, ее снобизм, она не лишает разум права на существование. Импровизационность памяти сочетается в книге с остротой мысли, с философской мудростью, констатирующей великое несовершенство и гармоничность человеческого существования, с его неудовлетворенностью, жаждой и, одновременно, неспособностью достичь идеала. Однако в непрожитых жизнях, возможно, и таится возможность многообразия.

Одиночество удел тех, кто идет своим путем.

Предостерегу тех, кто любит читать и ориентируется в книжном потоке, но не имеет фундаментальных знаний о современной индийской литературе: Анурадха Рой и Арундати Рой - не одно и то же лицо. Дело в том, что сама я угодила в эту ловушку разума. Бралась читать "Жизни, которые мы не прожили", пребывая в уверенности, что это и есть новая книга от автора "Бога мелочей", о которой много говорили с год назад. И продолжала в ней оставаться большую часть времени, недоумевая только, отчего на сей раз все так трагично и просто?

Почему нет мрачной тайны, саспенса, который Рой успешно нагнетала на всем протяжении первого романа? Где уморительно смешные сцены, вроде той, с маленьким Лениным? Пока, загуглив, не поняла, что однофамилицы с очень похоже, на русский слух, звучащими именами - разные индийские писательницы. Обе озабочены правами женщин, социальными проблемами, кастовым неравенством. Романы обеих построены в форме воспоминаний старых одиноких людей о драматических событиях детства в зажиточной семье, пришедшегося на время войны. Персонажи обеих носят имена, связанные с русской культурой. Обе книги великолепны. И они разные.

Чандру Розарио все в семье зовут Мышкиным, в честь, догадайтесь, кого? В раннем детстве он был слаб здоровьем и подвержен судорожным приступам, заставлявшим опасаться эпилепсии. А мама как раз тогда читала "Идиота". Вот по аналогии, а прозвище приклеилось. Детство Мышкина закончилось в девять лет, когда его мама сбежала с англичанином. На самом деле, художник Вальтер Шпис был немцем, но в колониальной Индии всякого белого привычно называли англичанином. И никакой сексуально-скандальной подоплеки у происшествия не было, реально существовавший художник Шпис был геем, но такова молва: предполагает за любым поступком худшее и судит безапелляционно.

Но она таки сбежала? Да. Молодая образованная красивая талантливая художница Гаятри была глубоко несчастна в браке. И не то, чтобы муж плох, преподаватель колледжа, придерживавшийся современных национально-освободительных и социальных взглядов. Но вот бывает такое, люди не смешиваются, как масло и вода. К тому же, прогрессивность Ника не распространялась в равной степени на права женщин, на признание возможности самоопределения и творческой реализации для них. Чи-во? Ты о чем вообще? Тридцатые годы прошлого века, патриархальная Индия, да в половине европейских стран в это время женщины не имели права голоса.

И тем не менее, в Индии уже был Рабиндранат Тагор, и влияние его колоссально. А отец Гаятри воспитывал ее в любви и уважении к данному ей таланту. Жаль, папа умер, властная мать выдала шестнадцатилетнюю девочку замуж, семья вовсе не домостроевская: вдовец свекор врач, дружески расположенный к невестке, супруг откровенно любуется красавицей и умницей женой, слуг полон дом - живи и радуйся. А вот поди ж ты, не мыслит себя без живописи. Приезд старого друга Шписа, с которым познакомилась в трансатлантическом путешествии, будучи подростком, послужит катализатором.

Этим днем счастливое детство Мышкина заканчивается, начинается ад, различающийся, главным образом, интенсивностью горелок. Ожидание писем от ненавистной обожаемой мамы, школьный буллинг и предательство друга, который прежде всегда был его защитником, уход отца в пешее паломничество и возвращение с новой женой и новой маленькой сестренкой. Все это написано хорошо, горько, атмосферно. И, как бы сказать, чтобы не в бесцеремонно потребительской манере: классно, но такого: детские травмы, соотношение жертвенности в пользу семьи и обязательств перед собственной дхармой - было уже много.

Ни описаниями экзотической природы, ни аутентичным бытом, ни введением реальных исторических персонажей, вроде антрополога Маргарет Мид и самого Вальтера Шписа, нас, пресыщенных, не удивишь. Даже органично влитые в эпистолярную часть повествования (старику Мышкину передают пакет с откровенными письмами его матери) фрагменты "Майтрейи" Мирча Элиаде, придавая роману статус и блеск интеллектуальной прозы, не ломает четвертой стены.

Это случится почти в самом конце книги. Начало Второй Мировой, в которую Индия и Бали, где пытается строить новую жизнь свободной художницы, которая вот накопит денег и заберет своего Мышкина - Гаятри. Беспомощность перед нечеловеческой силой, что калечит правых и виноватых без разбору, потому что виноваты перед ней априорно мы все. Мерзейшей мощи политиков, в чьей власти кинуть миллионы малых мира сего в топку войны, в лагеря для интернированных - это лупит наотмашь, проливается слезами, заставляет ощутить собственную малость и родство с героями Рой. Наполняет ее историю живой кровью. Щемящей жалостью о жизнях, которые мы не прожили.

Любовь! Сдается мне, никому не приходит в голову, что женщина может сделать хоть что-то не из любви к мужчине. Ну что ж, они ошибаются.