Временами юношеские впечатления служат цементирующей основой для дальнейшего, глубокого и фундаментального творчества. Не все в этом фундаменте бывает цельно и однородно, однако при этом даже самый первый камушек подчас становится крепким залогом богатого на переживания будущего.
Несмотря на то, что изначально «Бюг-Жаргаль» был написан Гюго всего в 16 лет (хоть и доработан позднее в 24), тем не менее в нем уже начинают прослеживаться те вехи углубленного изучения человеческой природы во всем ее противоречивом многообразии, которые столь явно и выпукло выступали в его более зрелых и всемирно известных произведениях.
Основываясь на реальных исторических событиях, роман в то же время является чрезмерно идеализированным и в некотором плане слишком наивным повествованием от лица одного из участников событий. Фактически все персонажи наделены собственным рядом черт характера, которые закладывают основу для их личностного развития — так, Леопольд д'Овернэ, кажущийся поначалу исключительно положительным героем, временами проявляет совсем недостойные этого звания мысли и чувства, не умея прислушаться к себе и не находя в себе сил поверить единожды данному обещанию. Его герою хочется сострадать, но чем глупее его ошибки, тем большую досаду он вызывает. И тем самым делается более приземленным, более простым в своем изложении персонажем, чем Пьеро.
Интриги этой книги прослеживаются довольно легко. И еще легче угадать, кто же друг, а кто — враг. И так называемое «ужасное предательство» перестает быть таким ужасным, потому что читатель далек от наивных иллюзий влюбленного и страдающего Леопольда. Читатель не верит в совпадения, читатель ЗНАЕТ, кто, почему, как и, главное, зачем поступил так, как поступил. А если не знает, то уж точно догадывается. И в этом тоже, как мне кажется, был заключен замысел Гюго — не выстроить сложную многоходовую интригу с потайными замками, за которыми скрываются жуткие скелеты, а изобразить масштабное полотно, в котором все будет на виду.
И чем более несовершенным кажется капитан д'Овернэ, тем более возвышенным, благородным, непохожим на других, является Пьеро. И в этом лично я нахожу далекий пока еще отзвук «того самого» Гюго, который впоследствии так живо и будоражаще изобразит попытку захвата бродягами и цыганами неприступной твердыни собора Парижской Богоматери. И еще более ярко, драматично, до слез на глазах и комка в горле — кровавую битву на баррикадах, заранее обреченную, но оттого еще более неистовую.
Персонаж Пьеро пока не слишком сложен и противоречив, как Клод Фролло, Жан Вальжан, Жильятт или Гуинплен. Однако он уже обладает теми чертами характера, которые не могут не восхищать. Будучи рабом, он свободен духом, имея огромное и любящее сердце, он находит мужество в жертве и отречении, утешаясь счастьем и любовью той, которая ему недоступна. Зная, что значит настоящая благодарность, он переступает несправедливость и огульность обвинений, и открывает свою душу навстречу тому, кого хочет называть «братом». Его сложно анализировать, так как о его чувствах можно лишь догадываться. Но по тем болезненным, сухим описаниям его прошлого можно вывести наружу всю глубину его страдания и того, что он смог преодолеть, оставясь самым мужественным и самым человечным из восставших.
По объему роман совершенно небольшой. Он написан очень простым, художественным и не перегруженным языком, только формирующим стиль будущего знаменитого писателя. Философствований практически нет, поскольку это — роман-действие, сама сила которого в движении. И хотя, как упоминалось в краткой биографии Гюго, события в нем значительно приукрашены, равно как и жестокости чернокожих повстанцев, однако ничто не мешает взглянуть на происходящее под другим углом. Жестокость порождает жестокость и хотя вопрос о превосходстве какой-либо из рас будет явно излишним, все события «Бюг-Жаргаля» - закономерный человеческий фактор, который позволяет задуматься как об ужасах войны и сохранении человечности, так и о том, ради какой великой ценности все это совершается.
Я не люблю революции (в отличие от французов). И мне трудно проникаться их свободолюбивыми идеями. Но то, с каким пылом они могут говорить о них, само по себе вызывает интерес.
У этого романа его небольшое послесловие, которое в моем издании приводилось перед примечаниями и которое завершает то, на чем оборвалась основная линия повествования. Но даже без послесловия я помнила, что этот роман должен был быть рассказом из так и не написанного сборника. И в целом он раскрыл главную интригу, так что... почин можно считать вполне успешным. И засим можно переходить к следующему произведению.
