3. Кролик из «Плейбоя».

Мы застали доктора Монику как раз в тот момент, когда она, подхватив свою изящную сумочку, торопливо направилась к выходу. К величайшему несчастью, мы всё-таки опоздали и утратили возможность безотлагательно добыть такую нужную нам информацию. Моника весьма радушно, но с едва уловимым оттенком нервозности, очаровательно улыбнулась нам. Мы обменяли церемонными гигиеническими поцелуями, едва коснувшись сначала правыми, а потом левыми щёчками. Мне всегда было невдомёк: то ли таким образом португальские дамы экономят на губной помаде, то ли предохраняются от каких-то инфекционных заболеваний.

– Степан Тягнибеда, мой друг и соотечественник, – представил я моего компаньона доктору.

Гигант выступил вперёд и простодушно высказался:

– А у нас в Украине принято приветствовать друг друга куда более дружелюбным способом.

И он трижды поцеловал ошеломлённого адвоката в её пухлые пунцовые губки. Я в ужасе обомлел, отчётливо понимая, что лишился не только возможности узнать хоть что-то о докторе Жуау, но и потерял надёжного друга, безвозмездно консультирующего меня в юридических вопросах. Мне осталось только гадать, кто же из нас первым получит оплеуху: или сверх меры обнаглевший детина, или безмозглый олух, который имел неосторожность притащить его сюда.

Моника зарделась так, что румянец всплыл поверх её смуглой, оливковой кожи. Однако взрыва ярости, которого я с трепетом ожидал, к моему величайшему изумлению, так и не последовало. Какое-то время она стояла недвижно и лишь глаза её смущённым маятником косились то на меня, то на моего беспардонного товарища.

В конце концов, адвокатесса обрела дар речи и осведомилась срывающимся, дрожащим голосом:

– И какое же дело привело Вас в моё скромное агентство?

– Нам жизненно необходима полная информация о докторе Жуау Мартинш Куэлью да Пика, которого Вы, вероятно, хорошо знаете, – стыдливо отворачивая глаза, обозначил я область наших интересов.

Реакция Моники на мой запрос буквально ошеломила меня. Несмотря на неурочное время, она безропотно, я бы даже сказал, охотно вернулась в свой кабинет и гостеприимно пригласила нас присесть в комфортные полукресла. Доктор проявила необычайную выдержку и тактичность, не полюбопытствовав о причинах нашей заинтересованности в столь конфиденциальных сведениях. И у меня возникло смутное ощущение, что у неё есть свои профессиональные методы и приёмы выведать истинные цели нашего неожиданного визита. Во всяком случае, она без особых предисловий и церемоний перешла к занимающему нас делу. И хотя лицо Моники было обращено непосредственно ко мне, но её тёмно-карие очи исподволь смещались к притягательному облику белокурого великана.

– Доктор Жуау – весьма предприимчивый, влиятельный и состоятельный человек. Он хозяин крупного адвокатского агентства, филиалы которого разбросаны по всей Португалии. Говорят, что у него солидные счета в иностранных банках, но большая часть капиталов вложена в ценные бумаги и прибыльные предприятия. Он адвокат наивысшей категории и знает не только португальское законодательство, но и своды законов самых развитых европейских держав.

После окончания университета я практиковалась в его фирме и лично ему обязана моему быстрому профессиональному росту. Ушла я из-под опеки доктора Жуау чисто из этических соображений. Он – страстный, заядлый охотник, а я – непримиримый противник умерщвления как диких, так и домашних животных. И к тому же мэтр чересчур уж кичится своим замшелым дворянским происхождением.

– А он истинный дворянин, или из тех, которые купили свою родословную за солидную сумму? – задал наводящий вопрос Степан.

– Судя по его благородному воспитанию и изысканным манерам, он подлинный дворянин, – выразила свою точку зрения Моника. – Мне приходилось бывать в его родовом поместье «Кинта да Пика», которое находится в небольшой плодородной долине у самой границы с Испанией. Когда-то, неподалёку от усадьбы находилось многолюдное, процветающее село, но сейчас там полнейшее запустение. В общем-то, его усадьба больше напоминает приватный исторический музей, чем уютное гнёздышко потомственного аристократа. В одном из залов особняка под пуленепробиваемым стеклом хранится выцветшая грамота о пожаловании дворянства дону Андре Мартиншу Куэлю да Пика ду Кумулу. Грамота заверена не только подписью и печатью короля Жуау Первого, но также и коннетабля Ну́ну Алва́реша. Конечно, документ сильно подпорчен временем, и некоторые его места пострадали от влаги и сырости. А нижний край листа даже немного обгорел во время пожара в семнадцатом веке. Но в принципе, смысл текста вполне возможно воссоздать, несмотря на некоторые повреждённые водой и плесенью места. В том же зале под стеклом содержится и герб, пожалованный королём славному предку дона Жуау. На геральдическом щите в верхней части стилизованно изображена крепостная башня на возвышенности. Внизу нарисованы военный барабан, два скрещенных меча и кулеврина. По краям щита, на равных расстояниях друг от друга, размещены двенадцать головок кроликов.

Собственно говоря, зачем я вам всё это рассказываю. Я тайком сфотографировала эти весьма чтимые доктором реликвии.

Моника развернула к нам монитор компьютера и энергично защёлкала пальчиками по клавиатуре. Грамота меня не очень-то и впечатлила, так как там действительно трудно было что-либо разобрать. А вот герб поразил меня необычной чудаковатостью своей композиции. Во всяком случае, стилизованные кроличьи головки в профиль здесь были явно некстати и не к месту.

– Мне думается, что тушки кроликов скушали на банкете в честь присвоения рыцарского звания прародителю доктора, – глубокомысленно растирая подбородок пальцами, подметил Степан. – А отсечённые головы, чтобы не пропадать добру понапрасну, пришпандорили к щиту новоиспечённого дворянина.

– Вы даже себе не представляете, насколько оказались близки к истине, сеньор Степан! – от всей души развеселилась Моника.

Теперь не только её внимание, но и тёмно-карие очи были неотрывно прикованы к моему товарищу. И это подспудно начало меня раздражать и нервировать. Совестно признаться, но я тайно испытывал к Монике не только искреннюю симпатию, но и гораздо более яркие чувства. На курсах для иммигрантов с Востока мне удавалось создавать образ спокойного, уравновешенного, но решительного и несгибаемого в критических ситуациях мужчины. И казалось, это производило благотворное впечатление на моего эрудированного и привлекательного преподавателя. Я потому-то так часто и приходил к ней консультироваться по юридическим вопросам, чтобы способствовать развитию наших дальнейших взаимоотношений. Но тут между нами появился сумасбродный Степан и решительно всё прочь-напрочь испортил.

– И кого же мне напоминает в профиль этот двенадцатикратно клонированный кролик? – продолжал размышлять вслух тернопольский балагур.

– Героя мультсериала «Ну, погоди!» – мрачно выдавил я из себя, с подозрением поглядывая то на Монику, то на Степана.

– Не-е-ет! – не согласился со мной весельчак. – Того милого симпатягу так и хотелось угостить сочной морковкой или свежевыращенной капусточкой. А облик этого холёного зайчища – наглый, пошлый и бесцеремонный! И такого прожженного пройдоху даже брюссельской или цветной капустой навряд ли соблазнишь! Ему только американскую банковскую «зелень» в аккуратненьких пачечках подавай!

И тут меня озарило:

– Да это же эмблема эротического журнала «Плейбой»!

– Точно! А я-то всё думал, где же я видел эту хитрую, похотливую мордочку! – просиял Степан и с нескрываемым уважением взглянул на меня. – У тебя прекрасная память, Василий! Если, конечно, ты не являлся постоянным подписчиком этого издания для сексуально озабоченных самцов. Однако, в любом случае, ты просто молодчина!

И он по-дружески хлопнул меня по плечу. От неожиданности я слетел со стула и чуть было не нырнул головой в урну для использованных бумаг.

– Да ты что, сдурел!!! – в негодовании взревел я, выплёвывая изо рта обрезки бумаги и пытаясь встать на дрожащие и непослушные коленки. Неведомая мне сила оторвала меня от пола и, даже не позволив коснуться подошвами пола, аккуратно усадила на прежнее место.

– Ну, вот и всё с моим имиджем уравновешенного, но крутого и несгибаемого джентльмена, который я так искусно создавал для Моники, – с отчаянием, переходящим в ярость, подумал я.

– Извини, дружище. Не рассчитал силы, – успокаивающе промурлыкал над ухом знакомый голос, от которого я и вовсе взбесился:

– Ну, вс-с-с-ё-о! Ты меня дос-с-с-тал, С-с-стёпа! – по-змеиному прошипел я, сжимая кулаки и, наконец-то, приобретая вертикальное положение. – Сейчас и я, совсем случайно, не рассчитаю силы!

Очевидно, Степан, всё-таки сообразил, что выставил меня перед дамой в весьма неприглядном свете и сразу же постарался сгладить неприятную ситуацию. Он согнулся, скукожился и, прикрываясь руками, на полусогнутых ногах попятился к двери кабинета.

– Василий! Только не бей меня своей левой рукой! – жалобно запричитал двухметровый верзила. – Мне же тогда как минимум три недели валяться в больничной палате! И кто же потом будет денежки зарабатывать, чтобы прокормить моих малых деточек?!

Однако этот отступной пассаж получился у него не слишком естественным и вовсе не убедительным.

– Умеешь ты, Стёпа, наживать себе вр-р-рагов! – дрожа от гнева, прорычал я.

– И друзей тоже, – мягко проворковала Моника, пожирая огромными глазищами моего компаньона.

С трудом оторвав очи от сконфуженного великана, доктор плавно приблизилась ко мне, коснулась ладонью моего плеча и кротко проговорила:

– Простите его, Василий. Он ведь сделал это не специально, не предумышленно.

И хотя я был иного мнения, но мои кулаки как бы сами собой разжались. И вся моя злость растаяла в бездонных карих очах Моники, как зимняя изморозь от взошедшего в португальских предгорьях солнца.

Мы снова уселись на прежние места и некоторое время стеснительно переглядывались.

– Извиняюсь, дорогая доктор Дуарте! – нарушил первым безмолвие Степан. – Я что-то запамятовал, на чём Вы прервали Ваш интереснейший экскурс в историю?

Адвокатесса, склерозно хмурясь, надолго призадумалась, а затем вопросительно, будто моля о помощи, покосилась в мою сторону.

– На двенадцати любвеобильных кроликах из американского «Плейбоя», – освежил я память нашей гостеприимной хозяйки. – Но все они скопом и в подмётки не годятся одному нашему нахальному полесскому зайцу!

Однако и адвокатесса, и мой так называемый друг сделали вид, что не поняли мой не очень тонкий намёк.

– Ах, да! – наигранно спохватилась Моника и виновато взглянула на нас. – Кстати, о кроликах! Мне следовало бы сразу вам сказать, что пожалованный королём рыцарский герб пострадал от времени не менее, чем сама грамота.

Моника пробежалась пальчиками по клавиатуре, и пред нами предстал герб, на котором и действительно мелкие детали были либо размазаны, либо едва различимы.

– Вот я с помощью фотошопа немного и подправила старинный рисунок, – покаялась адвокат. – Так что плейбоевские кролики полностью на моей совести.

Мы снова озадаченно переглянулись, а потом дружно захохотали на всё агентство. Зависшая в воздухе напряжённость как бы сама собой разрядилась, и наше дальнейшее общение уже проистекало в атмосфере беззаботности и непринуждённости.

– Но всё-таки, каким же образом целая дюжина кроликов угодила на герб семейства Куэлью да Пика? – вернулся гигант к интересующему его вопросу.