Отзывы на книги автора «Стефан Цвейг»

На долю небогатой служащей почтового офиса выпадает шанс прикоснуться к миру роскоши. А может, и не роскоши вовсе, но, как минимум, к миру людей состоятельных и успешных. И уже тут у меня появился первый вопрос. А стоило ли? Да, конечно, глупо не использовать шанс пожить пару недель на курорте за счет тети. Глупо не попробовать новые блюда, не примерить красивые платья, не придумать новую себя и почти в эту девушку поверить. Но как же больно падать..
Фабула проста и даже напоминает эдакую сказку о золушке. Но не стоит забывать, какой писатель стоит за этой книгой. Тончайший психолог и певец человеческой души. Эта книга не только и не столько о надеждах, которым так тяжело сбыться, она о свободе, которой, по мнению героев, почему-то обладают лишь люди, имеющие капиталы, о том, стоит ли принимать судьбу и плыть по течению, либо стараться изменить свой путь. Она о том, как война лишила героев книги молодости, мечты, веры в себя и свою страну и такого вроде бы естественного для молодых людей желания жить, дышать и стремиться.
И то, что я считала недостатком, приступая к чтению (я уже знала, что финал книги остается открытым), превратилось в достоинство. Да, это именно то финал, который был необходим. Писатель задает множество вопросов. Пусть каждый ответит сам и решит, какая судьба ожидает героев.

Вторая подряд книга о женщине, так или иначе вошедшей в историю, чьё имя сразу вызывает ассоциации и наталкивает на исторические события, связанные с ним.

Мария - Антуанетта, королева Франции и жена Людовика XVI, монархическая чета, чьи жизни, в результате революционных событий, охвативших страну, закончились на эшафоте с небольшим промежутком.
Уже одно это обстоятельство может стать поводом к изучению биографии той, которую обвиняли во многих грехах, не всегда доказуемых и на сегодняшний день, но тем не менее послуживших поводом к кровавой расправе.
С. Цвейг в своём романе шаг за шагом стремится проследить всю историю женщины, стремительно ставшей врагом нации, с момента её замужества и появления на французской территории до бесславной кончины.

Юная королева предстаёт перед нами легкомысленной ветреной особой, охочей до балов, маскарадов, шуток и развлечений, и несмотря на все увещевания и просьбы матери, королевы Марии Терезии, женщины сильной волевой, хорошо разбирающейся в жизни и политике, продолжающей вести присущий молодости в большинстве случаев , образ жизни.
Этому в немалой степени способствует и отсутствие должных отношений между супругами, обусловленное физиологическими, и как следствие, психологическими, проблемами.

В своем стремлении реконструировать жизнь монаршей особы, автор подробно останавливается на многих ключевых, на его взгляд, моментах, сыгравших в итоге роковую роль, подвергает скрупулезному анализу характер и поступки своей героини и её окружения, любую свою точку зрения или вывод представляет в виде стройной логической цепочки, подкрепляемой знаниями людской психологии.

И невольно в ходе чтения ты уже вслед за автором встаёшь на сторону симпатий к главной героине: в чём-то понимаешь её, где-то оправдываешь, жалеешь и симпатизируешь, хотя и видишь всю пагубность некоторых поступков, могущих впоследствии обернуться трагедией, что, в общем-то, и произошло, но при этом отдаёшь должное и справедливости материнских слов и верности её замечаний, к которым всегда так поздно прислушиваются отпрыски.

Но чем дальше читаешь этот увлекательный роман-биографию, тем чаще закрадывается подозрение в субъективности автора, в его вольной или невольной симпатии к своей героине, что порой превращается в попытку представить её невинной жертвой обстоятельств, а вину за случившееся во многом свалить на её супруга, который предстаёт нерешительным увальнем, к тому-же неполноценным физически.

Излишняя, на мой взгляд, медоточивость автора в отношении героини мешает должному критическому восприятию происходящего, как и излишняя патетика любовных отношений не являются определяющими для жанра биографии исторической личности.

Но в целом, данные шероховатости не испортили впечатления от прочитанного, а сам роман позволил прочитать удивительную историю взлёта и падения, когда даже высокое рождение и положение не гарантируют беспечной жизни на всём её протяжении.

Вторая подряд книга о женщине, так или иначе вошедшей в историю, чьё имя сразу вызывает ассоциации и наталкивает на исторические события, связанные с ним.

Мария - Антуанетта, королева Франции и жена Людовика XVI, монархическая чета, чьи жизни, в результате революционных событий, охвативших страну, закончились на эшафоте с небольшим промежутком.
Уже одно это обстоятельство может стать поводом к изучению биографии той, которую обвиняли во многих грехах, не всегда доказуемых и на сегодняшний день, но тем не менее послуживших поводом к кровавой расправе.
С. Цвейг в своём романе шаг за шагом стремится проследить всю историю женщины, стремительно ставшей врагом нации, с момента её замужества и появления на французской территории до бесславной кончины.

Юная королева предстаёт перед нами легкомысленной ветреной особой, охочей до балов, маскарадов, шуток и развлечений, и несмотря на все увещевания и просьбы матери, королевы Марии Терезии, женщины сильной волевой, хорошо разбирающейся в жизни и политике, продолжающей вести присущий молодости в большинстве случаев , образ жизни.
Этому в немалой степени способствует и отсутствие должных отношений между супругами, обусловленное физиологическими, и как следствие, психологическими, проблемами.

В своем стремлении реконструировать жизнь монаршей особы, автор подробно останавливается на многих ключевых, на его взгляд, моментах, сыгравших в итоге роковую роль, подвергает скрупулезному анализу характер и поступки своей героини и её окружения, любую свою точку зрения или вывод представляет в виде стройной логической цепочки, подкрепляемой знаниями людской психологии.

И невольно в ходе чтения ты уже вслед за автором встаёшь на сторону симпатий к главной героине: в чём-то понимаешь её, где-то оправдываешь, жалеешь и симпатизируешь, хотя и видишь всю пагубность некоторых поступков, могущих впоследствии обернуться трагедией, что, в общем-то, и произошло, но при этом отдаёшь должное и справедливости материнских слов и верности её замечаний, к которым всегда так поздно прислушиваются отпрыски.

Но чем дальше читаешь этот увлекательный роман-биографию, тем чаще закрадывается подозрение в субъективности автора, в его вольной или невольной симпатии к своей героине, что порой превращается в попытку представить её невинной жертвой обстоятельств, а вину за случившееся во многом свалить на её супруга, который предстаёт нерешительным увальнем, к тому-же неполноценным физически.

Излишняя, на мой взгляд, медоточивость автора в отношении героини мешает должному критическому восприятию происходящего, как и излишняя патетика любовных отношений не являются определяющими для жанра биографии исторической личности.

Но в целом, данные шероховатости не испортили впечатления от прочитанного, а сам роман позволил прочитать удивительную историю взлёта и падения, когда даже высокое рождение и положение не гарантируют беспечной жизни на всём её протяжении.

Вторая подряд книга о женщине, так или иначе вошедшей в историю, чьё имя сразу вызывает ассоциации и наталкивает на исторические события, связанные с ним.

Мария - Антуанетта, королева Франции и жена Людовика XVI, монархическая чета, чьи жизни, в результате революционных событий, охвативших страну, закончились на эшафоте с небольшим промежутком.
Уже одно это обстоятельство может стать поводом к изучению биографии той, которую обвиняли во многих грехах, не всегда доказуемых и на сегодняшний день, но тем не менее послуживших поводом к кровавой расправе.
С. Цвейг в своём романе шаг за шагом стремится проследить всю историю женщины, стремительно ставшей врагом нации, с момента её замужества и появления на французской территории до бесславной кончины.

Юная королева предстаёт перед нами легкомысленной ветреной особой, охочей до балов, маскарадов, шуток и развлечений, и несмотря на все увещевания и просьбы матери, королевы Марии Терезии, женщины сильной волевой, хорошо разбирающейся в жизни и политике, продолжающей вести присущий молодости в большинстве случаев , образ жизни.
Этому в немалой степени способствует и отсутствие должных отношений между супругами, обусловленное физиологическими, и как следствие, психологическими, проблемами.

В своем стремлении реконструировать жизнь монаршей особы, автор подробно останавливается на многих ключевых, на его взгляд, моментах, сыгравших в итоге роковую роль, подвергает скрупулезному анализу характер и поступки своей героини и её окружения, любую свою точку зрения или вывод представляет в виде стройной логической цепочки, подкрепляемой знаниями людской психологии.

И невольно в ходе чтения ты уже вслед за автором встаёшь на сторону симпатий к главной героине: в чём-то понимаешь её, где-то оправдываешь, жалеешь и симпатизируешь, хотя и видишь всю пагубность некоторых поступков, могущих впоследствии обернуться трагедией, что, в общем-то, и произошло, но при этом отдаёшь должное и справедливости материнских слов и верности её замечаний, к которым всегда так поздно прислушиваются отпрыски.

Но чем дальше читаешь этот увлекательный роман-биографию, тем чаще закрадывается подозрение в субъективности автора, в его вольной или невольной симпатии к своей героине, что порой превращается в попытку представить её невинной жертвой обстоятельств, а вину за случившееся во многом свалить на её супруга, который предстаёт нерешительным увальнем, к тому-же неполноценным физически.

Излишняя, на мой взгляд, медоточивость автора в отношении героини мешает должному критическому восприятию происходящего, как и излишняя патетика любовных отношений не являются определяющими для жанра биографии исторической личности.

Но в целом, данные шероховатости не испортили впечатления от прочитанного, а сам роман позволил прочитать удивительную историю взлёта и падения, когда даже высокое рождение и положение не гарантируют беспечной жизни на всём её протяжении.

Удивительно, насколько же разные новеллы Цвейга мне советуют. Объединяет их, пожалуй, только одно – неизменно прекрасное впечатление, которое они оставляют. Впрочем, есть ещё одна черта, о которой я уже говорил когда-то, но которой только сейчас нашёл идеальное определение – надрыв. В каждой новелле Стефана Цвейга есть хотя бы один персонаж, который до крайности, с гиперболизированной чувствительностью переживает какую-либо эмоцию, обнажая перед читателем самое сокровенное в своей душе.

Я прочитал не так много произведений автора, чтобы говорить о закономерности, но на данном этапе моего знакомства с писателем создаётся впечатление, что каждая его новелла – это ода одной из граней человеческого сердца, показанная им так близко, точно смотришь в микроскоп. «Шахматная новелла» – это первое моё произведение Цвейга не о любви. Или, по крайней мере, не о любви человека к человеку. Грань человеческого существа, раскрываемая в данной новелле, гораздо более необычна и насыщенна. Цвейг говорит о мономании, маниакальной одержимости одной-единственной идеей, захватывающей человека полностью и вызывающей у него помешательство.

В следующем абзаце будут спойлеры.

На пароходе, плывущем из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес, у рассказчика происходят две знаменательные встречи. Первая – с чемпионом мира по шахматам, Мирко Чентовичем. Одарённый в шахматах, Чентович до смешного глуп в остальных сферах, слывёт личностью мелочной и неприятной. Дав согласие сыграть с азартными пассажирами парохода, не пожалевшими денег ради возможности попробовать свои силы в игре с чемпионом, он, безусловно, разносит их в пух и прах, делая это с показной лёгкостью и скукой. Но игроки не сдаются, уязвлённые пренебрежительным отношением знаменитости, и здесь-то происходит вторая встреча, гораздо более интересная, чем первая. Неизвестный присоединяется к уже практически проигранной партии и выводит её в ничью, вызывая бурное оживление и всеобщий восторг. Однако, лишь только заходит разговор об игре один на один с Чентовичем, неизвестный спаситель ретируется, отказываясь играть. В попытке уговорить таинственного пассажира изменить решение, рассказчик слышит одну из самых необычных и откровенных историй в своей жизни.

История незнакомца – это не только мысли человека, страдающего от серьёзной болезни, это ещё и описание гораздо более сложного процесса – её зарождения, постепенного помутнения разума в результате изощрённой, пассивной пытки человеческого естества. Это один из тех случаев, когда у Цвейга хочется спросить: «Откуда Вы это знаете?» Если бы Стефан Цвейг родился без литературного таланта, он определённо занялся бы психологией, и, полагаю, правильно бы поступил.

Очень достойное и интересное произведение, подкупающее неожиданным поворотом сюжета, размышлениями и, безусловно, прекрасным стилем. Без колебаний советовал бы любителям малой прозы или творчества автора.

Читая эту новеллу, мне сложно было не провести аналогий с "Люси Краун", уж очень схожие ситуации. Мать с сыном приезжают на курорт, отец остается в городе работать. И от нечего делать мать решает завести интрижку. Правда здесь концовка все же совсем иная, без страшных последствий. Пожалуй, это одна из причин, почему я поставила пять баллов, хотелось и такого для разнообразия.

Так вот интрижка… Честно, больше всего в этой ситуации я не понимаю собственно мать - Матильду. Ладно б там велика любовь, ладно б там хоть страсть, так нет же, тупо скука и подвернувшийся под руку поклонник. Которым тоже руководит скука, но вот нечего было людям делать на курорте без вай-фая, только искать с кем бы перепихнуться (а еще говорят, сейчас нравы испортились…).

И опять-таки уберем в сторону морализаторство, да пусть ип…ся! Но вот не получается (все идет наперекосяк из-за неучтенного фактора, ребенка, через которого барон решил сдуру свести знакомство с матерью) да забейте вы! Что ж вы так вцепились, когда будто это так важно, прям идея фикс какая-то. Вот не понимаю! Просто не понимаю! Что, так чесалось, уж простите? Поведение взрослых меня откровенно бесило. Причем больше опять же со стороны Матильды. Так как барону то мальчик никто, пусть он и поступил подло, подружившись с ним из корыстных целей, но тем не менее, это чужой незнакомый ребенок, на которого ему плевать, тут все понятно. Но Матильда, блин, это ж твой родной единственный сын, как так можно?

Радует, что все закончилось как закончилось, а ведь могло бы быть и гораздо хуже. И тогда я бы тут еще долго кипела от негодования и возмущения)

У господина Цвейга есть одно важное качество, определяющее фактическую ценность его книг: он по уши влюбляется в собственных героинь. Для писателя это пожалуй что и нормально, а для биографа — нет, потому что к собачьим чертям тогда летит историческая объективность. Писал человек об Марии Антуанетте — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Пишет о Марии Стюарт — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Прямо интересно. хоть и немного боязно, знать, что Цвейг о Магеллане напишет.

А Мария Стюарт хороша, да. Умная, красивая, на коне скачет, стихи пишет (не одновременно, естественно), в общении приятна. Мечта поэта, особенно если сравнивать с рыбообразной Елизаветой Английской — а Цвейг именно этим и грешит, сопоставляя коронованных родственниц, и вовсе не в Елизаветину пользу. Сравнительную таблицу аж составить можно, но за Елизавету почти обидно как за женщину: её достоинства по мнению Цвейга всего лишь вытекают из недостатков. Не повезло тётке: и лицом не вышла, и личная жизнь не била фейерверком в небеса, так и шо делать бедолаге — только в политике и сублимироваться. Фрау Меркель, только нарядная. А то, что она один из эффективнейших правителей того времени, то это так, мелочь и побочный эффект. Хотя... писал бы Цвейг о Елизавете — и в неё бы втюрился и лил восторженные оды молочной белизне её кожи, огненно-рыжей гриве волос, острому уму и политической дальновидности. А у меня к королеве английской аж одна претензия: ни морального, ни юридического права насильно удерживать у себя, а потом и казнить правительницу другого государства у неё не было. Перестраховалась, видать, Елизавета, сестрицу знаючи.

А, ну да, Мария Стюарт же сегодня в главной роли. Так вот: не понравилась мне эта женщина. Знаете, есть мужчины, о которых говорят, что они думают не головой, а другим местом. И наша Маша из той же серии, и именно шевелениями «другого места» она руководствовалась при принятии многих внутриполитических и внешнеполитических решений. Пол-книги посвящено её стараниям наладить личную жизнь: то нового мужа надо найти, то от старого избавиться — вся в хлопотах, бедная. Прыгает девушка из кровати в кровать, собственного мужа предательски подводит под кинжалы убийц, ребёнка «любит» так, что опекун боится оставить малыша с ней наедине, чтобы «любящая» мать не извела дитя — и Цвейг называет её... мученицей. Или я как-то неправильно себе мучеников представляю, или автор чутка необъективен.

Но вот что хорошо расписано, так это политические интриги того времени. Особенно подробно и увлекательно Цвейг раскрыл заочную дуэль двух королев, Марии и Елизаветы, удачно сравнив её с дракой двух кошек. Переписка сочится ядом, булавочные уколы чередуются со словесными ловушками, и, поскольку в уме Елизаветы сомневаться не приходится, а шотландская королева, судя по переписке, вполне достойная соперница, значит, и она неглупа. Только вот характер подвёл. Он у Марии буйный и порывистый, но вслед за Цвейгом считать её сильной женщиной я не собираюсь: на мой скромный взгляд, сильный человек не тот, кто кипит страстями, а тот, кто умеет свои страсти обуздывать. А Мария их только подстёгивала аки лошадушек и до определённого момента летела по жизни так, что в черепной коробке мозг в безе сбился.

Где я Цвейгу не очень доверяю: там, где появляются фразы «Мария думала», «Мария чувствовала», «Мария считала», и т.д. Глубоко, видимо, автор погрузился в предмет исследования — непосредственно Марии в мозг. Но я, редиска, не являюсь патентованным психологом и признанным знатоком женских душ и поэтому не верю в частности в то, что женщина, пережившая грубое изнасилование, способна в насильника пламенно влюбиться. Уж простите, но или не было любви, или не было изнасилования. Вернее всего, второе, и я даже причину знаю: вот представьте, поутру просыпается Мария под тёплым мускулистым боком женатого любовника, а вокруг не только примятая трава, но и королевские указы развешаны — о смертной казни за прелюбодеяние. Так что альтернатива так се: то ли идти на плаху в соответствии с собственным же указом (о, злая ирония!), то ли — классика! — «Не виноватая я, он сам пришёл» (с). Очень сложный выбор, ага. (Кстати, «изнасилование» в жизни Марии случится ещё раз — и тогда уже точно как фарс).

До того, как Цвейг окунётся в личную жизнь Марии Стюарт, он очень интересно напишет о Шотландии и шотландцах. Интересно, но разочаровательно: я-то думал, что суровую страну сплошь населяют гордые мужественные люди с храбрыми сердцами, а Цвейг описывает представителей знатнейших шотландских родов как сборище крыс, умеющих дружить только против кого-то, в любом заговоре требующих письменных гарантий своей неприкосновенности на случай провала, но при этом с космической скоростью предающих и продающих «коллег», потому что кто первый предал, тот в итоге и выиграл. В общем, не повезло Марии Стюарт с подданными. А подданным — с королевой.

Занятная книга, конечно. Вот была Мария королевой Франции — что мы знаем о её правлении, её указах, — ну, кроме того, что она, нахалка, себе прилепила на штандарт ещё и английскую корону, чем изрядно удивила и справедливо выбесила Елизавету? Была Мария королевой Шотландии — и что она сделала для своего народа? Цвейг с чувством выпевает «Ах, какая женщина, какая женщина», но ни достойной правительницы, ни порядочной женщины в главной героине я не увидела. Мария болталась меж трёх корон и двух религий, обладала массой возможностей — и так бездарно всё профукала. Ещё и кучу народу отправила на смерть и пытки и сама отправилась следом, потеряв голову — не от любви на этот раз, а от топора. С какой тщательностью она продумывала ритуал собственной казни — зачитаешься. Вот бы мужиков она себе так подбирала, авось и старость бы встретила с внуками на коленях и английской короной на голове.

У господина Цвейга есть одно важное качество, определяющее фактическую ценность его книг: он по уши влюбляется в собственных героинь. Для писателя это пожалуй что и нормально, а для биографа — нет, потому что к собачьим чертям тогда летит историческая объективность. Писал человек об Марии Антуанетте — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Пишет о Марии Стюарт — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Прямо интересно. хоть и немного боязно, знать, что Цвейг о Магеллане напишет.

А Мария Стюарт хороша, да. Умная, красивая, на коне скачет, стихи пишет (не одновременно, естественно), в общении приятна. Мечта поэта, особенно если сравнивать с рыбообразной Елизаветой Английской — а Цвейг именно этим и грешит, сопоставляя коронованных родственниц, и вовсе не в Елизаветину пользу. Сравнительную таблицу аж составить можно, но за Елизавету почти обидно как за женщину: её достоинства по мнению Цвейга всего лишь вытекают из недостатков. Не повезло тётке: и лицом не вышла, и личная жизнь не била фейерверком в небеса, так и шо делать бедолаге — только в политике и сублимироваться. Фрау Меркель, только нарядная. А то, что она один из эффективнейших правителей того времени, то это так, мелочь и побочный эффект. Хотя... писал бы Цвейг о Елизавете — и в неё бы втюрился и лил восторженные оды молочной белизне её кожи, огненно-рыжей гриве волос, острому уму и политической дальновидности. А у меня к королеве английской аж одна претензия: ни морального, ни юридического права насильно удерживать у себя, а потом и казнить правительницу другого государства у неё не было. Перестраховалась, видать, Елизавета, сестрицу знаючи.

А, ну да, Мария Стюарт же сегодня в главной роли. Так вот: не понравилась мне эта женщина. Знаете, есть мужчины, о которых говорят, что они думают не головой, а другим местом. И наша Маша из той же серии, и именно шевелениями «другого места» она руководствовалась при принятии многих внутриполитических и внешнеполитических решений. Пол-книги посвящено её стараниям наладить личную жизнь: то нового мужа надо найти, то от старого избавиться — вся в хлопотах, бедная. Прыгает девушка из кровати в кровать, собственного мужа предательски подводит под кинжалы убийц, ребёнка «любит» так, что опекун боится оставить малыша с ней наедине, чтобы «любящая» мать не извела дитя — и Цвейг называет её... мученицей. Или я как-то неправильно себе мучеников представляю, или автор чутка необъективен.

Но вот что хорошо расписано, так это политические интриги того времени. Особенно подробно и увлекательно Цвейг раскрыл заочную дуэль двух королев, Марии и Елизаветы, удачно сравнив её с дракой двух кошек. Переписка сочится ядом, булавочные уколы чередуются со словесными ловушками, и, поскольку в уме Елизаветы сомневаться не приходится, а шотландская королева, судя по переписке, вполне достойная соперница, значит, и она неглупа. Только вот характер подвёл. Он у Марии буйный и порывистый, но вслед за Цвейгом считать её сильной женщиной я не собираюсь: на мой скромный взгляд, сильный человек не тот, кто кипит страстями, а тот, кто умеет свои страсти обуздывать. А Мария их только подстёгивала аки лошадушек и до определённого момента летела по жизни так, что в черепной коробке мозг в безе сбился.

Где я Цвейгу не очень доверяю: там, где появляются фразы «Мария думала», «Мария чувствовала», «Мария считала», и т.д. Глубоко, видимо, автор погрузился в предмет исследования — непосредственно Марии в мозг. Но я, редиска, не являюсь патентованным психологом и признанным знатоком женских душ и поэтому не верю в частности в то, что женщина, пережившая грубое изнасилование, способна в насильника пламенно влюбиться. Уж простите, но или не было любви, или не было изнасилования. Вернее всего, второе, и я даже причину знаю: вот представьте, поутру просыпается Мария под тёплым мускулистым боком женатого любовника, а вокруг не только примятая трава, но и королевские указы развешаны — о смертной казни за прелюбодеяние. Так что альтернатива так се: то ли идти на плаху в соответствии с собственным же указом (о, злая ирония!), то ли — классика! — «Не виноватая я, он сам пришёл» (с). Очень сложный выбор, ага. (Кстати, «изнасилование» в жизни Марии случится ещё раз — и тогда уже точно как фарс).

До того, как Цвейг окунётся в личную жизнь Марии Стюарт, он очень интересно напишет о Шотландии и шотландцах. Интересно, но разочаровательно: я-то думал, что суровую страну сплошь населяют гордые мужественные люди с храбрыми сердцами, а Цвейг описывает представителей знатнейших шотландских родов как сборище крыс, умеющих дружить только против кого-то, в любом заговоре требующих письменных гарантий своей неприкосновенности на случай провала, но при этом с космической скоростью предающих и продающих «коллег», потому что кто первый предал, тот в итоге и выиграл. В общем, не повезло Марии Стюарт с подданными. А подданным — с королевой.

Занятная книга, конечно. Вот была Мария королевой Франции — что мы знаем о её правлении, её указах, — ну, кроме того, что она, нахалка, себе прилепила на штандарт ещё и английскую корону, чем изрядно удивила и справедливо выбесила Елизавету? Была Мария королевой Шотландии — и что она сделала для своего народа? Цвейг с чувством выпевает «Ах, какая женщина, какая женщина», но ни достойной правительницы, ни порядочной женщины в главной героине я не увидела. Мария болталась меж трёх корон и двух религий, обладала массой возможностей — и так бездарно всё профукала. Ещё и кучу народу отправила на смерть и пытки и сама отправилась следом, потеряв голову — не от любви на этот раз, а от топора. С какой тщательностью она продумывала ритуал собственной казни — зачитаешься. Вот бы мужиков она себе так подбирала, авось и старость бы встретила с внуками на коленях и английской короной на голове.

Шахматная новелла - последнее и одновременно наиболее известное произведение Стефана Цвейга. Написано оно между 1938 и 1941 годами.
Рассказчик плывет на большом океанском пароходе из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес, на борту он узнает, что вместе с ним в Буэнос-Айрес отправляется Мирко Чентович – чемпион мира по шахматам, который заинтересовал :
Мирко Чентович, разумеется, возбудил мое любопытство. Меня всю жизнь интересовали различные виды мономанов – людей, которыми владеет одна-единственная идея, потому что, чем теснее рамки, которыми ограничивает себя человек, тем больше он в известном смысле приближается к бесконечному. Как раз такие, по видимости равнодушные ко всему на свете, люди упорно, как муравьи, строят из какого-то особого материала свой собственный, ни на что не похожий мирок, представляющий для них уменьшенное подобие вселенной. Поэтому я решил постараться за время двенадцатидневного путешествия до Рио поближе познакомиться с этой личностью, наделенной крайне односторонними способностями.
Но Мирко явно не хотел не с кем заводить знакомства. Слава вскружила ему голову, и он считал, что все люди, которые плывут с ним на корабле, не достойны знакомства с ним.
Но рассказчик находит выход : он начинает играть с Мирко в шахматы.
Каковы не были бы усилия, но никто не мог выиграть Мирко, даже совместно. И тогда на помощь пришел «человек лет сорока пяти с узким, мертвенно-бледным и необычным лицом и с резкими чертами лица». С его помощью рассказчик сумел добиться «ничьи».
После этой партии рассказчик разыскал незнакомца, который так помог ему. Незнакомец поведал ему о своей судьбе: он был влиятельным человеком, юристом и распоряжался деньгами церкви. Когда в Вену зашел Гитлер, его схватили, но не отправили в лагерь, где над людьми измывались физически, а туда, где над ними измывались духовно:

Люди моей категории, из которых надо было выжать деньги или важные документы, не были сосланы в концентрационные лагеря. Отдельная комната в отеле – звучит необычайно гуманно, не правда ли? Но поверьте, они вовсе не собирались создавать нам человеческие условия. Вместо того чтобы загнать нас, «видных людей», в ледяные бараки по двадцать человек в комнатушке, они предоставили нам сравнительно теплые номера в отеле, но при этом они руководствовались тонким расчетом. Получить от нас нужные сведения они намеревались, не прибегая к обычным избиениям и истязаниям, а применив более утонченную пытку – пытку полной изоляцией. Они ничего с нами не делали. Они просто поместили нас в вакуум, в пустоту, хорошо зная, что сильнее всего действует на душу человека одиночество. Полностью изолировав нас от внешнего мира, они ожидали, что внутреннее напряжение скорее, чем холод и плети, заставит нас заговорить.
На первый взгляд комната, в которую меня поместили, не производила неприятного впечатления: в ней были дверь, стол, кровать, кресло, умывальник, зарешеченное окно. Но дверь была заперта днем и ночью; на столе – ни книг, ни газет, ни карандашей, ни бумаги; перед окном– кирпичная стена; мое «я» и мое тело находилось в пустоте. У меня отобрали все: часы – чтобы я не знал времени; карандаш – чтобы я не мог писать; перочинный нож – чтобы я не мог вскрыть вены; даже невинное утешение – сигареты были отняты у меня. Единственным человеческим существом, которое я мог видеть, был тюремный надзиратель, но ему запрещалось разговаривать со мной и отвечать на мои вопросы. Я не видел человеческих лиц, не слышал человеческих голосов, с утра и до ночи и с ночи до утра я не имел никакой пищи для глаз, для слуха и для остальных моих чувств. Я был наедине с самим собой и с немногими неодушевленными предметами – столом, кроватью, окном, умывальником. Я был один, как водолаз в батисфере, погруженный в черный океан безмолвия и притом смутно сознающий, что спасительный канат оборван и что его никогда не извлекут из этой безмолвной глубины…
Я ничего не делал, ничего не слышал, ничего не видел. Особенно по ночам. Это была пустота без времени и пространства. Можно было ходить из угла в угол, и за тобой все время следовали твои мысли. Туда и обратно, туда и обратно… Но даже мыслям нужна какая-то точка опоры, иначе они начнут бессмысленно кружиться вокруг самих себя: они тоже не выносят пустоты. С утра и до вечера ты все ждал чего-то, но ничего не случалось. Ты ждал, ждал – и ничего не происходило. И так все ждешь, ждешь, все думаешь, думаешь, думаешь, пока не начинает ломить в висках. Ничего. Ты по-прежнему один. Один. Один…

В одиночестве человек начинает сходить с ума и, когда его вызывают на допрос, рассказывает всё, лишь бы с ним кто-нибудь поговорил. Но наш герой молчал, он мужественно переносил страдания в пустой комнате, ходя из угла в угол. Однажды, после допроса, он украл книгу у одного из следователей. Каково было его разочарование, когда он понял, что это учебное пособие по игре в шахматы, где были расписаны лучше партии. Эта книга была для него спасением. Он днем и ночью разыгрывал сначала на матрасе, потом в уме. Но вскоре

Счастливое время, когда я систематически, день за днем, разыгрывал эти сто пятьдесят партий, длилось два с половиной – три месяца. А потом я неожиданно опять очутился на мертвой точке. Передо мной снова была пустота. К этому моменту я уже по двадцать-тридцать раз проштудировал каждую партию. Прелесть новизны была утрачена, комбинации больше не озадачивали меня, не заражали энергией. Было бесцельно повторять без конца партии, в которых я давно уже знал наизусть каждый ход. Стоило мне начать, и вся игра разворачивалась передо мной, как на ладони, в ней не было ничего неожиданного, напряженного, неразгаданного. Вот если бы достать новую книгу, с новыми партиями, и опять заставить работать свой мозг! Но это было невозможно, и у меня оставался только один выход: вместо старых, хорошо знакомых партий самому изобретать новые. Я должен был попытаться играть сам с собой, или, вернее, против себя.
Разыгрывая в абстрактном пространстве эти фантастические партии, я должен был рассчитывать несколько ходов вперед за белых и столько же ходов за черных, должен был взвешивать все возникающие комбинации то с точки зрения черных, то с точки зрения белых, иначе говоря, сочетать в одном своем уме и ум черных, и ум белых. Но самая серьезная опасность этого жуткого эксперимента заключалась не в раздвоении моего «я». Она заключалась в том, что я должен был самостоятельно разыгрывать мною же придуманные партии и то и дело терял всякую почву и словно падал в какую-то пропасть.

Но игры с самим с собой скоро закончились полным помешательством героя. Его «я» разделилось на «черных» и «белых». В нем уже жило два, совершенно разных человека.

У господина Цвейга есть одно важное качество, определяющее фактическую ценность его книг: он по уши влюбляется в собственных героинь. Для писателя это пожалуй что и нормально, а для биографа — нет, потому что к собачьим чертям тогда летит историческая объективность. Писал человек об Марии Антуанетте — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Пишет о Марии Стюарт — настоящая она женщина, умница-красавица и ваще. Прямо интересно. хоть и немного боязно, знать, что Цвейг о Магеллане напишет.

А Мария Стюарт хороша, да. Умная, красивая, на коне скачет, стихи пишет (не одновременно, естественно), в общении приятна. Мечта поэта, особенно если сравнивать с рыбообразной Елизаветой Английской — а Цвейг именно этим и грешит, сопоставляя коронованных родственниц, и вовсе не в Елизаветину пользу. Сравнительную таблицу аж составить можно, но за Елизавету почти обидно как за женщину: её достоинства по мнению Цвейга всего лишь вытекают из недостатков. Не повезло тётке: и лицом не вышла, и личная жизнь не била фейерверком в небеса, так и шо делать бедолаге — только в политике и сублимироваться. Фрау Меркель, только нарядная. А то, что она один из эффективнейших правителей того времени, то это так, мелочь и побочный эффект. Хотя... писал бы Цвейг о Елизавете — и в неё бы втюрился и лил восторженные оды молочной белизне её кожи, огненно-рыжей гриве волос, острому уму и политической дальновидности. А у меня к королеве английской аж одна претензия: ни морального, ни юридического права насильно удерживать у себя, а потом и казнить правительницу другого государства у неё не было. Перестраховалась, видать, Елизавета, сестрицу знаючи.

А, ну да, Мария Стюарт же сегодня в главной роли. Так вот: не понравилась мне эта женщина. Знаете, есть мужчины, о которых говорят, что они думают не головой, а другим местом. И наша Маша из той же серии, и именно шевелениями «другого места» она руководствовалась при принятии многих внутриполитических и внешнеполитических решений. Пол-книги посвящено её стараниям наладить личную жизнь: то нового мужа надо найти, то от старого избавиться — вся в хлопотах, бедная. Прыгает девушка из кровати в кровать, собственного мужа предательски подводит под кинжалы убийц, ребёнка «любит» так, что опекун боится оставить малыша с ней наедине, чтобы «любящая» мать не извела дитя — и Цвейг называет её... мученицей. Или я как-то неправильно себе мучеников представляю, или автор чутка необъективен.

Но вот что хорошо расписано, так это политические интриги того времени. Особенно подробно и увлекательно Цвейг раскрыл заочную дуэль двух королев, Марии и Елизаветы, удачно сравнив её с дракой двух кошек. Переписка сочится ядом, булавочные уколы чередуются со словесными ловушками, и, поскольку в уме Елизаветы сомневаться не приходится, а шотландская королева, судя по переписке, вполне достойная соперница, значит, и она неглупа. Только вот характер подвёл. Он у Марии буйный и порывистый, но вслед за Цвейгом считать её сильной женщиной я не собираюсь: на мой скромный взгляд, сильный человек не тот, кто кипит страстями, а тот, кто умеет свои страсти обуздывать. А Мария их только подстёгивала аки лошадушек и до определённого момента летела по жизни так, что в черепной коробке мозг в безе сбился.

Где я Цвейгу не очень доверяю: там, где появляются фразы «Мария думала», «Мария чувствовала», «Мария считала», и т.д. Глубоко, видимо, автор погрузился в предмет исследования — непосредственно Марии в мозг. Но я, редиска, не являюсь патентованным психологом и признанным знатоком женских душ и поэтому не верю в частности в то, что женщина, пережившая грубое изнасилование, способна в насильника пламенно влюбиться. Уж простите, но или не было любви, или не было изнасилования. Вернее всего, второе, и я даже причину знаю: вот представьте, поутру просыпается Мария под тёплым мускулистым боком женатого любовника, а вокруг не только примятая трава, но и королевские указы развешаны — о смертной казни за прелюбодеяние. Так что альтернатива так се: то ли идти на плаху в соответствии с собственным же указом (о, злая ирония!), то ли — классика! — «Не виноватая я, он сам пришёл» (с). Очень сложный выбор, ага. (Кстати, «изнасилование» в жизни Марии случится ещё раз — и тогда уже точно как фарс).

До того, как Цвейг окунётся в личную жизнь Марии Стюарт, он очень интересно напишет о Шотландии и шотландцах. Интересно, но разочаровательно: я-то думал, что суровую страну сплошь населяют гордые мужественные люди с храбрыми сердцами, а Цвейг описывает представителей знатнейших шотландских родов как сборище крыс, умеющих дружить только против кого-то, в любом заговоре требующих письменных гарантий своей неприкосновенности на случай провала, но при этом с космической скоростью предающих и продающих «коллег», потому что кто первый предал, тот в итоге и выиграл. В общем, не повезло Марии Стюарт с подданными. А подданным — с королевой.

Занятная книга, конечно. Вот была Мария королевой Франции — что мы знаем о её правлении, её указах, — ну, кроме того, что она, нахалка, себе прилепила на штандарт ещё и английскую корону, чем изрядно удивила и справедливо выбесила Елизавету? Была Мария королевой Шотландии — и что она сделала для своего народа? Цвейг с чувством выпевает «Ах, какая женщина, какая женщина», но ни достойной правительницы, ни порядочной женщины в главной героине я не увидела. Мария болталась меж трёх корон и двух религий, обладала массой возможностей — и так бездарно всё профукала. Ещё и кучу народу отправила на смерть и пытки и сама отправилась следом, потеряв голову — не от любви на этот раз, а от топора. С какой тщательностью она продумывала ритуал собственной казни — зачитаешься. Вот бы мужиков она себе так подбирала, авось и старость бы встретила с внуками на коленях и английской короной на голове.