Мама поддалась на уговоры, и в Сочи мы приехали вместе. Я нашла через интернет недорогую студию в Хосте, и сняла ее в аренду на две недели. Полина обрадовалась поездке, и запланировала встречу с сочинскими подружками. Квартира оказалась недалеко от того места, где мы жили прежде, и проблем с осуществлением своих планов у нее не возникло.
Для Мишутки это был первый выезд за пределы Краснодара, и с момента отъезда до прибытия в Сочи он находился в возбужденном состоянии и не спал даже в электричке. Он не отрывал взгляда от окна и без конца что-то радостно выкрикивал, замечая перемены в мелькавших пейзажах. Но как только оказался в квартире, забрался на диван, и, не говоря ни слова, уснул.
Мишутка рос общительным мальчиком, привязанным не только ко мне, но и к бабушке. Он уже дважды оставался с ней, и несмотря на то, что часто спрашивал обо мне, не плакал и мужественно ждал моего возвращения. Поэтому я, пусть и с грустью, но со спокойной душой оставляла его на мамину поруку.
Но как бы мне не хотелось поскорее оказаться в поселке Шандора, остаток дня я провела с мамой и детьми. Мы прогулялись по местности, нашли детские площадки, ближайший путь на пляж и купили продуктов.
Я не планировала жить вместе с семьей, а только приезжать к ним через день или два, и просила Полину помогать бабушке с Мишуткой. Она не знала, что Шандор жив, и свой отъезд я объяснила, как «важные дела в поселке». Полина связала это девочками и загорелась желанием с ними встретиться.
Мне и самой хотелось этой встречи, но ничего обещать дочери я не стала. Даже если Шандор жив и все вспомнит, нет никаких гарантий, что не повторится прежний сценарий. Ведь Шандор все также женат и у его детей есть мать.
Я ехала в поселок в приподнятом настроении, полная надежд и веры, что жизнь не закончилась, а только начинается. Та самая жизнь, которую когда-то нагадала мне цыганка. Я снова видела в прерывистой линии на своей ладони новый знак. Возможно, именно сейчас я обрету счастье, которое она мне предрекала. И любовь, свою единственную любовь. Ах, Шандор, только бы ты был жив, и слова цыганки не оказались никчемным вымыслом. Потому что, если не ты, другого уже не будет.
Я вышла из такси. Небо в это утро было хмурым, но я не замечала непогоды. Вместо этого обратила внимание на виды, открывшиеся моему взору. Село находилось у подножья гор, с южной стороны, и, как рассказывал Шандор, в солнечную погоду здесь целый день светило солнце, а холодный ветер не проникал сквозь толщу Кавказских гор. Природа благоволила проживанию в этом месте. Из каждого двора выглядывало какое-нибудь фруктовое дерево или куст, по забору или по металлической решетке над внутренним двором дома, вился виноград или киви, и кругом росли цветы: вдоль заборов, на клумбах, в палисаднике.
Как я не заметила этого в прошлый раз? Почему все казалось серым и унылым? Вот оказывается, как настроение влияет на наше восприятие окружающего мира и разукрашивает его в соответствующие цвета. И только бы красота этих мест снова не померкла для меня.
Я приехала с небольшой дорожной сумкой, прихватив самые необходимые вещи. В моих планах было снять комнату в каком-нибудь доме, а где именно, рассчитывала узнать в закусочной. Она открывалась в восемь утра, и к моему приезду гостеприимно распахнула двери.
Я немного нервничала: постоянно поправляла челку, падающую на глаза, и касалась руками черного парика. Боялась, что мой обман раскроется. Но парик длиною до плеч крепко сидел на голове, и легкий ветер, что трепал его, не выдавал того, что пряталось под ним. Очки с прозрачными стеклами в черной оправе и темные линзы в глазах основательно скрыли прежнюю Лизу, и меня не узнала даже мама, когда я предстала перед ней в новом образе.
Я вошла в закусочную, вызвав колыхание музыки ветра. Вместо запаха пива меня встретил аромат жареных чебуреков, и от голода засосало под ложечкой. За барной стойкой маячила та же продавщица, что и в прошлый раз, и никого другого в помещении не было.
Я поздоровалась и спросила, где можно у них в поселке снять комнату. Она окинула меня взглядом, задержалась на лице и руках, отметила кольцо, которое подарил Шандор, а потом ответила, что мне подойдет жилье бабы Нюры, которая живет в пяти домах от закусочной в зеленом доме напротив магазина. У нее есть три комнаты, но одна совсем крохотная, больше похожа на кладовку. Однако одинокой женщине этого достаточно. А дальше она предупредила, что баба Нюра иногда подвыпивших мужиков в ней привечает, и если меня не пугает встреча с ними, то лучшего варианта не сыскать.
Перспектива оказаться в доме, куда захаживают пьяные мужики, меня не впечатлила, но второй вариант размещения у молодого холостяка меня впечатлил еще меньше. А в любой другой дом, как пояснила продавщица закусочной, хозяйки меня не возьмут, потому что «девка я видная, а мужик нынче падкий на женскую юбку пошел».
И я решила попытать удачу с бабой Нюрой. Подумала, что может быть повезет, и на период моего проживания, никто к ней не явится.
Я подняла с пола сумку, развернулась и вышла из закусочной. Как меня и направили, пошла направо.
Тучи потемнели, стало душно, и вероятность дождя увеличилась. Зонта с собой я не брала, поэтому решила поторопиться. Переживала за парик: неизвестно что случится с ним из-за дождя. Потерять облик в первый день не хотелось, и я ускорила шаг.
По пути встретила пару прохожих. Это был старик и немолодая женщина с такими же глазами-щелками, как у него, и я решила, что она его дочь. Заметив любопытство в их глазах, из вежливости поздоровалась. Они кивнули в ответ, и не успела я пройти мимо них, как женщина нетерпеливо вынула из кармана телефон и стала кого-то набирать. Сарафанное радио? Мне стало интересно, за какое время все село узнает о приезжей и дойдет ли информация до цыган. Добраться бы до Динары, но пока я не понимала, как.
Скоро с правой стороны показался магазинчик и напротив него дом, окрашенный в зеленый цвет. Я остановилась перед ним в нерешительности. А вдруг баба Нюра тоже выпивает, если привечает у себя подвыпивших мужиков. Разве нормальная женщина стала бы так делать? Я бы не стала. Но я живу в городе, в селе совсем другая жизнь, и то, что кажется, нам странным, здесь обычное явление. И, глубоко вздохнув, я решилась и открыла калитку. Силой меня никто не удержит, не понравится, уйду.
Я прошла по деревянной утрамбованной в землю дорожке до самого дома, постучала в дверь. Звук оказался глухим, баба Нюра могла и не услышать. Тогда я дошла до окошка и аккуратно постучала по стеклу. Через несколько секунд белая занавеска зашевелилась, и я разглядела за ней женщину. Видимо, это и была хозяйка. Затем услышала шаги за дверью, выдаваемые скрипом половиц.
Открылась дверь, и я увидела маленькую хрупкую женщину с седыми волосами. Кожа на ее лице была настолько тонкая, что морщинки собрались на нем мелкой рябью. Они не лишили ее миловидности и женственности, а лишь подчеркнули красоту ее глаз, в которых светилась мудрость и богатый жизненный опыт. Я напрочь разуверилась в ней, как в алкоголичке, и расположилась к приятному общению.
– Здравствуйте. Вы баба Нюра?
– Утро доброе. Я баба Нюра. А ты, детка, кто будешь?
– Мне сказали, что у вас можно комнату снять, – ушла я от ответа. – Это правда?
Она окинула меня изучающим взглядом, а затем улыбнулась.
– Ну коль говорят, входи, посмотришь мои хоромы.
Я переступила через порог и оказалась в сенях. Из самого примечательного здесь оказались резиновые сапоги, калоши, домашние тапки с задником и женские туфли на низком каблуке – обувь на все случаи жизни. На бревенчатой стене на двух больших гвоздях висела старенькая курточка и болоньевый плащ, в углу аккуратно лежал скрученный ватный матрас в полосочку, стояла алюминиевая фляга.
Я скинула с себя кеды и вслед за бабой Нюрой вошла в жилую часть дома. Чистенькая обдуваемая кондиционером комната со светлыми занавесками на окнах, белая скатерть на столе и аромат жареных оладий вселили в меня уверенность, что я пришла домой и бояться мне нечего. Разноцветные коврики на полу напомнили детство: такие же стелила моя бабушка. Она вязала их сама, и не исключено, что эти тоже были ручной работы. Два лакированных шкафчика с книжными полочками и посудой отливали блеском и словно швейцары с двух сторон охраняли вход в другую комнату. Я решила, что это дверь в мою будущую спальню, но хозяйка сказала, что там ее комната и нет надобности ее смотреть. Эта гостиная тоже не подходила для моего размещения, потому что кроме небольшого диванчика на высоких ножках с деревянными подлокотниками иной мебели для сна я не обнаружила.
– Проходи на кухню, покажу комнату, которая у меня для гостей.
Слева от входа перед уютной софой оказался небольшой проем, скрытый занавесками. Я заглянула в него и увидела стандартный набор мебели, втиснутый в маленькое пространство, старенькую газовую печь и громко дребезжащий холодильник, пожелтевший от времени. Здесь, кажется, больше чем двум людям не развернуться, но именно это создавало атмосферу близости и тепла. На окне, обрамленном легкими занавесками, стояли два горшочка с цветущими фиалками, и невольно я улыбнулась. Какая милота!
Я прошла глубже и за холодильником увидела проход в комнату, о которой говорила хозяйка. Она была маленькая, душная, и видимо ее продавщица закусочной назвала кладовкой. В ней полутораспальная кровать с металлическим изголовьем и пружинным матрасом, а также темный лакированный шкаф. На торце шкафа прямоугольное зеркало, которое оказалось весьма кстати, учитывая мою маскировку.
Я поставила сумку и отважилась сесть на спальное место. Пятой точкой ощутила две пружины, обрисовавшиеся контуры моих ягодиц, и невольно мои брови взмыли вверх.
– У меня есть ватное одеяло. Если его постелить на матрас, будет мягче, – сказала женщина, заметив мою реакцию.
Я смущенно улыбнулась и перевела взгляд на трехлопастный напольный вентилятор. Хоть какая-то защита от духоты. Затем я посмотрела на окно, занавешенное старыми полинялыми шторами, и захотела открыть его, чтобы впустить глоток свежего воздуха.
– Вы позволите? – спросила я, указывая на окно.
– Конечно, деточка. Открой. Только все равно от духоты не спасешься. Лето же.
Я прошла до окна, отодвинула занавеску и с удивлением обнаружила, что оно деревянное, не единожды крашенное, и с усилием открыла форточку. Ветер сразу проник в комнату, стало легче дышать.
Я расспросила у бабы Нюры об удобствах, и поинтересовалась, сколько будет стоить снять эту комнату. Ей не приходилось ее арендовать за деньги, и она была согласна на любую сумму, которую посчитаю нужным заплатить. Я прикинула, сколько такое жилье без удобств может стоить. Бабулька выглядела хорошей женщиной, не хотелось ее обидеть, но и дорого платить резона не видела.
– Двести за сутки, устроит вас, баба Нюра?
– Двести, так двести. Документы-то дашь посмотреть? Договор как заключать будем?
Я взглянула на нее взволнованно: не планировала никому показывать свои документы. Приехав под другим именем, мне не хотелось, чтобы кто-то знал, как меня зовут на самом деле.
– Баба Нюра, давайте я накину вам еще полтинник сверху за сутки, и мы забудем про документы, хорошо?
Я улыбнулась ей своей самой очаровательной улыбкой.
– Уж не преступница ли ты какая? – встревожилась женщина.
– Баба Нюра, разве я похожа на преступницу? Просто документы у меня сейчас на изготовлении. Украли их. Не могу предъявить.
– Так дают какую-то справку, пока их нет.
– Дают. Но с собой нет. Дома забыла.
– Как ты приехала без документов?
Чтобы скрыть свое волнение, я принялась снова оглядывать комнату.
– На попутках.
– Звать-то тебя как?
– Ева. Петрова Ева Андреевна.
Фамилию взяла от деда Ванечки, а имя возникло само собой. Выбирала на букву «Е». С каким-нибудь смыслом. И почему-то первая женщина на земле по библейскому сюжету приглянулась мне больше всего.
– А зачем в наши края пожаловала, Ева?
– Баба Нюра, давайте попьем чай, и я вам все расскажу.
– А давай.
Мы вышли из комнаты. Я помыла руки в раковине на кухне, а баба Нюра поставила кипятить чайник на плиту. Электрического у нее не оказалось.
– Ты, если вечером помыться хочешь под душем, тебе бы надо с утра воду набрать в бак, чтобы нагрелась за день. Солнца сегодня нет, но все равно согреется.
– А воду где взять? В колодце, в колонке, ведрами натаскать?
Баба Нюра рассмеялась.
– Ты думаешь, у нас тут совсем нет цивилизации? Зачем ведрами? Шланг есть. У других-то и дома есть душ и туалет. Мне соседи предлагали подсобить, тоже удобства внутри сделать, да я как-то привыкла без этого обходиться. Чего дома сырость разводить?
– Вы не молодая. Дома, наверное, проще было бы.
– Ты поди городская? Сможешь в таких условиях жить?
– Думаю, смогу.
Я вспомнила, как мы ездили с Игорем по станицам, и в некоторых домах, где мы останавливались, тоже не было никаких удобств – меня это не напрягало.
Я вытерла руки и села за стол на табурет.
– А то смотри, может, тебе лучше к Глебу?
– К Глебу?
– Да, есть тут у нас один паренек. Живет один, со всеми удобствами. И комната свободная есть. У него как родители померли, так никого в дом и не привел. Живет бобылем. Глядишь, понравится он тебе, а?
Баба Нюра подмигнула мне.
– Нет, баба Нюра, мне лучше здесь.
– Замужем?
Она глянула на мою правую руку.
– Нет. Я вдова.
– Ух, и давно?
– Больше года.
– А детки-то есть?
Она дошла до холодильника, достала из него банку с клубничным вареньем, поставила передо мной на стол. Вынула из шкафа небольшую вазочку и знаком дала понять, чтобы я налила в нее варенье.
– Детки есть. Двое. Дочь и сын.
– Значит, к нам ненадолго. А что ищешь в наших краях?
Баба Нюра продолжала крутиться на своей маленькой кухне и наложила со сковороды тех самых оладий, аромат которых расположил меня к ее дому.
О проекте
О подписке