– Когда вы уехали, папа был на себя непохож. Я сразу поняла: что-то случилось, и спросила у него, почему он мрачный и молчаливый. Он признался, что вы уехали и оставили ему записку. Допытывался у меня, не выходила ли куда-нибудь мама в его отсутствие. Он боялся, что она добралась до вас и как-то припугнула. Но я ничего такого за ней не замечала. А затем он обнаружил мою страничку в «Друзьях» и прочитал нашу с вами переписку. Простите, Лиза, я не хотела.

– Ты не виновата. Я не должна была тебя использовать.

– А потом заболела бабушка. Он возил ее по больницам, они делали разные обследования. Сама бы она не стала, но папа не мог иначе. Это был тяжелый год для него. Врачи сказали, что она умрет, но он все равно боролся за жизнь бабушки. Когда ей стало совсем плохо, мы даже переехали жить в дедушкин дом, чтобы папа мог больше времени проводить с ней. Она почти не ходила и часто жаловалась на боли. Ваш звонок застал его около ее постели.

Я вспомнила, с каким лицом он тогда приехал. Как торопился расстаться со мной. Чтобы провести больше времени с матерью, которая умирала. А я ничего об этом не знала и не поддержала его.

– Я виновата перед твоим отцом: поступила с ним несправедливо.

– Но почему?

Видимо, Шандор ей не открылся. Могла ли я рассказать правду о ее дедушке?

– Твоего отца оклеветали, и я поверила навету. Я никогда себе этого не прощу, и понимаю, почему твой отец не простил.

– Папу оклеветал мой дед?

Ее вопрос упростил задачу, поскольку она догадалась обо всем сама.

– Да.

– Что он сказал?

– Я не могу тебе этого сказать. Прости. Ты разочаруешься во мне.

– Никогда. Но мне было обидно за папу, когда вы его оставили.

Тишина, непривычная для городского жителя, настораживала меня. Мне казалось, что все это неслучайно, и кто-то специально притаился, чтобы нас подслушать. Я присмотрелась к отверстию, через которое мы попали в шалаш, желая убедиться, что мы здесь одни.

– Папа хотел уйти к вам.

Я резко перевела взгляд на Динару. Ее слова прозвучали не по-детски серьезно и спокойно.

– Что значит уйти?

– От мамы. К вам.

Я впала в легкое оцепенение и никак не могла переварить ее слова. Разве это о Шандоре?

– Это он тебе сказал?

– Нет. Я сама догадалась.

– Ты неправа, твой папа не мог.

– Поэтому дедушка к вам и пришел. Я не знаю, что он сказал, но, если вы уехали, значит, ему удалось избавиться от вас. Помните, я вам писала, как папа поругался с ним в свой день рождения? После этого я разговаривала с папой. Он был странный. Задавал разные вопросы, давал советы, и я поняла, что он хочет уйти.

Я опустила глаза и недоверчиво помотала головой. Не мог Шандор так поступить со своими детьми, кто я такая против них? Нет, Динара что-то путает.

– Я уверена, что ты ошибаешься, – не поднимая глаз, сказала я.

– Он хотел, чтобы я позаботилась о сестрах. Стал бы он об этом просить, если бы не хотел уйти?

Я подняла на нее глаза. Если это правда, то после известия о его воскрешении, это лучшая новость. Значит, я была не просто любовницей, не просто матерью его сына, я была кем-то больше: его частичкой.

Но бросила его. За такое можно даже разлюбить. А вдруг он и правда разлюбил?

– Даже если это правда, я бы ему не позволила оставить вас, – сказала я.

– Почему? Вы же его любили.

– Любовь – это ежедневная жертва собой ради блага тех, кого любишь. Он бы не был счастлив без вас, и я бы чувствовала свою вину. Однажды я отказалась от него ради его семьи. Тогда он еще не был женат на твоей маме.

– Это как?

– Он делал мне предложение после выпускного. Если бы я согласилась, ему бы пришлось оставить семью, а я знала, как много она для него значит.

Я не заметила, как ее руки оказались поверх моих, и уже не я, а она сжимала мои пальцы. Как она это делает? Почему с ней я начинаю чувствовать себя ребенком?

– Лиза, вы… удивительная женщина. И заслужили счастья.

Я освободила свою руку и погладила ее по голове. Она удивительнее. Любовь ко мне наравне любви к своей матери поражала меня. У нас с Ларисой не было таких отношений. И не будет. Как бы я не спорила и не ругалась с мамой, она для меня лучшая мама на свете. Пусть отец и не нашел с ней счастья. А у этой девочки сердца хватало на всех.

– Как ты поняла, что твой отец жив? – Сменила я тему.

– Я была на пожаре и видела, как папа и дядя Тамаш забегали в горящую конюшню. И боялась за них. А потом один из них не вышел, и я не могла понять, кто. Было темно, только огонь горел, меня близко не пускали. Затем и второй скрылся в пожаре. Я видела, как что-то обрушилось внутри. Мои двоюродные дяди бросились во внутрь, вытащили кого-то. Бросили его на землю, стали поливать водой. Но я не узнавала, кто это. Только когда подъехала скорая и стали загружать раненого в машину, я заметила, как дедушка подошел к нему и сорвал с его шеи цепочку. И положил к себе в карман. Дядя Тамаш не носил украшений, и я поняла, что это папа. Наутро я была на месте пожара и нашла это.

Динара высвободилась из моих рук, развязала шнурки на блузке, отогнула воротник и стала что-то отцеплять. Я увидела булавку, на которой висел золотой крестик. Тот самый, что дарила Шандору.

– Он лежал там, где стоял дедушка. Я подняла крестик и с тех пор ношу с собой. Возьмите, у вас ему будет надежнее.

Я сняла сережку с уха, перекинула крестик через дужку, и снова вставила серьгу в ухо. Так не потеряю его.

– А как дед выдал твоего отца за Тамаша?

– Из-за пожара никто не мог разобрать, кто из братьев погиб, а кого вытащили. Дедушка поехал в больницу на следующий день, а когда вернулся, собрал нас и заявил, что погиб папа, а дядя Тамаш пришел в себя, но потерял память. Я со страхом закричала, что это неправда, что папа жив, что я видела, как дедушка сорвал с его шеи цепочку. Я думала, он убьет меня взглядом, так злобно он посмотрел.

– И как он оправдался?

– Сказал, что мне померещилось. Но попросил остаться, когда все стали расходиться. Он говорил со мной спокойно и сдержанно, но мне было так страшно. Спросил, хочу ли я учиться в школе. Я ответила, что да. Есть ли у меня желание идти на улицу зарабатывать деньги гаданием и попрошайничеством. Сказала, что не хочу. После этого он попросил меня быть хорошей девочкой и сделать один звонок, который позволит мне учиться и не попрошайничать на улице. Нашел ваш номер в телефоне папы и дал мне, чтобы я позвонила и сказала вам, что папа умер. – Она снова заплакала и прижалась к моей груди. – Я не хотела, Лиза. Я рыдала, умоляла не заставлять меня это делать. А он все повторял: «Или школа, или улица». И добавил, что и мои сестры пойдут гадать и побираться. И это заставило меня передумать. Я надеялась, что папа все вспомнит и приедет к вам. И вы узнаете, что он жив.

Я крепко обняла ее, и слезы брызнули из моих глаз. Бедная девочка! Как можно так обращаться с ней? Это жестоко!

На миг мне захотелось подскочить с места и бежать в дом Гозело, ворваться в его спальню и… убить? Ох, нет. Он заслужил другого. Мне захотелось вывести его на улицу, собрать всех цыган и рассказать им, какой он негодяй. Нужно положить конец его манипуляциям людьми, и если не я это сделаю, то кто? Я подскочила с места с намерением это осуществить, но остановилась. Кто я такая? Кто мне поверит? Для начала нужно, чтобы Шандор все вспомнил.

Я снова села на пенек и прижала к себе Динару.

– Не плачь. Это в прошлом. Богу было угодно, чтобы я узнала правду. Мы вернем твоему отцу память.

– Вы хотите вернуть ее в этом парике?

Она снова отстранилась от меня и взяла за руки.

– Я не могу быть собой. Твой дед меня узнает. У меня есть небольшой план, и я хочу его попробовать. В этом обличье Евы.

Я ободряюще пожала ей руки.

– Динара, в этой истории с подменой лиц мне не понятна ситуация с Лаурой и твоей мамой. Как дед представил их твоему отцу, когда тот вернулся домой? У Тамаша женой была Лаура, и люди это знали.

Она посмотрела на меня удивленным взглядом.

– Он вам не сказал?

– Кто?

– Папа. Когда вы с ним виделись.

– Не сказал, что? – Не понимала я.

– Мамы больше нет. Она умерла. Еще зимой.

Я растерялась и от неожиданности раскрыла рот. Отчего-то возникло чувство, что потеряла близкого человека. Я никогда не видела Раду, только на фотографиях, но она незримо присутствовала между нами с Шандором, и как будто бы стала частью нас.

Вдруг в тишине раздалось глухое «угу», и я вздрогнула. Пугливо посмотрела в проем будто бы ожидая, что кто-то покажется внутри.

– Это сова, – сказала Динара, поглаживая меня по плечу. – Не пугайтесь.

Я не знала, что здесь водятся совы. Но, наверняка, Динара разбиралась в этом лучше, и я ей поверила.

–Что случилось с твоей мамой? – обратив взгляд на девочку, спросила я.

– Ее нашли мертвой около реки. Говорят, она покончила собой.

– Почему?

Я бы могла подумать, что из-за меня, но прошел почти год, как я уехала. Что толкнуло ее на этот шаг? Почему она не подумала о детях?

О, боже, сколько же всего свалилось на плечи Шандора! Сначала я его бросила, потом у него умирает жена, затем мать, а в довершение и его имя хоронят под могильным крестом. Господи, за что? Столько трагедий за полгода! Неудивительно, что Шандор был мрачнее хмурого дня, поседел и выглядел старше своих лет.

– Никто не знает.

– Твой папа ее не обижал?

– Нет. Никогда.

Я прижала Динару к себе. У девочек умерла мать, а дед лишил их и отца. Есть ли что-нибудь святое у этого человека?

– Твои сестры знают, что Тамаш – это ваш отец?

– Нет.

Я вспомнила разговор с Анфисой и, едва дыша, спросила:

– Лаура теперь жена твоего отца?

– Да.

Так вот как Гозело все устроил! Жизнь сама помогла ему. Рады не было, и выдать Шандора за Тамаша ничто не мешало.

– Твой отец…

…относится к ней как к жене? – хотела спросить я, но вовремя одумалась. Динаре одиннадцать лет, как можно разговаривать с ней на эту тему? Но я в очередной убедилась в том, какая Динара смышлёная и не по годам развитая девочка, потому она догадалась о моих переживаниях и сказала:

– Они спят в разных комнатах. Тетя Лаура любила дядю Тамаша, она и после его смерти будет его женой.

Но Шандор не знает, что Лаура не его жена и может потребовать исполнения супружеских обязанностей. Он мужчина, ему надо где-то удовлетворять свои сексуальные потребности. А при всех положительных качествах Лауры, о которых я наслышана, очароваться ею не стоит труда. Ох, Лиза, надо поторопиться. Чтобы в этой семье не появился еще один ребенок.

Динара отстранилась от меня и улыбнулась.

– Все будет хорошо, Лиза. Вы здесь, и папа вернется.

Окончательно придя в себя от новости о смерти Рады, я вдруг осознала, что все это значит. Для меня, для Шандора, для его детей. Я никогда не считала ее преградой, но из-за нее не могла назвать себя его женой, не могла смотреть в глаза близких без того, чтобы не увидеть упрек и порицание. Особенно в глазах мамы. И вот Рады нет. И как будто бы ничто и никто не мешает мне быть с Шандором.

Только два обстоятельства. Он меня не помнит, и я от него сбежала. Но если у него бывают кратковременные прояснения, то вероятно память можно вернуть. А вот как быть с тем, что я его бросила? Ведь я в нем усомнилась, когда он хотел оставить всех ради меня, лишила возможности общения с сыном, которого он так ждал, не поддержала в самый трудный период в его жизни, когда умирала его мать. Простит ли он мне это? Нужна ли ему такая женщина?