Я встретилась с ним взглядом и, как много лет назад в библиотеке, меня затянуло в глубину черных глаз Тамаша. Это было безумие, и я ничего не могла с собой поделать. Я видела перед собой Шандора, хотела прильнуть к нему и возрадоваться воссоединению. И только остатки здравого смысла останавливали меня.

– Извините, мне надо идти, – сказала я, опуская глаза и выходя из-под его чар. – Пока не пришли ваши родные. Не надо им здесь меня видеть.

Я обогнула Тамаша, но остановилась. Он повернулся ко мне.

– Вы знаете, как хоронили вашего брата – в открытом или закрытом гробу?

– Я не спрашивал, но слышал, что он сильно обгорел. Скорее всего, в закрытом.

– Да, наверное. – И снова дурацкая мысль о лопате закралась в мою голову. – А вы были на пепелище? Там все также?

– Все расчистили, и даже возвели временную конюшню. Говорят, все село помогало строить ее.

– О, даже так.

Я вспомнила те звуки, что доносились издалека в день моего первого приезда в поселок. Вероятно, тогда и шла стройка новой конюшни.

Хм, а почему Глеб не помогал? Он ведь дружил с их семьей.

– До свидания, – сказала я, желая поскорее уйти и скрыть от него свое разочарование. – Была рада знакомству.

– До свидания.

Я стала удаляться, но чувствовала его взгляд на своей спине и страстно желала, чтобы он меня остановил. Вот только не понимала, зачем.

И вдруг…

– Лизавета! – выкрикнул он.

Я резко остановилась, развернулась и сократила расстояние между нами. Подошла к нему так близко, что ощутила его дыхание на своем лбу. И запах тела, его тела.

– Почему вы назвали меня этим именем? – с дрожью в голосе спросила я.

И я снова в том страшном сне и гребу руками завалы, теша себя надеждой спасти Шандора. И молюсь, рьяно молюсь, чтобы он оказался жив.

– Вы же представились Лизой.

– Верно. Но вы назвали меня Лизаветой. Почему?

– Мне кажется, это имя подходит вам больше. Оно нежнее, чем Лиза.

О боже! Что-то подобное однажды сказал и Шандор. Я почувствовала себя в плену вновь охватившего меня безумия. Так не бывает, чтобы два разных человека, думали одинаково. Либо он слышал это имя раньше, и его подсознание подсказывает ему ответ, либо передо мной… О нет! Думать о том еще большее безумие. Вот его могила, его имя на кресте. Я сошла с ума, и до сих пор под впечатление от своего сна. Хочу, чтобы он был реальным. Нужно уходить, пока я не шокировала Тамаша какой-нибудь нездоровой выходкой.

– Что-то не так? – озабоченно спросил мужчина, заметив, как я пристально изучаю его лицо.

– Простите. Только ваш брат называл меня этим именем.

– Я мог слышать имя от него.

– Наверняка. Вы что-то хотели спросить, когда окликнули меня?

– Я хотел узнать, где вы остановились?

– Для чего вам эта информация?

– Мне хотелось поговорить с вами о брате. В доме неохотно говорят о нем. Я подумал, вы поможете мне вспомнить его.

Конечно, неохотно. Он предатель, отщепенец, непокорный сын и получил по заслугам!

– Я приехала только, чтобы навестить могилу и уезжаю обратно.

– Жаль.

В его голосе я действительно услышала сожаление, и шальная мысль пронеслась в голове, а почему нет, почему не остаться и не поговорить с ним о Шандоре? В этом нет ничего странного. Вдруг он все вспомнит, и потом сам расскажет мне что-то о нем, то, что мне неизвестно, и я лучше узнаю и самого Тамаша. Он кажется совсем не таким, как я его представляла. В нем столько от Шандора, мы могли бы стать друзьями.

Я едва не отказалась от своих слов, согласившись немного задержаться, как в небе каркнула ворона, и словно сильный поток воды обрушился на мою голову. О чем ты думаешь, Лиза? Это Тамаш, и Шандором не станет никогда.

Я отчаянно встряхнула головой и, удерживая подступающие слезы, обратилась к нему с просьбой:

– Вы можете оказать мне услугу?

– Если это в моих силах…

– Передайте Динаре от меня «привет». Скажите ей, что я помню ее и люблю. И жду встречи с ней в «Друзьях».

– Вы с ней знакомы? – Его взгляд просветлел.

– Мы были добрыми друзьями до того, как все произошло. Кстати, вы можете поговорить с ней о вашем брате. Они были близки с ней.

– Хорошо, я передам, и спасибо за совет.

– И еще одно. Не говорите никому, что видели меня. Ни к чему это.

– А как же «привет» Динаре?

Он улыбнулся улыбкой Шандора.

– Ей можно, – я тоже растянула губы в улыбке. – Только так, чтобы никто не услышал. Не хочу, чтобы у нее были из-за меня проблемы.

Я в последний раз заглянула в его глаза, моргнула, смахнув видение, надела очки, развернулась и быстро пошла в сторону села.

Только в такси по дороге в город я вспомнила, что не зашла к Глебу. Но я могла его и не застать. Был рабочий день, и он наверняка работал. Но перспектива встречи с ним меня и не прельщала. Было в нем что-то отталкивающее, и это не только желание продать книги другу.

Но я снова забыла о Глебе, когда в мои мысли просочился Тамаш. Шандор никогда не говорил о нем плохо, только подчеркивал, что они разные. Однако в глубине души я наделяла его отрицательными чертами характера. Он казался мне насмешливым и беспечным, человеком с узким кругозором, безграмотным и ничего из себя не представляющим, во всем направляемый своим отцом, его прихвостнем. Шандор ни разу не выразил по отношению к брату ревностных чувств, но я испытывала их за него. Я знала, как Шандору было важно отличиться перед отцом, получить его одобрение, и то, что все лавры доставались Тамашу, неприятно коробило мое сердце. Считала, что Шандор больше заслуживал отцовской любви и уважения, и поэтому не питала к Тамашу нежных чувств.

И вот я оказалась лицом к лицу с этим человеком. И что же испытала? Моя неприязнь к нему растворилась с его первым «Здравствуйте», в котором так много оказалось от Шандора. Я вспоминала его глаза, его голос, его взгляд и не угадывала в них «прихвостня» и глупца. В них отражались ум и интеллект. Он был любезен и при моем признании, что я любовница Шандора, не выразил презрительности и неприязни. Напротив, захотел пообщаться и лучше узнать своего брата, что-то о нем вспомнить.

Или я ошибаюсь? Я слышала, что травма головы может изменить человека, но, чтобы в лучшую сторону, никогда. Наверняка мне показалось, что Тамаш отнесся ко мне благосклонно, и все выдумала. Скорее всего я наделила его качествами, присущими Шандору, потому что мне хотелось видеть его живым.

Но нет, хорошего человека легко распознать, и Тамаш производил впечатление именного такого.

Дома меня ждали жаркие объятья детей. Я расцеловала их в ответ, передала Мишутке «привет» от папы и подарила ему машинку с мигалкой на пульте управления. Малышу она приглянулась больше, чем «привет», который он не мог потрогать.

Пока он осваивал новую игрушку, а Полина ему в этом помогала, мы с мамой уединились на кухне. Она спросила, как я съездила, не встретила ли кого-нибудь из родственников Шандора.

– Встретила. – Мама напряглась и первым делом подумала о Раде. Чтобы успокоить ее, уточнила: – Я встретила Тамаша.

– Его брата-близнеца? И как, сильно похож?

– Не то слово, мама. Как две горошины в стручке. Я словно увиделась с Шандором. – Я села за стол в задумчивости и воспоминаниях об этой встрече. – Меня не покидало чувство, что передо мной Шандор. Так хотелось его обнять.

– Надеюсь, ты этого не сделала?

– Нет.

– А Глеба видела?

– Не видела.

– Не нужно больше туда ездить. Хватит травить себе душу, оставь все в прошлом.

– Да, мама, конечно.

Но я не могла. Ночью мне не спалось. Казалось, что я схожу с ума, перед глазами стоял Тамаш. С первого мгновения как его увидела, я отмечала его сходство с покойным братом. Шандор когда-то говорил, что даже близнецы имеют внешние отличия, нужно лишь время, чтобы их заметить. У меня не было возможности узнать Тамаша при жизни Шандора, но сложившийся образ сильно разнился с тем, что я увидела на кладбище.

Тамаш шел походкой брата, хмурил брови как Шандор, говорил его голосом, смотрел на меня до боли знакомым взглядом и обратился ко мне по имени, каким называл только его брат. Но самое удивительное, что в этом живом человеке было больше от Шандора, чем в той фотографии, что висела на его могиле. Как будто бы в состоянии эмоционального расстройства перепутали фотографии и на крест повесили фото Тамаша. Но если допустить, что на могиле снимок брата Шандора, то кто стоял передо мной?

Я прошла на кухню и налила себе молока, подогрела его и добавила мед. Отец говорил, что этот напиток помогал при бессоннице, и я надеялась на его скорую помощь. Я села за стол и стала медленными глотками пить «волшебную» смесь, а из головы не выходил Тамаш и наша встреча. Интересно, думал ли он обо мне также, как я о нем?

Я отвлеклась от своих мыслей, когда услышала через приоткрытое окно, как кто-то поет под гитару у нас во дворе. Это была компания молодых людей, которые, вероятно, направлялись в сквер, чтобы распевать дворовые песни на лавочке. В хорошую погоду такие концерты происходили почти каждую ночь.

На кухню вошла мама в помятой ночной сорочке, с растрепанными волосами, прищуривая заспанные глаза. У нее был чуткий сон, и, вероятно, она проснулась от песнопений под окнами.

– Концерт слушаешь? – спросила она. – Чего не спишь?

– Не могу.

– Говорила я тебе не ездить на кладбище. Лучше бы к психологу сходила.

Она села рядом и посмотрела на меня.

– Знаешь, о чем думаю, мама? – глядя в пустоту перед собой, спросила я.

– О чем?

– Почему на фотографии на шее у Шандора не было цепочки, которую я ему подарила? Динара говорила, он носил ее всегда, сколько она себя помнит. А этому снимку не больше пяти лет.

– Он мог ее снять.

– Допустим. Тогда почему тот, кто стоял передо мной, больше походил на Шандора, чем тот, кто на фотографии?

– А ты всегда одна и та же на фотографии и в жизни? Мне часто говорили, что я в жизни лучше, чем получаюсь на снимках. И ты сама заметила, что прошли годы. Люди меняются. – Мама взяла меня за руку и потрясла ее, привлекая к себе внимание. – Лизонька, перестань думать об этом. Это был не Шандор, его больше нет.

Я замотала головой, отказываясь соглашаться с ней.

– Не могу. – Я отставила в сторону молоко, взяла ее за обе кисти, посмотрела в глаза и начала: – Послушай, что я скажу, мама. Только не говори сразу, что я сумасшедшая. В этом есть здравый смысл. Сорок дней назад на конюшне случится пожар, и оба брата бросились спасать лошадей. Но из-за обрушения стен один из них не смог выбраться оттуда. Ему на помощь бросился второй, но на него упала балка и повредила ему голову. Кто-то все же вытащил второго брата из огня, и он выжил. Но потерял память. И что делает Гозело? Погибает один из его сыновей. На его взгляд, лучший из них. Тот, кем он гордился, кого любил, кому доверил вести свои дела, потому что сам уже немолод. Что ждет его впереди? Внуки, которые могли бы прийти на смену своему отцу, еще молоды. Старшему из них лет пятнадцать-шестнадцать. Кому доверить дело? Оставшемуся в живых сыну? Но нужны ли ему лошади? У него одни лекции, да женщины на уме. В любой момент бросится в объятья своей любовницы и забудет свою семью. Какой есть выход? Наверняка, это было спонтанное решение, никто не думал, что Шандор потеряет память, а «тут такая удача». Он приходит в себя, ничего не помнит, и отец говорит ему, что он Тамаш. Так он получает себе помощника.

– Лиза, ты хочешь сказать, что отец Шандора выдал его за Тамаша?! Что Шандор жив, а в земле лежит его брат?!

– Именно это я и хочу сказать.

– Это бред. А как же все остальные? По-твоему, они не видят разницы между двумя братьями?

– Кто все, мама? Две женщины и дети? Да он управляет ими как марионетками: что скажет, то и будет.

– А люди? Кто-то все равно отличал братьев между собой.

– У парня травма головы, он только вышел из больницы и не удивительно, что чудаковат. Гозело цыган, он беззастенчиво лжет, и все ему верят. И я в том числе.

– А про жен братьев ты не подумала? Как их он будет представлять? Не думаешь же ты, что он подложит под Шандора жену Тамаша для всеобщей убедительности?

Я откинулась на стуле и выпустила мамины руки. Именно в этом месте мысли попадали в тупик: я не понимала, как Гозело все провернул с невестками. Но мне было легче найти этому хоть какое-то объяснение, чем похоронить Шандора снова. С каждой минутой я все больше верила, что он жив.

– Здесь пробел, согласна. Но может быть они теперь все в одном доме живут? Однажды Шандор рассказывал о том, что цыганские пары не выражают на людях свои чувства. Мужчины даже о женах не говорят – у них это неприлично. Шандор не станет говорить о Раде с посторонними, и все будут думать, что он Тамаш, а его жена Лаура. И что на самом деле в доме Гозело происходит, никто чужой и не узнает.

– Какая-то абракадабра получается. Ты сама-то в это веришь?

– Верю. А еще я верю в свой сон. Шандор потерял память, и никто кроме меня ему не поможет ее вернуть. Поэтому он явился ко мне во сне, чтобы я приехала на его могилу. Я должна была встретить там Тамаша. Нет, не Тамаша – Шандора. Мысль о подмене в гробу возникала у меня на кладбище, но я отказывалась верить, что Гозело способен опуститься до такой подлости и похоронить имя своего сына. Но после встречи с Тамашем, поняла, что Гозело не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.

– А как же Динара? Это она сообщила тебе о смерти Шандора. Думаешь, она солгала?

Я вспомнила, как она плакала, произнося столь страшные для нас обеих слова!

– Она могла не знать в тот момент, что ее отец жив. Он лежал в больнице.

– Но, когда он выписался, наверняка, узнала его.

– Я уверена, что Гозело ей что-то пообещал, чем-то завлек или угрожал.

– Ой, Лиза, отпусти эти мысли. Ошибиться в этом будет также больно, как потерять Шандора во второй раз.

– Не могу, мама. Я чувствую, что он жив.

– Ты уверена, что вообще кого-то видела на кладбище? Не могло тебе померещиться?

– Мама, я не сумасшедшая. Я видела его так же, как тебя сейчас. – Песнопения со стороны сквера стали громче, словно компания молодых людей увеличилась, и вдруг на меня снизошло озарение: – Мама! Есть две вещи, которые невозможно подделать. Шандор говорил, что Тамаш поет, у него есть слух и голос, а у Шандора нет этих талантов.

– Что ж ты не попросила Тамаша спеть, когда была на кладбище?

– Это не смешно. Тогда эти мысли мне в голову не приходили.

– А что второе?

– Родимое пятно. Оно есть только у Шандора.

– К твоему сведению, родимые пятна можно свести.

– Не думаю, что Гозело об этом позаботился.

– И где это пятно находится? Ты его не разглядела при встрече?

– Его не видно. Оно на ягодице.

– Я надеюсь, ты не собираешься залезть к Тамашу в штаны, чтобы удостовериться в своих догадках?

Мой взгляд убедил маму, что я способна на любые безумства, чтобы доказать, что Шандор жив.

– Не говори, что собралась снова ехать туда! – прижимая руку к груди, сказала мама.

– Да, мне надо вернуться и поговорить с Динарой.

Я взяла чашку с молоком и сделала несколько глотков. Мама схватилась за голову и взвыла:

– Ой, Лиза, зачем? Жила ты как-то полтора года без него, давай все забудем, и оставим в покое эту семью. Пусть они живут по своим законам, а мы по своим. Не надо тебе туда лезть. Ты помнишь, чем это чуть не закончилось для твоего сына?

– Мама, Шандор не для того двадцать лет учился, чтобы его имя похоронили в земле! – повысила я голос, но, вспомнив о детях, сбавила тон и продолжила: —Я не могу позволить предать его забвению. Ради него, ради его девочек. Ты знаешь, что с ними будет? Их дед выдаст замуж уже через пять лет. Я все думала, как им помочь, и вот выход!

– Это их обычаи, Лиза. Как ты можешь это изменить?

– Если Шандор все вспомнит, он не позволит им выйти замуж против их воли.

– С тобой бесполезно говорить, – махнув рукой, сказала мама. – Если ты себе в голову что-то вбила, тебя не переубедить.

Мама поднялась со стула, прошла к мойке, налила себе воды и выпила.

– Правильно, мама. Лучше поддержи меня. Я все равно туда поеду. Ради своего сына. Он должен увидеть своего отца живым.

– И что ты будешь делать? Явишься к ним в дом, и все расскажешь Тамашу? Да он решит, что ты чокнутая! И в этом нет ничего удивительного.

– Мне надо увидеть Динару, – вновь повторила я. – Надо, чтобы она подтвердила мои догадки.

– Если она не призналась тебе до сих пор, с чего ты решила, что сделает это сейчас?

– В глаза она не сможет мне солгать. Вы поедете со мной?

– Куда? – со стуком опуская стакан на столешницу, резко спросила мама.

– В Сочи.

Мама всплеснула руками, и я точно знала, о чем она подумала. Это последнее место на земле, куда она поедет, и ее дальнейшие слова лишь подтвердили очевидность моих умозаключений:

– Лиза, мы никуда не поедем. Хватит с нас этих безумных перемещений. Подумай о детях, обо мне, в конце концов.

– Мама, это временно. Отдохнете на море, пока я буду в поселке. Врач рекомендовала Мишутке морской воздух и купание.

– Для этого у нас есть места ближе. Витязево, например. Обещал же твой Брагин выделять нам комнату, когда мы захотим приехать.

– Мама, сейчас сезон, нам надо было предупредить его заранее. Наверняка, у него все номера заняты. А что ты сказала, когда я тебе это предлагала еще весной? – и, передразнивая маму, я повторила ее слова: – «Я не поеду в дом, где не смогу чувствовать себя полноправной хозяйкой».

Мама скрестила руки на груди и забегала глазами, как будто бы в поисках подходящего ответа.

– Мише опасно находиться так близко к отцу Шандора, – заключила она по итогу.

– Если бы он хотел навредить Мише или мне, он сделал бы это, когда приходил. У него другие методы. Но больше на его провокации я не поведусь. Мама, поехали в Сочи. Снимем квартиру, дети покупаются в море, ты отдохнешь.

– Что ты задумала?

– Мне нужно в поселок и встретиться с Динарой. Это первая задача. Если она подтвердит, что Шандор жив, тогда мне нужно будет там задержаться и помочь ему вернуть память.

Маме эта затея не понравилась. Она снова вернулась на стул и, бегая взглядом по столу, искала причины, чтобы меня отговорить.

– Отец Шандора знает, как ты выглядишь. А если ты его встретишь? Он там хозяин, мне страшно за тебя. И там жена Шандора. Если и она узнает тебя…

– Я изменю внешность, – касаясь маминого запястья рукой, сказала я. – Меня никто не узнает.