Во главе НКВД Украины

До приезда Серова в Киев должность наркома внутренних дел УССР почти год оставалась вакантной. И причиной тому – беспрецедентный случай. Нарком внутренних дел Украины, комиссар госбезопасности 3 ранга А.И. Успенский, опасаясь ареста, 14 ноября 1938 года оставил работу, бежал из Киева и ушел в подполье. Конечно, он позаботился о том, чтобы его не искали, попытавшись всех убедить, что речь идет о банальном самоубийстве. На его рабочем столе осталась записка, из которой следовало, будто он пошел топиться в Днепре.

У Успенского, который являлся выдвиженцем Ежова и его ближайшим соратником, были все основания опасаться ареста. Уже горела земля и под самим «железным наркомом». Но Ежов все же предупредил его о нависшей над ним опасности. Как позднее рассказал на допросе сам Успенский:

«14 ноября утром мне позвонил по телефону Н.И. Ежов и предупредил меня о предстоящем аресте. Ежов сказал мне примерно следующее: “Тебя вызывают в Москву, дела твои будут разбирать. Плохи твои дела”. В конце разговора Ежов заявил мне: “А вообще ты сам посмотри, как тебе ехать и куда ехать…”»²²

И.А. Серов

(семейное фото).

[Серов И.А. Записки из чемодана…]

В самоубийство Успенского никто не поверил. Его принялись искать, перекрыли все подступы к границе. Еще свежи были воспоминания, как руководитель Дальневосточного НКВД, комиссар госбезопасности 3 ранга Генрих Люшков, бежал со своего поста в июне 1938 года в Маньчжурию к японцам. И вот второй случай наглого дезертирства, особенно взбесивший Сталина²³. И Люшкова, и Успенского он хорошо знал лично. Оба неплохо потрудились, выполняя его кровавые директивы в ходе Большого террора, щедро награждались орденами, Сталин принимал их в кремлевском кабинете²⁴.

Искали Успенского долго. А он тем временем жил по фальшивым документам на имя Шмашковского под самым носом у НКВД под Москвой, затем в Муроме, Арзамасе, Свердловске и Челябинске, пока не был арестован в апреле 1939 года аж за Уралом, в городе Миассе, куда приехал искать работу. Деньги у него давно кончились.

А.З. Кобулов.

[РГАСПИ]

А пока шли поиски, в декабре 1938 года на должность первого заместителя наркома внутренних дел Украины поставили старшего лейтенанта госбезопасности Амаяка Кобулова, младшего брата ближайшего к Берии человека – Богдана Кобулова. Ему тут же, через одну ступень, присвоили звание майора госбезопасности. Но назначить его полноценным наркомом крупнейшей союзной республики, даже при таком влиятельном родстве, никак не могли. Уж слишком низок был его предыдущий служебный уровень – начальник райотдела НКВД в Гаграх – и вызывающе ничтожен партийный стаж²⁵. Тем не менее до своего назначения в начале сентября 1939 года резидентом НКВД в Берлин Амаяк Кобулов руководил чекистским аппаратом Украины, официально числясь «исполняющим обязанности» наркома внутренних дел УССР. Его перемещение в Германию открыло Серову дорогу в Киев. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об утверждении Серова на должность наркома внутренних дел Украинской ССР принято 2 сентября 1939 года, и в тот же день выпущен соответствующий приказ НКВД СССР. В Киеве Серов получил неплохую квартиру в доме № 3 по улице Короленко²⁶.

И.А. Серов – нарком внутренних дел УССР. 1940. [Из открытых источников]

На Украине Серов оказался в самый подходящий момент, незадолго до советского вторжения в Польшу. Тут была возможность отличиться и для чекистов. Именно предстоящее военное выступление Советского Союза против Польши согласно договоренности о разделе «сфер интересов», зафиксированной в секретном протоколе к пакту Молотова – Риббентропа, и послужило причиной срочного назначения Серова на вакантную должность главы НКВД Украины. Следовало укрепить руководящие чекистские кадры на местах накануне больших событий.

8 сентября 1939 года нарком Берия подписал приказ № 001064, согласно которому формировались оперативные группы НКВД, призванные составить основу для будущих У НКВД западных областей Украины и Белоруссии²⁷. Этим же приказом Берия командировал на Украину «для организации и проведения всех необходимых мероприятий» заместителя наркома внутренних дел СССР Всеволода Меркулова²⁸. Вместе с Серовым ему предстояло руководить работой чекистов на территории, отторгаемой от Польши.

В.Н. Меркулов.

[ГА РФ]

Здесь Меркулов умудрился вступить в конфликт с Хрущевым. Об этом он написал в сентябре 1939 года в своей докладной записке из города Проскурова на имя Берии в Москву. За несколько дней до вторжения в Польшу находящиеся также в Проскурове Тимошенко и Хрущев не давали чекистам автомобили для опергрупп и, более того, сами пытались разместиться в помещении городского отдела НКВД и выставить оттуда чекистов, потому что там была установлена нужная им правительственная ВЧ-связь. Возмущенный Меркулов жаловался Берии, называя Тимошенко самодуром, «не изжившим партизанских привычек»²⁹.

Меркулов имел возможность присмотреться ближе к Серову, и тот произвел на него вполне благоприятное впечатление. Не случайно в феврале 1941 года после разделения НКВД новый нарком госбезопасности Меркулов взял себе в качестве первого заместителя именно Серова.

Советское вторжение в Польшу, вопреки официальной пропаганде, твердившей об «освободительном походе» с целью «подать руку помощи своим братьям украинцам и братьям-белорусам»³⁰, было настоящей войной. И боевые действия против немногочисленных польских частей, оказывавших сопротивление, велись по всем правилам, с присущей любой войне жестокостью и бомбежкой городов. Армейская печать не скупилась на краски, описывая подвиги Красной армии в этой войне. Вот один из опубликованных очерков о ночной атаке красноармейцев:

«Капитан Гостюшев поднялся во весь рост и крикнул: – За Сталина! За Родину! Вперед!

Бойцы ринулись на врага, хотелось крикнуть могучее “Ура”, чтобы излить чувства, переполнившие сердца кипением, удалью и силой. Но ночные атаки должны быть безмолвными. Штык и приклад делали свое дело. Группа офицеров, сопротивлявшаяся особенно отчаянно, была уничтожена… Отступавшим полякам перерезали дорогу. Красноармейцы залегли и стали забрасывать их гранатами»³¹.

Война против Польши получилась короткой. Усилиями немецкого вермахта и Красной армии польская армия была разгромлена и взята в плен. Согласно официальным советским данным, в ходе боевых действий Красная армия потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести 1 139 человек и 2 383 человека – ранеными³². В советский плен попало 452 536 польских военнослужащих, среди них 18 789 офицеров³³.

В Бресте состоялся совместный советско-немецкий военный церемониал передачи города в советские руки. Сегодня фотографии торжественного прохождения войск, где рядышком, вместе стоят командиры Красной Армии и офицеры вермахта, где красная звезда соседствует с имперским орлом со свастикой, кажутся нереальными. До их смертельной битвы оставалось менее двух лет. А тогда наступил период единства интересов и государственной дружбы двух агрессоров, деливших Восточную Европу. Министр иностранных дел Германии Риббентроп прибыл в Москву, и в результате проведенных 27–28 сентября 1939 года переговоров был заключен договор «О дружбе и границе между СССР и Германией». Раздел Польши осуществился. Советское руководство торжествовало победу и глумилось над поверженным противником. Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года, заявил:

«Правящие круги Польши немало кичились “прочностью” своего государства и “мощью” своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем – Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей»³⁴.

В.М. Молотов.

[Из открытых источников]

А в Киеве организовали выставку захваченного оружия армии Польши, куда тотчас потянулись многочисленные зеваки. Посетители этой выставки, проникнутые имперским высокомерием, созерцали довольно скромное вооружение польской армии. А ведь об агрессивности «панской Польши» годами трубила советская пропаганда. На поверку же оказалось, что «агрессор» очень слабо вооружен. Как издевательски писала красноармейская газета: «Всеобщий смех вызывает “польская” пушка, которая 40 лет тому назад была снята с вооружения в царской России»³⁵.

Многие советские командиры, получив боевое крещение, не только не теряли, но, наоборот, поддерживали в себе боевой настрой и желание воевать дальше. Один из них, будущий маршал, выступая на сессии Верховного Совета Белорусской ССР, потерял всякую меру. Вот что сообщал Сталину первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко: «13 ноября на заседании Сессии командарм 4 [армии] Чуйков в речи допустил выражение: “Если партия скажет, то поступим по песне – даешь Варшаву, дай Берлин”». Причем, указывал Пономаренко, эта речь транслировалась по радио³⁶. Сталин, в тот момент смертельно боявшийся каких-либо осложнений с Германией, не на шутку разозлился и начертал на сообщении Пономаренко резолюцию: «Т. Ворошилову. Чуйков, видимо, дурак, если не враждебный элемент. Предлагаю сделать ему надрание. Это минимум. Ст[алин]»³⁷. Надо полагать, после выволочки у Ворошилова, и особенно после того, как Чуйков узнал, откуда исходит гнев, а уж об этом-то Ворошилов точно сказал, он стал осторожнее в словах, а урок запомнил на всю жизнь. В 1945 году Чуйков все же оказался в Берлине, позднее возглавил Группу советских оккупационных войск и Советскую контрольную комиссию в Германии, а в 1950–1952 годах неоднократно бывал на приеме у Сталина в кремлевском кабинете. Интересно, вспоминал ли вождь о той истории?

Серов активно включился в осуществление советизации захваченных СССР польских земель. Во Львове он лично руководит арестами и «очисткой» города от «буржуазных и польских националистических элементов». Расположившиеся во Львове Меркулов и Серов регулярно, раз в 10 дней, сообщают в НКВД в Москву о проводимых опергруппами арестах и числе арестованных. Уже к 3 октября 1939 года ими арестовано в Западной Украине 3 914 человек³⁸. Одновременно руководимые Меркуловым и Серовым чекисты предпринимают лихорадочные усилия по вербовке тайных агентов – к 3 октября 1939 года во Львове агентурная сеть НКВД насчитывала 241 человека³⁹. Вскоре, 10 октября 1939 года, Меркулов по вызову Берии выехал в Москву, и Серов остался полновластным руководителем НКВД на Украине⁴⁰.

Именно во Львове Серов впервые увидел и понял, что такое западная капиталистическая жизнь, о которой он знал лишь понаслышке. Изобилие продуктов и товаров в магазинах, роскошные рестораны, ночные увеселения и музыка, какой в СССР не услышать. Идеальная чистота на улицах и порядок⁴¹. Таким застали Львов осенью 1939 года советские пришельцы. Все это поразило и увлекло Серова. Его должность дает возможность приобретать в частном секторе товары за бесценок, ведь предстоят закрытие таких магазинов и их национализация. По ряду свидетельств, здесь Серов впервые проходит школу личного обогащения. Этим же заняты почти все присланные для работы в западные области советские функционеры. Они в буквальном смысле слова скупают все, что попадется под руку и зачастую, не имея денег, расплачиваются с поляками облигациями государственного займа, откровенно обманывая их⁴². Серов между тем ведет во Львове вполне светскую жизнь, посещает рестораны, театры, ухаживает за артистками.

Телефонограмма Л.П. Берии В.Н. Меркулову о выезде в Москву.

Октябрь 1939. [ГДА С БУ Ф. 16. Оп.1. Д. 0370. Л. 140]

К этому времени относится весьма интересный эпизод. Серов увлекся певицей Львовской оперы Евой Бандровской-Турской. Бесцеремонно, по-солдафонски ухаживая за Бандровской-Турской, он своей властью отпугивал прочих ухажеров, и в их числе будущего переводчика Сталина – Валентина Бережкова. В своей книге воспоминаний Бережков пишет, что Бандровская-Турская боялась Серова: «Меня с ним знакомили… Я его боюсь», – говорила она. Серов же, неизменно посещавший оперу, приветствовал певицу «нагловатой усмешкой». Однажды увидев в числе спутников певицы Бережкова, Серов вызвал его за кулисы и в категоричной форме потребовал от него прекратить знакомство, а на недоуменный вопрос Бережкова о причинах ответил: «…мы намерены работать с ней, и никто тут не должен вмешиваться»⁴³. Плотная опека певицы, нажим и совсем не деликатное с ней обращение со стороны шефа украинского НКВД привели к обратному результату. Она всеми силами старалась ускользнуть из СССР. Вполне типичный результат для топорной работы чекистов. Побывавший в западных областях Украины кинорежиссер Довженко в частной беседе в июне 1940 года отметил, что там, как всегда, «НКВД делает валовую работу… ломают дрова». А причиной тому, отмечал Довженко, что «плохо разбираются наши чекистские и иные власти в интеллигенции – польской и украинской», и в качестве иллюстрации как раз привел в пример случай с Бандровской, к тому времени сбежавшей уже в Варшаву⁴⁴.

Партийному руководству, всегда находящемуся на страже «морального облика», и в частности Хрущеву, Серов объяснял свои встречи с певицей необходимостью оперативной работы. Он разрешил Бандровской-Турской выехать за границу с условием дальнейшего сотрудничества с Советами. Нет ничего удивительного в том, что, оказавшись за границей, певица напрочь забыла о данных в советской неволе обещаниях. Вся эта история дошла до Берии. Серову пришлось объясняться в Москве в кабинете наркома внутренних дел СССР. Налицо был серьезный провал в работе. Но Берия лишь крепко выругал Серова и простил, не наказав⁴⁵. Не удивительно. За собой Берия знал куда более серьезные вещи по части женщин.

Ева Бандровска-Турска. 1934.

[Из открытых источников]

Ева Бандровска-Турска.

[Из открытых источников]

Ева Бандровска-Турска.

[Из открытых источников]

И после этого эпизода нарком внутренних дел благоволит Серову. Как будто чует, Серов – свой! Во время своих приездов в Москву Серов неизменно бывает у Берии. Нарком принимает его не только в официальной обстановке, но и у себя на даче в выходные дни. По воспоминаниям Павла Судоплатова, в один из воскресных дней мая 1940 года он застал Берию на даче за обедом с И.А. Серовым и С.Н. Кругловым – заместителем наркома внутренних дел по кадрам⁴⁶.

Работа наркома внутренних дел Украины тесно сблизила Серова с Н.С. Хрущевым – тогда первым секретарем ЦК КП(б) УССР. Хотя первоначально они друг другу очень не понравились. Хрущев традиционно с подозрением смотрел на человека из «органов», полагая, что Серов прислан Берией для того, чтобы шпионить за партийным руководством. Серова, в свою очередь, шокировали грубость и бесцеремонность Хрущева. Он пришел к выводу, что «Хрущев человек высокомерный, не прочь разыграть демократа, ему страшно нравится, когда окружающие льстят ему…»⁴⁷ Жалуясь в своем письме к Берии на Хрущева, Серов писал: «Я приму все меры, чтобы установить деловой контакт в работе, но быть подобным некоторым окружающим его я не сумею»⁴⁸. Но, оказалось, сумел и вполне подружился и подчинил себя Хрущеву. Их дружба определила впоследствии процветание Серова, когда многие чекисты из окружения Берии были наказаны, и сделала возможным выдвижение в 1954 году на высокую должность председателя КГБ. На Украине Серов познакомился и сблизился с Г.К. Жуковым – командующим Киевским особым военным округом во второй половине 1940 года. Их отношения из деловых быстро переросли в доверительные. Как пишет Серов, Жуков «всегда делился указаниями, получаемыми из Москвы, а я, в свою очередь, говорил ему, что я получал по нашей линии и что намечается»⁴⁹.