Советизация западных областей, начавшаяся в 1939 году, представляла собой драматичный период. Ломка экономического уклада, изъятие ценностей у населения, многочисленные факты насилия – все это являлось классической схемой внедрения социалистической формы власти и хозяйствования и вполне укладывалось в большевистскую доктрину. Более того, «мародерство и грабежи поощрялись как проявления классовой борьбы»⁵⁰. Безнаказанные расправы и убийства представителей польской власти стали предвестием грядущего террора. И это оправдывалось партийными руководителями публично: «Таких убийств заклятых врагов народа, совершенных в гневе народном в первые дни прихода Красной Армии, было немало. Мы оправдываем их, мы на стороне тех, кто, выйдя из неволи, расправился со своим врагом»⁵¹.

И Серов с полным пониманием воспринял эту линию. Весьма характерен в этом отношении эпизод с расстрелом без суда и следствия в Злочеве в ночь с 21 на 22 сентября 1939 года всей польской полицейской верхушки города⁵². Отдавший приказ особист сослался на указание начальника Особого отдела фронта А.Н. Михеева и только через пару дней задним числом составил постановление на расстрел⁵³. Наказывать его не стали. На материалы расследования Серов наложил резолюцию: «Есть решение В[оенного] С[овета] Укр[айнского] фронта дело прекратить. 26.10.39».

А изобилие и доступность продовольствия и товаров в западных областях продлились недолго. К началу 1940 года их как волной смыло. В январе 1940 года работники НКВД жаловались: «Имеется ряд случаев, когда наших домашних хозяек местное население изгоняет из очереди и избивают и говорят: “Из-за вас у нас ничего не стало, вам недолго осталось жить”»⁵⁴.

В 1940 году Серов стал соучастником одного из самых отвратительных сталинских преступлений – бессудного массового расстрела поляков – военнопленных и гражданских лиц. Позднее вся эта история получила название «Катынского дела» по наименованию местности под Смоленском, где впервые найдены останки расстрелянных. Но расстрелы проходили и на Украине. За эту часть операции отвечал Серов. Еще 14 декабря 1939 года он рапортовал Берии о проведенных чекистами Украины дополнительных арестах 1 057 польских офицеров, кого не успела взять в плен Красная армия. В этот момент в Старобельском лагере военнопленных уже содержались 3 878 польских офицеров, взятых в плен ранее⁵⁵. На основании решения сталинского Политбюро от 5 марта 1940 года практически все они были расстреляны. Расстрелы узников Старобельского лагеря происходили в апреле – мае 1940 года во внутренней тюрьме НКВД в Харькове, и общее число расстрелянных там польских офицеров составило 3 820 человек⁵⁶.

Когда в 1943 году мир узнал об этом преступлении, советская пропаганда поспешила возложить вину на гитлеровцев. Позднее Серов, уже будучи председателем КГБ, высказал недовольство чекистами, не сумевшими скрыть следов преступления: «С такой малостью справиться не смогли, – в сердцах проговорился он. – У меня на Украине их [расстрелянных поляков. – Н. П.] куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…»⁵⁷ На самом деле Москва активно помогала Серову в 1940 году в организации и проведении расстрелов поляков.

В мемуарах Серов пишет о Катынском преступлении в весьма завуалированной форме. Он постоянно выпячивает Богдана Кобулова как виновника этой акции. Когда в 1943 году поднялся шум вокруг Катыни и советская сторона пыталась загасить его с помощью фальшивого заключения комиссии Бурденко (январь 1944 года), Серов как будто испытал разочарование. Он пишет: «И тут жирный Кобулов отделался испугом»⁵⁸. Возможно, это своего рода подсознательная досада на тех, кто втравил его самого в кровавое преступление. Досада, сконцентрированная на Кобулове – члене тройки НКВД, выносившей решения о расстрелах. Но Серов не мог не знать – решение было принято Сталиным и утверждено Политбюро⁵⁹.

Для организации выселения семей польских офицеров и арестованных граждан Польши, чьим делам предстояло попасть на организованную по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года «тройку» для вынесения решения о расстреле, – в Белоруссию и на Украину в помощь местным работникам НКВД были направлены дополнительные силы. Приказом НКВД СССР № 00308 от 7 марта 1940 года во всех западных областях УССР и БССР для руководства выселением организовывались «оперативные тройки», в состав которых включали по одному представителю центрального аппарата НКВД⁶⁰. Кроме того, приказ НКВД СССР № 00342 от 20 марта 1940 года для быстрого оформления дел на гражданских лиц, кого согласно тому же решению Политбюро (от 5 марта 1940 года) намечалось расстрелять, направлял во все западные области УССР и БССР специальные «оперативночекистские группы», состоящие в основном из работников следственных подразделений центрального аппарата⁶¹. Эти «оперативно-чекистские группы» и формировали списки и дела намеченных к расстрелу польских граждан, чьи имена войдут в так называемые «украинский» и «белорусский» списки в рамках Катынского преступления. Первоначально срок их командировки устанавливался в один месяц. На деле выехавшие в марте 1940 года в Белоруссию и на Украину московские следователи осуществляли свою работу (дополнительные аресты и оформление следственных дел для направления на рассмотрение в Москву) в течение почти двух месяцев. Так, знаменитый следователь Родос пробыл во Львове с «оперативной бригадой НКВД» 2 месяца, и лично Серов наградил его за работу именными часами⁶². Для размещения вновь арестованных требовались места в тюрьмах. Берия 22 марта 1940 года выпустил на этот счет специальный приказ № 00350, в котором требовал от Серова вывезти из тюрем западных областей 3 тысячи уже арестованных в тюрьмы центральных областей Украины⁶³.

Под непосредственным руководством Серова в 1940 году проведены 3 волны массовых депортаций населения из западных приграничных районов Украины. Выселялись в глубь страны (преимущественно в Архангельскую область, в Сибирь и Казахстан): в первую волну – «осадники и лесники»⁶⁴ в феврале 1940 года (порядка 88 тыс. чел.), во вторую волну – члены семей военнопленных польских офицеров, репрессированных представителей госаппарата, крупных землевладельцев, промышленников и проститутки в апреле 1940 года (порядка 29 тыс. чел.), в третью волну – беженцы в июне 1940 года (порядка 51 тыс. чел.)⁶⁵. По оценке историков, эти депортации вместе с арестами и расстрелами в рамках Катынского преступления привели к тому, что на отторгнутых у Польши землях «польской администрации, польской армии и польской интеллигенции более не существовало»⁶⁶. Серов разработал и утвердил инструкцию о порядке выселения, которая была одобрена в Москве и сочтена столь хорошей, что впоследствии применялась при массовых выселениях и арестах в Литве, Латвии, Эстонии в июне 1941 года⁶⁷.

Летом 1940 года Серов с группой работников НКВД Украины организует массовые аресты в Кишиневе и на всей территории Бессарабии. С передовыми частями Красной армии Серов пересек границу Румынии ранним утром 28 июня 1940 года. До организации аппарата НКВД Молдавии в Кишиневе Серов был старшим оперативным начальником по линии НКВД и отвечал за проведение репрессий. Он пробыл там два месяца и успел немало сделать.

Приказ наркома внутренних дел УССР И.А. Серова об аресте помещиков и представителей бывшей румынской администрации и об изъятии ценностей. 18 июля 1940.

[ГДА СБУ. Ф. 16. Оп.1.Д. 0436. Л. 66–67]

Населению Кишинева и окрестностей быстро дали понять, что такое советская власть – это отъем ценностей и арест их владельцев. Серов 18 июля 1940 года подписал приказ об аресте помещиков, директоров банков, коммерсантов и изъятии у них валюты и ценностей⁶⁸.

Удивительно, как быстро Серов освоил и лексикон, и приемы чекистского ведомства. Еще год назад его угнетала мысль, что он не имеет знаний о «чекистских делах и никакого опыта и навыков»⁶⁹. И вот он вполне профессионально штампует приказы – «тщательный учет лиц указанных категорий», «установочные данные», «оперативное обслуживание». Осенью 1939 года Серов пишет еще весьма общие резолюции на отчетах оперативных групп: «Выводы слабы, можно было бы более подробно изложить недостатки»⁷⁰. Но уже в декабре 1940 года на совещании в Харькове весьма профессионально дает рекомендации: «развернуть вербовки целевой и квалифицированной агентуры» и «практиковать вербовки на базе использования компрометирующих материалов»⁷¹. И тут же нацеливает на конкретные направления работы, например, в литературных учебных заведениях: «обратить внимание на выявление фактов националистических трактовок разных исторических фактов, произведений искусства…»⁷² Да, Серов довольно быстро вник в дело и проникся чекистским духом.

Помимо Серова и его аппарата НКВД в Молдавии, нашлось кому брать валюту и ценности. Кое-кто обратил внимание на банки раньше него. Но это была чистая самодеятельность – и, кстати, наказуемая. Начальника Особого отдела НКВД Одесского военного округа Н.А. Королева сняли с должности за «попустительство» своим сотрудникам, в результате чего оказались незаконно израсходованы «трофейные деньги» в размере 238 тысяч румынских лей⁷³. Серов о таких подвигах пока не помышлял. Он на страже общественных интересов и еще далек от «трофейной» романтики. Но все впереди.

В 1939–1940 годах центр тяжести проведенных под руководством Серова репрессий – в западных областях Украины. Общий же итог его деятельности на посту наркома внутренних дел УССР таков: арестовано в 1939 году – 11 744 чел. (из них в западных областях – 9 286), в 1940-м – 49 702 (из них в западных областях – 45 365)⁷⁴. Вполне понятно – большинство арестованных в 1939 году составили поляки. Но уже в следующем 1940 году заметно выросла доля украинцев и евреев⁷⁵.

Н.А. Королев.

[РГАСПИ]

Украинский период работы Серова продолжался до февраля 1941 года. Его акции в глазах Сталина постоянно растут. В январе 1941 года от Ворошиловградской области УССР он доизбран в состав депутатов Верховного Совета СССР 1-го созыва. Описание его овеянного героикой жизненного пути, снабженное парадным портретом, в день выборов – 5 января 1941 года – поместила на своих страницах районная газета «Вперед»⁷⁶. Серов прочно входит в высший круг советской и партийной номенклатуры, 20 февраля 1941 года на XVIII Всесоюзной партийной конференции ВКП(б) его избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б).

В знак признания его заслуг в проведении карательной политики на Украине Серова после выделения из НКВД СССР самостоятельного Наркомата государственной безопасности назначили 25 февраля 1941 года первым заместителем наркома госбезопасности СССР. Наркомом 3 февраля был назначен ближайший соратник Берии – Всеволод Меркулов. Ранее, 26 апреля 1940 года, Серов получил свой первый орден Ленина, а 28 мая 1941 года – знак «Заслуженный работник НКВД».

В.Н. Меркулов.

[Огонек. 1941.

25 февраля. № 6]

Нарком госбезопасности Меркулов 16 мая 1941 года направил в ЦК ВКП(б) проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента». Согласно этому постановлению предполагалось, что для проведения арестов и выселения в Прибалтику отправится сам нарком Меркулов, а вместе с ним его первый заместитель Серов и заместитель наркома внутренних дел Абакумов⁷⁷. Здесь, пожалуй, впервые пересеклись пути Серова и Абакумова. В дальнейшем им суждено было стать заклятыми врагами. Серову Абакумов сразу не понравился: «это был барин, малограмотный пижон, вышедший в “люди” на следственных делах… и больше всего – битьем заключенных»⁷⁸. Серов вспоминал: «В Риге мы с Абакумовым дважды поругались. Он нажаловался на меня Берия, что я не даю ему работать»⁷⁹.

Трудно рационально объяснить их внезапно возникшую неприязнь друг к другу. Раньше они могли мельком встречаться на оперативных совещаниях в НКВД в Москве, но не сталкивались близко по работе. Они примерно равным образом росли в званиях, а в 1941 году оба стали заместителями союзных наркомов. Казалось бы, какая тут зависть? Вероятно, их разделяло то, что можно назвать отличием по социальным и психофизиологическим критериям. Они были антиподами. Абакумов – сын кочегара и прачки, типичный люмпен – малообразованный, но в то же время рослый, физически крепкий и франтоватый. И, с другой стороны, Серов – небольшого роста и небогатого телосложения, крестьянский сын из семьи с достатком, получивший к тому же высшее образование и довольно скромный при этом. «Шибко грамотный» хлюпик-интеллигент, мог сказать о нем Абакумов.

В.С. Абакумов. 1936.

[РГАСПИ]

В. С. Абакумов. 1938.

[РГАСПИ]

Позднее, Серов в своем заявлении Сталину 31 января 1948 года расскажет о возникновении этой вражды, так и не объяснив ее причину: «Абакумов в отношении меня затаил злобу еще с 1941 года, когда мы вместе были в Прибалтике на операции. Затем с годами совместной работы эта злоба перешла в ненависть…»⁸⁰

На кого предстояло обрушиться репрессиям в Прибалтике? Об этом писал Меркулов в своем указании в Литву 19 мая 1941 года⁸¹. В ходе намеченной операции должны были пострадать: члены политических партий и национальних организаций, не принявших советскую власть, в том числе русские белогвардейцы; бывшие полицейские; крупные чиновники; помещики и фабриканты; офицеры, в том числе бывшей польской армии; уголовный элемент и проститутки. Всех их надлежало предварительно «взять на учет» и обеспечить «подбор необходимого компрометирующего материала». Мало того, согласно указанию Меркулова, на учет следовало взять и членов их семей (для выселения). И здесь повторялся репрессивный сценарий социально-классовой чистки, реализованный в 1939–1941 годах на отторгнутых у Польши и Румынии землях.

Стоит отметить, в сопроводительной записке № 1667/м от 16 мая 1941 года Меркулов писал о мероприятиях «по очистке Литовской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента», но при этом приложил проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР, касающегося трех республик – Литвы, Латвии и Эстонии⁸². Распространение первоначальной идеи провести репрессивную кампанию в наиболее неблагополучной Литве – на Латвию и Эстонию вполне логично для Кремля. Советизация по-сталински должна была иметь равномерный характер и без каких-либо территориальных исключений.

Всю операцию по проведению арестов и выселения планировалось уложить в три дня. Судя по документам, первоначальные подсчеты «контингентов», подлежащих репрессиям, были готовы 5 июня 1941 года и по трем республикам составили 39 395 человек⁸³. Меркулов, Серов и Абакумов выехали в Ригу. Серов отбыл туда, успев накануне отъезда 5 июня утвердить обвинительное заключение по делу арестованного академика Вавилова⁸⁴. В своих мемуарах он стыдливо умалчивает об арестах, эшелонах и прочем, чем ему пришлось заниматься. Он лишь пишет о «разоружении офицеров» национальных воинских частей⁸⁵. В действительности он погрузился и в планирование арестов, и в организацию депортаций из республик Прибалтики. На имя Серова и Абакумова в Ригу 13 июня была направлена разнарядка с перечнем эшелонов и станций назначения для вывоза арестованных и депортируемых⁸⁶. А докладную записку № 2288/м об окончании операции и ее итогах 17 июня Меркулов адресовал Сталину, Молотову и Берии. Согласно отчету, в ходе этой операции в Литве, Латвии и Эстонии репрессированы (депортированы) – 40 178 человек (из них 14 467 арестованных)⁸⁷, т. е. показатели проведенных репрессий вполне соответствовали первоначальному плану.

Серов использовал пребывание в Прибалтике для поездки к границе и осмотрел демаркационную линию, отметив неприветливость и даже враждебность немцев. В Москву Серов и Абакумов возвратились разными самолетами⁸⁸.

Итак, канун войны застал Серова за вполне «мирным» занятием. В июне 1941 года он проводил массовые аресты и выселение граждан из Литвы, Латвии и Эстонии.