A thousand sails approaching
Sent here in her name
To reclaim the one I stole
And destroy the walls of Troy
Alesana, "The Third Temptation of Paris"
Дебютный роман Лоуренса Норфолка, по уровню вполне перекрывающий иной opus magnum. Собственно, после "В обличье вепря" я и не ждал увеселительной прогулки, но даже и так "Словарь" оказался для меня едва ли не непосильным, лишь бы только зацепиться. Хотя Лоуренс и играет здесь по правилам, оставляя ошарашенному читателю спасательный круг в виде авантюрно-приключенческой обёртки, читать Норфолка так сродни преступлению. Нужно вчитываться, вникать, отслеживать намёки и отсылки к классическому корпусу древнегреческих мифов, обложившись справочниками, выяснять, как именно мимолётное упоминание той или иной персоналии или события по-новому расставляет акценты и меняет оттенки смыслов. Пресловутый "Классический словарь античности" Джона Ламприера будет тут очень кстати, потому как Норфолк, не в пример себе же спустя девять лет, до невероятия расплывчат и иносказателен. Вот тебе, дорогой читатель, ворох упоминаний классических, восходящих ещё к "Метаморфозам" Овидия, сюжетов, а уж ты применяй их к тексту, как душе угодно. Кстати, вот этот сюжетный поворот - одна большая аллюзия на плавание аргонавтов. Или на осаду Трои, это смотря как посмотреть. И вот таких точек зрения, значимых отсылок, заполированных стилистическими вывертами до полной незаметности реминисценций и раскавыченных цитат в тексте невероятно много. Собственно, весь этот компендиум античной мифологии составляет отдельный слой текста, упрятанный далеко за тем, что сообщено прямо так, русским (или английским) по белому. Умница переводчик в послесловии подводит под это очень красивый механизм, объясняющий, зачем вообще Норфолку понадобилась именно эта смысловая подложка. Там и возрождающиеся раз за разом архетипы, и вторжение в логичный и упорядоченный мир рационального неких потусторонних, хтонических сущностей, и много чего ещё, что и не снилось нашим мудрецам. Нисколько не умаляя заслуг переводчика, отмечу, что я примерно 9/10 всего этого проглядел. И не уверен, что оно там действительно есть (хотя далеко не факт, что сам Лоуренс в этом уверен). Поэтому расскажу о романе так, как я его понял.
Дальше...
Для начала, пресловутая обёртка в виде очень английского авантюрно-юридического приключения. Не такого юридического приключения, какие сейчас стали популярны с лёгкой руки мистера Джона Гришэма, а знаете, как вот "Квинканкс" Чарльза Паллисера. Старинные завещания на пожелтевшей бумаге, записи и дневники, таящие зловещие секреты прошлого, всесильный враг, облечённый могуществом, которое способно дать лишь невероятное богатство, загадочный юрист, лучше всего - семейный, незнакомцы с железом в рукавах, что тенью следуют за бедным, но честным героем по тёмным и грязным улочкам Лондона-после-пожара, трагическая красавица со своими секретами в шкафу, тяжеловесные, уснащенные многочисленными отступлениями и оборотами предложения на добрый абзац каждое. Выражаясь романтически, предчувствие викторианства. Бедняга Джон ничего-то не знает (совсем как его куда более известный тёзка) и вместе с ним ничего не знает читатель, как в омут бросающийся в таинственные загадки прошлого. Или как в лабиринт, где, тяжело дыша, бродит Минотавр истины. Но это мы забегаем вперёд, пока никаких аллюзий, всё as is, по написанному. И в итоге, что ожидаемо, Норфолк всё-всё, что касается буквалистики, читателю объясняет, хоть и подразнив несчастного от души. Кто убил, чья внебрачная дочь, куда делись деньги и прочая и прочая. Нам всё рассказали, ура-ура! Не обошлось без мистики и чертовщины, но роль их в событийном наполнении понятна, хотя про Вокансона хотелось бы поподробнее. С другой стороны, тот же Паллисер проделал в своё время совершенно изумительнейшую штуку, без всяких модных интертекстов состряпав роман, в котором буквально ни черта не понятно ни с первого, ни со второго, ни вообще с какого бы то ни было прочтения. Норфолк хотя бы оставил сокрушённому текстом читателю утешение в виде миленькой, хотя и безбожно растянутой, экшн-обёртки. Хотя осилить 800+ страниц авантюрного романа, к тому же, тягомотного, без драк и любовных сцен, тоже достижение, заслуживающее оваций.
Дальше, как и ожидалось, идут стилистические игры, где Норфолк старательно расставляет значимые имена, прячет в тексте минимум три словаря помимо, собственно, ламприерова, и предлагает читателю всё это заметить и похлопать умнице-автору и собственной проницательности. Из туманных отсылок к античному эпосу составляются и ещё словари, но уже из области интерпретаций, прямым текстом о них ничего не говорится. Причём эти невинные игрушки хитрый Лоуренс впелетает в текст в тот самый момент, когда пресловутая обёрточная линия событий разворачивается наиболее быстро, с расчётом на то, что читатель отвлечётся и забудет на миг, что ничего не бывает просто так. Эти внешние красивости выглядят миленько, но подчас слегка раздражают. Например, для мрачной атмосферы древней легенды о Вепре такие бантики оказались бы фатальны, ибо заставляют отвлечься не только от обёртки, но и от изнанки текста. В "словаре" же нет единого лейтмотива, а есть лоскутное одеяло реминисценций, и в стыках Норфолк даёт волю трикстеру в себе.
И вот, собственно, мы подошли к мясу. Не рискуя подводить под роман некую глобальную схему и стыдливо игнорируя мотив города, памяти, лабиринтов и метаморфоз разума, прокомментирую немножко самые очевидные отсылки к мифологическим сюжетам, как я их (отсылки то есть) понял. Во-первых, гибель Актеона, которая вроде бы явственно символизирует смерть Шарля Ламприера, но, с другой стороны, сообщает нечто о Джоне. В первую очередь, то, что некие силы ведут с ним нечестную и жестокую игру. Тот комплекс ассоциаций, что выстроил Джон, оказывается разрушен навязанной Кастерлеем и прочими трактовкой. Афродита превращается в Артемиду или, если угодно, в Диану (метания Норфолка между греческой и римской традицией сами по себе достойны целой стены текста), а это уже совсем новое развитие сюжета, первое предвестие того, что дальше всё будет совсем не так, как ожидает герой. Примерно тот же смысл несут и эпизоды с Данаей и Ифигенией, где живая плоть классического мифа оказывается безжалостно перекроена Девяткой или Восьмёркой (значимость цифр по масштабам тоже вполне себе тема отдельной статьи, но переводчик спас нас и всё вкратце объяснил, слава ему). В этих отсылках к мифам прячется ещё одна отсылка, скажем так, второго рода, а именно, ассоциация с таинственным и кровавым искусством Вокансона, который точно так же изменяет живую плоть, замыкая непрерывность в дискретных цифровых состояниях (опять цифры!). Внешней элегантности "Метаморфоз" противостоит противоестественный, исковерканный миф, этакое евангелие от вивисектора. А потом вдруг понимаешь, что за той самой внешней элегантностью классики стоит воля жестоких богов, и начинаешь проводить аналогии между Кабаллой, объявившей себя незримыми властителями мира, и пантеоном тех самых богов. Ле Мара примеряет латы Ареса, Кастерлей и Председатель (пока просто председатель, ибо спойлеры зло) становятся Зевсом и Кроносом, главным образом, из-за темы отцовства, присущей обоим, и темы древности, сопутствующей второму. Вокансон у нас, ясное дело, Дедал, мастер лабиринтов и механизмов, ибо не к лицу ему благородное пламя Гефеста. Или стойте, этот вот вокансонов монолог про истину - он и вправду уводит нас к сюжету о вожделении Гефеста к Афине или это мне просто показалось? А может, они все, отрекшиеся от личности, сплавившиеся воедино, суть Минотавр неделимый, засевший в лабиринте катакомб под Лондоном? Или это сами катакомбы - Минотавр, не зря же Норфолк сравнивает их так настойчиво с древним Зверем? И опять Вокансон, новоявленный создатель богов, неучтённая переменная, выпадающая за рамки романа. И боги-автоматоны, которыми на поверку оказываются Восемь. Боги ли они после этого? Вот с Септимусом хотя бы понятно, он у нас Гермес и Икар в одном лице, наивный мудрец, чей миф тоже оказался вывернут наизнанку. Опалённый не Солнцем, но пламенем, ищущий не покоя, но отмщения, сверхсущество, персонификация всего, антагонистичного Кабалле, и одновременно манипулятор и вполне осознанный палач. Ангел на хрупких крыльях из тщеславия и воска. Путешествие Джона, которое Восемь видят походом аргонавта за руном, а сам Джон штурмом Трои. погоней за воплощённой любовью. Механистичный расчёт Вокансона или потерянные города, что живут в душе Ламприера? Или бунт против обоих сюжетов и мофопоэтики вообще, потому что мифы всегда кончаются плохо? Но тут уж меня опять заносит в глубину смыслов, лучше здесь же и остановиться.
В общем, роман закручен и наворочен до невероятия. Единственным его неоспоримым минусом является расчитанная безэмоциональность, на которую Норфолк идёт, как мне видится, совершенно осознанно. В "Вепре" эта отстранённость претерпевает апофеоз и становится голосом вечности, которым с нами говорит легенда. Здесь же читатель успевает в перерывах перевести дух и хоть и не понять (упаси боже, это невозможно), но нутром почувствовать ту самую дискретную механистическую расчитанность. И получается едкое послевкусие фокуса, но не чуда. Потому и не высшая оценка. Хотя это великий роман, без всякий "если".
