Папа

В Кислянку стали возвращаться уцелевшие солдаты. Вернулись три Михаила – Кузнецов, Тихих и Когут. И однажды вечером в наш дом пришёл Михаил Кузнецов. Красивый, невероятно обаятельный, интересный. Много рассказывал, уж и не помню о чём. Я сидела где-то в уголочке и млела от удовольствия. И думала: вот бы этот дядя и завтра пришёл.

Михаил Гаврилович Кузнецов

А он пришёл и завтра, и на следующий день, и на следующий, и каждый день. Он приносил с собой аккордеон и играл на нём. Когда он в первый раз стал играть, я была поражена его умению. С тех пор я обожаю аккордеон.

Инструмент Михаил привёз с войны как трофей. Оказалось также, что он с детства играл на балалайке, аккомпанировал девкам на вечеринках. Играл виртуозно. Голоса не имел, но вместо него использовал балалайку. Мог не только играть известные мелодии, но и аранжировать их. До сих пор в моей музыкальной памяти хранится его аранжировка песни «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина».

Позднее он рассказывал о встрече с нашей мамусей. Первым делом по приезде пошёл в школу. Ведь он был учителем. Его взяли преподавать в начальные классы.

Когда он вошёл в учительскую, то был сражён красотой мамуси. Она стояла у окна в накинутой на плечи белой шали из овечьей шерсти. Открытое, яркое, но печальное лицо поразило Михаила. А ведь все считали, что он будет женихом для Татьяны Михайловны – учительницы русского языка. Но он прямо приклеился к нашей красавице-мамусе. Об этом перешёптывались с осуждением в коллективе. Мать Михаила, бабушка Мария, плакалась по деревне, что сын ухаживает за «хохлушкой», да ещё с двумя детьми. Плелись интриги.

Однако любовь была настолько сильна, что разорвать союз сердец Анюты и Михаила никто не был в состоянии. Так у нас появился папа.

Классный руководитель Михаил Кузнецов (справа от аккордеониста) со своим классом, Михаил Когут с аккордеоном, слева от него Валя Галисиевич – пионервожатая школы. Ниже Кузнецова сидит Майя Полянская, а слева от неё Шурейка Кулагина – мои подружки

Я помнила, что у нас есть свой отец. О нём ничего не было известно. Говорили, что он попал в плен. И когда мамуся у меня спросила, хотела бы я, чтобы у нас был отцом Михаил Гаврилович, я возразила, что у нас есть свой, несмотря на то, что этот солдат мне очень понравился.

Конечно, меня никто слушать не стал. Так наша семья стала полной. Не сразу мы стали называть Михаила папой, но он так любил детей, что трудно было не подпасть под его обаяние. Семья оказалась под защитой и заботой мужественного младшего сержанта Михаила Гавриловича Кузнецова, много повидавшего, много перенёсшего, хотя в 1946 году ему исполнилось всего двадцать шесть.

Был он трудолюбив, смекалист, инициативен. Он взял в свои твёрдые и уверенные руки руководство семьёй.

Вырастили кабанчика. Помню утро, в которое нужно было заколоть его. Конечно, это должен был сделать папа. Но наш воин, прошедший войну, не мог зарезать живое существо. Пришлось ему брать винтовку в военном кабинете школы и стрелять в кабана.

Во всяком случае, он всегда помогал по хозяйству своей тёще, которую называл мамашей.

Летом по вечерам он катал нас с Аллочкой на велосипеде по очереди с условием, чтобы мы пели ему песни. Сколько времени поёшь, столько длится поездка. Потом папа стал учить нас петь частушки «Подружка моя», а он аккомпанировал на аккордеоне. Он знал множество частушек. Вот мы и распевали не только дома, но потом и на сцене.

Вдруг получили письмо от дяди Саши – старшего сына Василисы и Кузьмы. Ему на войне не повезло. Он окончил институт в Полтаве и работал директором школы. В 1939 году его призвали в армию. Поскольку он был учителем математики, то его определили на учёбу в Смоленское артиллерийское училище. Он его окончил в 1940 году. Вой ну встретил младшим лейтенантом. Воевал на Брянском направлении, очень скоро в брянском котле попал в плен и всю войну провёл в плену. У него остались рубцы на спине от побоев и шишка на правом виске от горячей смолы, которую ему плеснул в лицо немец. Освободили его американские войска в Австрии.

Саша писал, что женился. Её звали Нина. Мама Василиса её немного знала. Договорились, что Саша продаст наш дом в Бахмаче и переедет с женой к нам.

И вот они приехали. Это была большая радость. Хоть один сын вернулся с войны к матери.

Поскольку он был в плену, то его не брали учителем. Ему предоставили работу агронома в соседней деревне за семь километров от Кислянки. Она называлась Кременовка – деревенька на берегу озера. В озере водилась рыба, её ловили сетями, а сети плели сами. С тех пор я знаю технологию плетения сетей.

Тётя Нина получила среднее медицинское образование, была по специальности хирургической сестрой, имела хороший опыт. Поэтому работала она в Кременовке фельдшером и заведовала медпунктом. Она была хорошим медиком, многим помогала. Люди ей были благодарны. Когда Аллочка заболела дифтеритом, тётя Нина спасла её, вылечила в домашних условиях, хотя при такой болезни полагалось ребёнка отправить в больницу.

Тем временем папу взяли работать учителем младших классов. Но его невероятная энергия и инициатива не позволяли оставаться на низкой должности под руководством женщин. И он решил поискать место под солнцем в другом месте. Они с мамусей уехали в Копейск. Там папа устроился на хлебозавод, а мамуся не работала.

Мы остались с мамой Василисой. Я продолжала учиться в третьем классе, Аллочка, в свой черёд, подрастала. Помню, что мы стали жить как на отшибе, никому не нужные и не интересные. Проявилась элементарная женская зависть по отношению к мамусе. Мужчин в деревне было мало, а женщины в самом соку. Каждой хотелось иметь мужа. Тут появляется единственный мужчина в коллективе, но достаётся приезжей хохлушке. А вот Гильда Христиановна, немка, воспитывающая двоих детей своего брата, таких чувств не испытывала. Она приходила к нам проведать нас, читала нам с Аллочкой сказки Андерсена.

У дяди Саши в Кременовке

Но однажды пришла директор школы Ольга Ивановна. Она сказала, что нам надо выселиться, потому что жильё служебное, а в школе никто из семьи не работает. Нам пришлось переезжать к дяде Саше в Кременовку. Там я пошла в школу совсем другого рода.

Тётя Нина и дядя Саша с детьми Светой, Толиком и Люсей

Кременовка – деревня небольшая, детей мало, и школа была малокомплектная и только начальная. В ней было две большие классные комнаты и две учительницы. В каждой комнате одновременно учились по два класса: в одной – первый и третий, в другой – второй и четвёртый.

С позиций моих теперешних педагогических знаний я осознаю, что было много полезного в такой учёбе. Наша учительница занималась в основном первым классом, а мы работали самостоятельно, что и помогало в учёбе.

У дяди Саши и тёти Нины я научилась тому, что мне потом пригодилось в МГУ. Я помогала дяде Саше определять всхожесть семян. Мы с ним на большом блюде по влажной материи раскладывали зёрна пшеницы, проращивали, а потом подсчитывали, сколько проросло. А тёте Нине я помогала сворачивать конвертики. Она получала порошки, и их надо было разложить на кусочках кальки, а затем свернуть особым образом. Таким же образом нужно было потом сворачивать конверты для образцов почвы, пожнивных и корневых остатков, когда я делала курсовые и дипломную работы на почвенном факультете.

Тётя Нина забеременела, и зимой ей пришло время рожать. Помню, как у неё болел живот, и она прижималась им к стене печки. Может быть, не надо было этого делать, не знаю, только роды оказались тяжёлыми.

Вызвали из Кислянки акушерку, но она не смогла ей помочь. Решили везти её в Усть-Уйку в районную больницу. Родилась девочка. Я попросила назвать её Валей. Через некоторое время дядя Саша поехал забирать мать с ребёнком. Усть-Уйка неблизко, километров пятьдесят. На улице лютый мороз. Ребёнок маленький, долго ли до беды. Наша Валечка надышалась морозного воздуха и заболела воспалением лёгких. Совсем неокрепший организм не выдержал, и Валечка умерла. Тяжело вспоминать её смерть, беспомощность и обречённость родителей, их слёзы. К счастью, молодой организм тёти Нины справился с бедой, и она не потеряла способности к рождению детей. Позднее она родила Свету, Люсю и Толика.

Мы с Аллочкой очень скучали по родителям, и однажды они позвонили в сельсовет. Только там был единственный на всю деревню телефон. Мама Василиса и мы пришли в сельсовет, дождались звонка и поговорили с мамусей. Какая это была радость! Вскоре мамуся с папой приехали в Кременовку, решили вернуться.

В это время мамусе пришло письмо из Воркуты. Оказалось, отец Антон сидел в лагере за то, что попал в плен. Он написал о себе мамусе, а отдельно мне. Потом я всегда помнила, что он сидит в холодном краю, представляла себе холодные вьюги. Поэтому выбегала на мороз раздетая из солидарности с отцом, как будто этим могла ему помочь. Те же чувства я испытала, когда читала Солженицына, его рассказ «Один день Ивана Денисовича».

Папа пошёл в Кислянку устраиваться заново в школу. Вскоре мы снова вернулись в наш маленький уютный домик, а я – в свою школу уже в четвёртый класс. Аллочка тоже очень хотела в школу, хотя ей было только шесть лет. Я уже научила её читать, и было решено отдать её в первый класс. Несколько дней она проучилась. Помню день, когда к нам пришла завуч с тем, чтобы Аллочку в школу не принимать. Она беседовала с Аллочкой, объясняла, почему это не разрешается, но та сильно огорчалась и даже плакала. Фактически советский закон был совершенно справедлив. Теперь я знаю, что ещё швейцарский психолог Жан Пиаже доказал, что у детей в семилетнем возрасте меняется стиль мышления. Вот тогда и нужно начинать обучение.

Мой сыночек до школы хорошо развивался. Он брал книжки в детский сад и там читал.

Детский сад, в который его отдали, был передовым. В нём детей учили по программе Даниила Эльконина. Да и я сама учила сына. Оказывали на него влияние и мои родители. Так что он оперировал в уме двух- и трёхзначными числами, поэтому я хотела отдать его в школу с шести лет. Но одна знакомая из роно сказала мне:

– Он у вас очень здоров? Не лишайте его детства, пусть физически и психологически окрепнет.

Я до сих пор благодарна этой женщине за совет, который остановил меня. Позднее в педагогической практике я встречала детей, которые учились не по возрасту рано. Преждевременная учебная нагрузка не лучшим образом сказывается на здоровье и академических успехах ребёнка. Так что спасибо завучу, которая не пустила Аллочку в школу. Не надо срывать яблочко, пока оно не созрело.

Недолго на этот раз мы прожили в Кислянке. В 1948 году мы выехали на родину, на Украину.

Глава 2. Дорога домой

Возвращение

Опять прицеп на полозьях – едем на станцию Шумиха, теперь в обратную сторону. В Шумихе погрузились в поезд, но уже не в товарный, а в пассажирский. Ехали долго, может быть, неделю. Помню, как проезжали Харьков. Вокруг руины и колонны пленных, как и на других станциях. Украина освобождена, но разрушена! Пленных немцев использовали на отстройке городов и селений.

Приехали в Бахмач. С нами вернулось и семейство Божко, но без маленького сына. Осталась у них только дочь. Сын был моложе нашего Стасика, на фронт его не забрали. Но война его всё равно достала. Прогуливался с друзьями по полям, нашли неразорвавшуюся мину. Любопытно стало, что-то с ней начали делать, и она взорвалась. Подросток погиб. Таких случаев на территориях, которые побывали под немцами, было много.

Наш дом был занят, поэтому мы жили у сестры деда Кузьмы, пока родители устраивались на работу. У них семья большая, но нас приютили. С бабушкой Фионой жили двое дочерей. Надежда незамужняя, а Манюська (так называли Марию) была замужем за Алексеем. У них были две маленькие дочери. Кроме них, у Фионы жила внучка Майя – дочь старшей из её дочерей Натальи. Сама Наталья уехала искать счастья в Сибирь. Я её никогда не видела. Только знаю, что судьба её сложилась несчастливо. Майя была старше меня на пару лет. Она отлично училась и очень хорошо пела.