© Лилия Кузнецова, 2024

© Интернациональный Союз писателей, 2024

Об авторе

Лилия Михайловна Кузнецова – потомственный педагог, дочь сельских учителей. Окончила Московский государственный университет. Педагогическую деятельность начала в Крыму в школе в качестве учителя химии и биологии. Затем продолжила преподавать химию в высшей школе, сначала в филиале Алма-Атинского политехнического института в городе Рудном, затем в Казанском химико-технологическом институте. Работая с первокурсниками, обнаружила, что студенты не понимают сущности химических процессов и показывают в основном формальные знания. Установила недостатки преподавания химии в школе, организовала его научно-методическое исследование. Министерство просвещения Татарстана в 1980 году выделило школы и коллектив учителей для проведения педагогического эксперимента. В результате была создана новая технология преподавания химии в школе на основе системно-деятельностного подхода. Впоследствии были созданы учебники для 8-11-х классов, выпущенные в издательстве «Мнемозина». Много лет они входили в федеральный список учебников.

В 1984 году защитила кандидатскую диссертацию под руководством членкора АПН СССР Л. А. Цветкова.

Автор монографии «Философские и психологические основы дидактики».

Глава 1. Моё военное детство

Младенчество

Трудно сказать, с какого возраста я себя помню. Во всяком случае, у меня в сознании остался день, когда мы отправлялись в эвакуацию, – 24 августа 1941 года. Накануне мне исполнилось четыре года.

Прасковья Максимовна и Григорий Фёдорович Бойко с племянницей Василисой (старшая) и приёмной дочерью Леной (младшая)

Но я помню и мирное время. Я жила у бабушки Василисы и дедушки Кузьмы Неезжалых, потому что мои родители учились в Нежинском пединституте, и я их видела редко. В доме жил Стасик – младший сын дедушки и бабушки, он же мой дядя, 1926 года рождения, то есть на одиннадцать лет старше меня. Он учился в школе. Мы с ним были одного статуса – дети.

Дом и надел земли Василиса получила от родных. Она жила не с матерью Евдокией и отцом Семёном Чикомазами, а с тёткой по матери, Прасковьей Максимовной, которая вышла замуж в Бахмач за волостного писаря Бойко Григория Фёдоровича.

Из свидетельства о рождении бабушки Василисы я узнала, что Семён не имел отчества. Видимо, его мама Мария родила сына вне брака. Вряд ли она была богачкой. Ничего о ней больше я не знаю, но очень сочувствую ей. Бабушка Василиса рассказывала, что у неё было уличное прозвище Мария-русочка. Может быть, она приехала из России и осела на Украине в Конотопском районе, селе Бондари. Там бабушка Василиса и родилась в 1891 году.

Поскольку супруги Бойко были бездетными, они выпросили для воспитания племянницу Василису. Родители моей бабушки Василисы – Семён и Евдокия Максимовна – были очень бедные, с трудом могли растить двух девочек, поэтому они и согласились отдать одну из дочерей благополучно живущей сестре. Так Василиса оказалась в Бахмаче. Семья Бойко была дружной и доброжелательной.

Позднее на крыльце волости Григорий Фёдорович нашёл подкидыша. Это оказалась девочка, которую назвали Леной. Он взял её к себе. Потом они удочерили ещё одну девочку – Лиду, а потом Надю. Так в семье оказалось четверо детей.

Василиса всю жизнь относилась к Лене и её потомкам как к родным. Поэтому внучку Лены Ярославу мы с Аллочкой всегда считали троюродной сестрой.

Брат Григория Фёдоровича был управляющим поместьем Кочубея, куда мою бабушку, а тогда девочку Василису отправляли на отдых. Она рассказывала, как ездила в поместье, как купалась в Сейме.

Григория Фёдоровича все очень почитали. Это был по-настоящему благородный человек. Девочки росли в достатке. Лена и Лида стали учительницами. Василиса от учёбы отлынивала, окончила только начальную церковноприходскую школу, что не помешало ей быть весьма начитанной и развитой.

Дружила она с Фионой Неезжалой, жившей неподалёку. По-моему, они были одногодками. У Фионы был старший брат Кузьма. Он учился в той же школе, но был старше Василисы, родился в 1883 году.

В него-то и влюбилась Василиса. Чернявый, брови вразлёт, умный, решительный – полюбился молодой девушке, хотя от недостатка женихов она не страдала. Один из её обожателей был инженером, которого направляли работать в Челябинск. Он звал её с собой, и Григорий Фёдорович рекомендовал, но строптивая Василиса не согласилась.

Василиса была очень обаятельной девушкой. В семье, где царит добро и уважение друг к другу, и дети растут такими же. Василиса и в старости обладала неизъяснимым обаянием, её все уважали. Вот и Кузьма полюбил Василису, и выдали её замуж за Кузьму. В приданое Григорий Фёдорович купил ей надел земли (не знаю, сколько, полагаю, соток сорок) и построил молодой семье дом.

Кузьма был из простой крестьянской семьи. О его родителях Луке и его жене Секлете Неезжалых знаю мало. Но сужу, что Лука не менее благороден по духу, чем Григорий Фёдорович. Он дал образование детям. Кузьма стал бухгалтером, Катерина – учительницей, а старший, Григорий, был первым секретарём райкома уже при Советах. Но на него поступил донос, видимо в 1937 году. Об этом ему сообщил друг – начальник районного НКВД. Чем в ту пору заканчивались доносы, известно. Григорий не хотел такой участи – пыток, заключения, смертной казни. Решил уйти из жизни самостоятельно. Они с женой ушли в лес, и он застрелил жену и себя.

Остались двое или трое деток. Их всех вырастил дед Лука. Василиса очень привечала своего племянника Василя – сына Григория. Он приезжал к нам в гости уже после войны.

Моя мамуся рассказывала ещё об одной родственнице – Виктории, которую она случайно встретила в Мариуполе. Та жила в доме на Комсомольском проспекте, там же, где и мама с папой, и Аллочка. Но я всего не запомнила из рассказа. Я поняла, что Виктория – это дочь Григория, то есть двоюродная сестра мамуси. Эта встреча состоялась незадолго до мамусиной смерти.

Кузьма и Василиса Неезжалые

Итак, Кузьма и Василиса обосновались в новом доме.

И пошли у них детки. В 1910 году родился первенец Александр, в 1912-м – Анатолий, потом были два Владимира, которые умерли в младенчестве: один от воспаления лёгких, другой от оспы. Бабушка Василиса с сожалением вспоминала, что не дала сделать младенцу прививку. В 1916 году появилась Анюта, моя мамуся, а через десять лет, в 1926 году – Стасик.

Наверное, я тоже родилась в этом доме. Не в студенческом же общежитии меня мама рожала.

Отец – Антон Иванович Нижний из Винницкой области, села Городище. Он учился заочно в Нежинском пединституте, там и увидел Анюту, нашу мамусю. Она была яркой и бросалась в глаза при всей её скромности. Её заметил руководитель хора, услышав, как она поёт на субботнике, отмывая окна в аудитории. Она стала солисткой хора. Её приглашали на местное радио петь по заявкам трудящихся. А трудящимся сразу полюбился голос Анюты Неезжалой, и они слали заявки именно на её исполнение. Так она подрабатывала в студенчестве.

Антон тоже был музыкальный: играл на разных инструментах и даже сочинял музыку. Видимо, на этой почве они и познакомились. Мамуся не рассказывала о подробностях их знакомства. Только сказала, что когда она уехала домой на каникулы, он приехал за ней следом. Мама Василиса сказала: раз приехал в дом к девушке, то обязан жениться. Так и состоялся их брак. Антон остался жить у тёщи и работать в местной школе, потому что его родители жили далеко. Не помню его подробно, только эпизод, когда он катал меня на велосипеде в предвечерье.

Было тепло, а в воздухе роились мошки и лезли в глаза. В эмоциональной памяти осталось, что отец меня очень любил.

В доме появлялись родственники – сёстры моего отца Надя и Наташа Нижние. Надя рисовала мне девочек в туфельках с застёжкой на пуговке. Помню Нину – жену Александра. Не знаю, почему она оказалась у нас без мужа, ведь он учился в Полтаве. Может, приезжала в гости.

Все жильцы звали бабушку Василису мамой. Вслед за ними я тоже звала её мамой. Так до самой её смерти в 1980 году и называла. Незадолго до смерти она благодарила меня за то, что я никогда не изменила ей и называла мамой до самого конца. Значит, для неё это было важно. Я очень любила её. Кстати, вслед за мной бабушку называла мамой и моя младшая сестричка Аллочка, которая родилась уже после начала войны – 3 июля 1941 года.

Когда мама Анюта приехала из Нежина, встал вопрос, как я её буду звать. Папа Антон предложил называть её мамусей. Так мы с Аллочкой и прозвали на всю её жизнь, так называем и в воспоминаниях.

Очень хорошо помню домик бабушки Василисы и дедушки Кузьмы. Крыльцо, небольшие сени, прямо – чулан, направо – входная дверь. Первая комната с русской печкой. Слева от неё полок. С него можно залезть на печь. Направо буфет, потом окно, у окна стол. Дальше другая комната. Налево вдоль стены, граничащей с печкой, стоит кровать. Напротив кровати между двух окон – комод. На комоде стоят мои любимые куклы Дуся и Алла. А за окном большой куст сирени. Почему-то считалось, что сирень мамусина. Видимо, она её сажала.

Я довоенная

Справа от двери ещё одно окно, перед ним стол. За этим столом в праздники собирались гости и пели песни. Почему-то мне не нравилось, когда пела бабушка. Украинские песни часто с грустинкой и философской подоплёкой (русские буквы «е», «и» по-украински звучат как «э», «ы»):

 
Стоiть гора високая,
Пonid горою гай.
Зелений гай, густесенъкий,
Неначе cnpaвdi рай!..
 
 
…До тебе, люба рiченько,
Ще вернешься весна.
А молодiстъ не вернешься,
Не вернеться вона.
 

Последние слова меня всегда печалили.

В углу, справа от стола, висел портрет Шевченко: в каракулевой шапке и кожухе, со свисающими усами. Чётко запомнился – видимо, я спала на кроватке напротив портрета, вот он и врезался в память. Шевченко на Украине очень почитали. Мама-бабушка научила меня читать его стихи:

 
Як бы мет черевики,
То пшла б я на музыки,
Горенько мое,
черевикiв немае.
 

Бабушка водила меня на праздничный концерт в школу, и там я выступала. Стихи читала, как водится, стоя на табуретке.

И дом, и двор я снова увидела пять десятилетий спустя, когда мне было пятьдесят четыре года. Ничего не изменилось, только теперешние жильцы перестроили крыльцо да срубили мамусину сирень. А сам домик и комнаты в нём оказались крошечными.

Из довоенного периода помню эпизод, который вызывает у меня самой удивление. Приехала из Нежина мамуся, привезла гостинец – мармелад. Такое лакомство я попробовала первый раз. Очень понравилось. Мне дали несколько мармеладок, остальное сложили в фаянсовый чайничек и поставили в верхнюю часть буфета на последнюю полку. Когда все разошлись по делам, а мама пошла пораться (управляться) со скотиной, я раскрыла дверцы буфета и по полкам, как по лесенке, добралась до верха. Взяла чайничек с мармеладом и благополучно спустилась вниз. Как это мне удалось – вызывает удивление. Не представляю, как спускалась, держа в одной руке чайничек со сладкой добычей. Мармелад я весь съела, хотя он предназначался Стасику.

Какая-то фантастика, можно не поверить. Но последующие события подтверждают реальность моей проделки. Пришёл Стасик из школы, пообедал, мама ему предложила угоститься мармеладом и указала, где он стоит. Но я-то не полезла второй раз наверх, чтобы вернуть посудинку на место. Я поставила его на полку нижней части буфета. Понятно, что Стасик наверху чайничка не нашёл. Тогда я указала, где он стоит, но уже пустой. На этом воспоминание обрывается, но уверена, что меня не наказали. Вообще не помню, чтобы меня наказывали.

Со мной обращались с большой любовью. Помню, как я ходила с котом в гости к прадедушке Луке и прабабушке Секлете. Кота я хватала за горло, так и тащила. Почему-то он не сопротивлялся. Мама Василиса отбирала его у меня и показывала, чтобы я сложила ручки и на них бы лежал кот. Я делала, как она велела, но, выйдя за калитку, снова хватала его за горло – так удобней. И за эти проделки мама меня не ругала, а только уговаривала.

Потом пришла война. Самого начала войны я не помню. Помню роддом, мы с папой Антоном стоим под окном, но это уже начало июля. Сверху из окна выглядывает мамуся со свёртком на руках – это была Аллочка. Я хотела, чтобы её назвали Дусей. Эту куклу я любила больше, но родители меня убедили, что лучше назвать дочку Аллой. Теперь Аллочка довольна, что моё предложение не было принято.