Мы уже привыкли считать концентратом взглядов Льва Толстого на вопросы морали, семьи, брака, половых отношений - "Крейцерову сонату". Однако, не всё, что у писателя было сказать по этим проблемам, вошло в ту повесть, иначе не появились бы позднее еще две, которые вместе с "Крейцеровой сонатой" составляют своеобразную трилогию. Это - "Дьявол" и "Отец Сергий". О последней из них обещаю поговорить следующий раз, а сегодня речь пойдет о второй повести своеобразного цикла - о "Дьяволе".
Повесть во многом имеет автобиографические черты, а главный герой носит одну из двух фамилий, которые Толстой неоднократно присваивал своим героям, начиная с трилогии "Детство. Отрочество. Юность" - это Иртенев и Нехлюдов, но в "Дьяволе" именно Иртенев.
Повесть, как и открывающая цикл "Соната", посвящена пресловутому половому вопросу. Автобиографичность в том, что молодой Лев Толстой до женитьбы на Софье Берс пережил увлечение одной из своих крестьянок - замужней Аксиньей Базыкиной, которая родила от будущего писателя сына. Между прочим, бастард служил конюхом у папеньки же.
Евгений Иртенев в повести имеет интимную связь с замужней крестьянкой Степанидой, которая тоже рождает сына, возможно, что и от него. Интересно возникновение этой связи, на неё молодой барчук идет ради удовлетворения половой похоти, которая донимает его молодой кипучий организм. Причем, в деревне процветает что-то типа скрытой проституции. Когда молодой Иртенев обращается к сторожу Даниле посодействовать - нет ли в деревне молодой бабы, которая согласилась бы снять излишнее сексуальное напряжение с барина, тот предлагает ему нескольких на выбор.
Через какое-то время Иртенев женится на молодой и чистой девушке и хочет порвать со Степанидой. Сначала это кажется ему легким делом, ведь он ничего не чувствовал к Степаниде, кроме похоти. Но не тут-то было, страшное искушение начинает его преследовать. Толстой подробнейшим образом описывает страдания Иртенева, что наводит на мысль, что он и сам переживал нечто подобное. И, видимо, не без основания Софья Андреевна продолжала ревновать супруга к Аксинье, ведь он во всем признался юной жене после свадьбы, и даже преследовала её.
В повести молодая супруга не узнает о фатальной зависимости мужа, он признается во всем дяде, который советует ему уехать из деревни в путешествие, в надежде, что время и расстояние помогут справиться с наваждением. Но после возвращения всё начинается с еще большей силой, Иртенев понимает, что не в силах бороться с искушением.
Как всякий слабый человек, свои проблемы он начинает переносить на других, и постепенно Степанида обретает для него поистине демонический смысл, всё её поведение кажется ему продуманным и изощренным искушением, она так и ждёт его падения, манит, подстрекает, провоцирует. Любой её поступок, любой шаг Евгений трактует как изысканную попытку его соблазнить.
Неврастения Евгения начинает приобретать шизофренический окрас, и тогда он приходит к логичному для такого состояния выводу: «Ведь она (Степанида) черт. Прямо черт. Ведь она против воли моей завладела мною». Всё, виноватая в том, что он сам не может справиться с самим собой найдена. Теперь нужно решить, какой выход найти из сложившейся ситуации.
В реальной жизни Лев Николаевич предпочитал пускать всё на самотек, а вот в произведении по мотивам собственных сексуальных страстей акцентированная концовка была просто необходима - концепция приобретала глобальное значение. Как и в "Крейцеровой сонате" выход видится автору в чьей-то смерти.
Сначала автор решил, что умереть должен Иртенев, и он заставляет его совершить самоубийство, убегая таким образом из-под власти дьявола. Но такая концовка Толстого явно не удовлетворила, ведь так проявилась лишь тема самонаказания, и через 10 лет он переписал её - теперь Иртенев убивает соблазнительницу Степаниду. Фактор самонаказания сохраняется - Иртенева объявляют сумасшедшим, но и носительница дьявольского соблазна - дочь Евы - тоже наказана, причем более жестоко, она лишена жизни, той жизни, что заставляет сходить с ума таких хороших и положительных помещиков, как Женя Иртенев.
Но Толстой, верный своему праведно-ханжескому отношению к вопросам пола и связанной с ним моралью, оправдывает на последних страницах повести главного героя, утверждая, что если Иртенев душевнобольной, то и все мужчины тоже душевнобольные, ибо всеми управляет страсть, с которой они не в силах справиться. А внушают им эту страсть - они - женщины.
Вот так желание морального совершенства и зависимость от христианской морали сделали из русского классика к концу его жизни самого настоящего женоненавистника.