Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я. Строд в Якутии. 1922–1923

Страшная книга о жутковатой войне в Якутии зимой 1922-1923 гг.

Я решил прочитать ее после интервью Юзефовича в «Афише». Он подкупил меня тем, что обещал быть беспристрастным, не вставать ни на сторону белых, ни на сторону красных. И обещание он с честью сдержал.

У автора два реальных героя – белый генерал (как и большинство оных получивший это звание уже во время Гражданской войны от сомнительных властей) Анатолий Пепеляев и красный анархист, полулатыш-полурусский Иван Строд.

Несмотря на скромные размеры отрядов их противостояние в якутской тайге было действительно эпическим. Вас пугали детские сказки Мартина о мире за Стеной? Правда всегда страшнее любого вымысла. Людоедство в отрезанных от снабжениях заброшенных имперских станциях телеграфа, осада зимних крепостей, построенных из навоза и трупов, страх получить пулю от ушедших в лес снайперов-якутов. И бесконечные интриги, интриги, как среди красных в борьбе за престиж и власть, так и среди белых за идею и золото с пушниной.

Про эти (или почти эти) места я читал у Арсеньева в Сквозь тайгу . Книга рассказывала об экспедиции 1927 года, с бесславного окончания похода Пепеляева прошло всего 3-4 года, но жизнь уже кажется мирной, непохожей на те постоянные качели военного успеха, на которых качались якутские красные и сибирские белые. Странно и страшно.

Юзефовичу удалось оживить этот мир тайги, населить его ужасом, не мифологическим, а рукотворным, созданным человеком. В этом и схожесть и непохожесть этой книги на Сердце пармы , хотя иногда чувство узнавания есть, например, когда якутские повстанцы нападают на отряд красных под предводительством грузина, выдвигающийся на Якутск – чем не войны русских с вогулами?

Любопытно было обнаружить и скопцов, о которых я совсем недавно прочел занятное исследование Лоры Энгельштейн. Царская власть ссылала их на всякий случай на край света, но неумолимая история дотянулась до них и здесь, заставив выбирать сторону в гражданском конфликте. Они, что неудивительно, выбрали красных, так как от белых добра они не видели, а красные им еще ничем не насолили.

Но самое удивительное в этой истории – это милосердие. Люди безмерно устали воевать. С обеих сторон. Белых потянули еще раз попробовать расшевелить население против советской власти идеализм и (некоторых) жажда наживы. Красным нужен был прочный мир. Обе стороны всячески пытались решить дело переговорами, постоянно засылали парламентеров, изрядное число людей перебегало туда-сюда, некоторые по нескольку раз. Пленных лечили и оберегали. Раненых оставляли противнику без опасения, что он надругается над ними.

Сказывалось и то, что со стороны белых лидером был Пепеляев. Он откровенно напомнил мне Шеклтона, такой же фатализм и умение сохранять лидерство в условиях чудовищной ледяной пустыни. Он не вешал, не пытал, не расстреливал и верил в сверхмиссию сибирского крестьянства. Сочетание идеализма и наивности поражает.

Красные Строд и Байкалов немного от него отличались. Они тоже старались не гневить местное население, от которого откровенно зависели и которое только что перестало бунтовать. Они также пытались урезонить белых, предлагали им сдаться и принимали перебежчиков. Как показал финал истории, они не особо обманывали. Нижних чинов белых просто распустили после фильтрации, унтеров отправили в ссылку (рядом, дальше Якутии некуда), а старших судили и дали высшую меру, замененную на относительно небольшие сроки.

Вышел на свободу Пепеляев в 1936 году, уже совсем в другой стране. Ни он, ни Строд не пережили больших репрессий конца 30-х. И в этой общности судеб какая-то ужасная несправедливость и одновременно логичность гражданской войны.

С названием у меня ассоциировалось исключительно одноимённое стихотворение А.С. Пушкина. Нельзя сказать, что я новичок в теме Гражданской войны, однако считал, что к концу 1922 года она была окончена. "Даёшь Варшаву, дай Берлин - и врезались мы в Крым!", - поётся в известном марше, но окраины Союза были, можно сказать, ничейными территориями. Интервенты, банды, самопровозглашённые лидеры, местное население составляли тот котёл, в котором предстояло вариться нашим героям.

Белый генерал и поэт Анатолий Пепеляев показан глубоко верующим, тонко чувствующим бескорыстным идеалистом. Его образ может использоваться любой пропагандистской машиной: не вывез богатств с родины при эмиграции, поэтому работал грузчиком; не расстреливал врагов и не экспроприировал фураж у населения; не пил, отпускал пленных и болел за свою страну всей душой. Летом 1922 в Харбине даёт себя уговорить на организацию похода в Якутию ради спасения угнетённого местного народа. Судя по его дневнику, он понял всю нереальность происходящего лишь к окончанию похода, до этого поддерживал определённые иллюзии. Мне показалось, Пепеляев до конца не познал, что за народ такой - якуты и вообще в чём нуждалась эта часть страны на тот момент. Кого и зачем освобождать было додумано, дорисовано подсказчиками-манипуляторами и такими же идейными собратьями по оружию. Наивно, романтически и героически выходит. Как писал сам генерал: "...хотелось пострадать". Его оппонент со стороны Красной армии - латыш по происхождению Иван Строд. Анархист, которому идеи левого движения показались логичнее невразумительной программы монархистов, полный георгиевский кавалер, боевой офицер. Благодаря двум его книгам потомки получили взгляд с той стороны на борьбу в Якутии. И на них достаточно сильно опирался Юзефович при написании своей.

Мне очень импонировал безоценочный тон автора на протяжении всей книги. Споры об исторических личностях не приводят ни к чему толковому, в данном произведении почти все реплики поданы с использованием цитирования мемуаров, газет, следственных документов, дневников и книг участников похода. Леонид Юзефович в некоторых местах анализирует расхождение данных, предлагая свои варианты, например, почему дата сражения была сдвинута в официальном отчёте. Но это происходит ненавязчиво, просто для того, чтобы читающий полнее понимал ситуацию. Библиографический список впечатляет, работа проделана колоссальная, в результате чего получился некий сплав беллетристики с документалистикой. Полагаю, кому-то она может показаться суховатой и рваной, за счёт того, что повествование прыгает между несколькими линиями персонажей и их местоположением на карте. Мне это совершенно не мешало, а наоборот, усиляло впечатления и добавляло резкости в картину.

Умирать паршиво везде: в саванне под палящим солнцем; в душных тропиках после ливней, проклиная москитов и при температуре -50 градусов, когда замерзает смазка в часах. Обморожение половых органов, щёк и носов, поедание сырой мерзлой конины, обледеневшие тяжеленные шубы и движение по бездорожью - вот в таких условиях люди проходили примерно по 40 километров в день, двигаясь по устьям замерзших рек. Автор показывает нам, что это была не политическая борьба, не баталия за ресурсы, а столкновение идей. Когда воины не могут поступить иначе, сражаются, не испытывая ярости или ненависти к врагам, которых нет как таковых. Не случайны параллели с эпосом Гомера и мысли о сражениях древних героев. При этом мы всё же рассматриваем личности со своими достоинствами и недостатками, а не идеи красного и белого движений. И это прекрасно - взят незначительный эпизод Гражданской войны и рассмотрен сквозь призму участников как через микроскоп. Сердце романа - осада поляны Сасыл-Сысы показана преимущественно глазами Строда, оборонявшего её. Обычно симпатии на стороне осаждённых, так было и в этот раз со мной. Видим, как Строд и его бойцы строят баррикады из навоза и замерзших трупов убитых товарищей и осаждавших пепеляевцев. Он помнит почти каждого по имени и благодарит за помощь даже в посмертии - одна из сильнейших сцен в романе на мой взгляд.

Время было жестокое, и благодаря Леониду Юзефовичу читатели могут увидеть страдания и чаяния конкретных людей, а не стрелочек на карте, показывавших направление движения войск. Человеческие эмоции, мысли, чувства и думы в этом немаленьком труде захватывают и не отпускают до последних страниц. Понравилось, как автор проводит незримые параллели не только между основными персонажами, но и местами действия, размышляет о ссылке Короленко или судьбах эмигрантов Харбина. Главная и основная мысль для меня - этим людям так выпали кости судьбы, вполне могу себе представить Строда на стороне белогвардейцев, а Пепеляева - красным командиром. Они жили, у них были свои идеалы, семьи, разное отношение к религии, но оба были достойными людьми и умелыми командирами. Оба были принесены в жертву машине репрессий 30-х годов, несмотря на разницу в социальном положении - в ту пору это не играло особой роли. Спасибо и низкий поклон автору за громадный труд и честность.

Я все равно паду на той, на той далекой, на Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

«Сентиментальный марш» Булата Окуджавы.

Помню своё удивление, когда как-то осознала, что во всем тексте нет ни слова о том, к какой стороне принадлежит лирический герой. Зачем склоняются к нему комиссары – почтить соратника или выразить уважение павшему врагу (как Наполеон к Болконскому)? Или уже с совсем плохими целями?

Когда пару лет назад я узнала о другом авторском варианте:

Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

то мне стало окончательно страшно.

Предельная обезличенность/всечеловечность лирического героя.

Собственно, я взялась писать эту небольшую рецензию, чтобы сказать спасибо автору. За то, что не скатился в михалковщину с Россией-которую-мы-потеряли. За удивительно выдержанный и интеллигентный рассказ на очень скользкую (в обе стороны!) тему. За то, что эти имена подняты из забвения, а история России еще чуть-чуть вырвана из черно-белого театра теней.

Тон глав, поочередно рассказывающих о белом военачальнике Пепеляеве и его красном противнике Строде, настолько ровен и лишен оценочных интонаций (заметьте – даже интонаций, а не прямых словоизвержений!), что можно поначалу запутаться среди имён - а где, собственно, враг? Нет политического/идеологического/классового врага. Нет традиционного литературного злодея. Есть люди, оказавшиеся в ненормальной ситуации и старающиеся сохранить в ней своё лицо. И это очень далеко от привычных «господ офицеров» и «пламенных революционеров» - и, поэтому, очень по-настоящему.

Не буду лгать, Анатолий Пепеляев остался для меня загадкой. Я не могу понять мотивацию столь глубоко верующего человека. Поверить в возможность такого человека – теперь могу. (Что-то подобное читала у Лескова, но осталось сказкой. У Достоевского – скорее юродивые. А в жизни я таких людей не встречала).

И вот, на протяжении всей книги, я не только следила за увлекательными (кощунственное слово, простите) событиями, но и пыталась сложить в голове этот образ. И пришли на ум те строчки из Окуджавы. Всечеловечность.

Об этой книге сказано много хороших слов, есть развернутые рецензии здесь, на ЛайвЛибе, вручена заслуженная премия – я этому очень рада. Еще больше обрадуюсь, если внешняя шумиха не помешает читателю расслышать не обличительный тон автора, проникнуться свидетельством из забытого времени и стать чуть милосерднее в настоящем.