Bethink Yourselves!

Продолжая чтение статей Толстого, я выбрала эту, с не менее броским названием – «Одумайтесь!». На этот раз Лев Николаевич посвятил ее теме греховности и преступности войн, текст, хоть и написан в 1904 году и является реакцией на русско-японскую войну, своей актуальности не потерял и до сих пор.

Опять война. Опять никому не нужные, ничем не вызванные страдания, опять ложь, опять всеобщее одурение, озверение людей.

Но как могут так называемые просвещенные люди проповедовать войну, содействовать ей, участвовать в ней, и, что ужаснее всего, не подвергаясь опасностям войны, возбуждать к ней, посылать на нее своих несчастных, обманутых братьев? Ведь не могут же эти так называемые просвещенные люди, не говоря уже о христианском законе, если они признают себя его исповедниками, не знать всего того, что писалось, пишется, говорилось и говорится о жестокости, ненужности, бессмысленности войны. Ведь потому они и считаются просвещенными людьми, что они знают всё это. Большинство из них сами писали или говорили об этом. Не говоря уже о вызвавшей всеобщее восхваление Гаагской конференции, о всех книгах, брошюрах, газетных статьях, речах, трактующих о возможности разрешения международных недоразумений международными судилищами, все просвещенные люди не могут не знать того, что всеобщие вооружения государств друг перед другом неизбежно должны привести их к бесконечным войнам или к всеобщему банкротству, или к тому и другому вместе; не могут не знать, что кроме безумной, бесцельной траты миллиардов рублей, т. е. трудов людских на приготовления к войнам, в самых войнах гибнут миллионы самых энергических, сильных людей в лучшую для производительного труда пору их жизни (войны прошлого столетия погубили 14 000 000 людей).

Вообще любопытно, что хотя Толстой раз за разом бросает вызов интересам государственной политики, вступает в конфронтацию с устоявшимся общественным порядком, но благодаря общемировой известности и удивительной мягкости властей по отношению к нему, избегает преследования и какого-либо значительного наказания.

Русский царь, тот самый, который призывал все народы к миру, всенародно объявляет, что, несмотря на все заботы свои о сохранении дорогого его сердцу мира (заботы, выражавшиеся захватом чужих земель и усилением войск для защиты этих захваченных земель), он, вследствие нападения японцев, повелевает делать по отношению японцев то же, что начали делать японцы по отношению русских, т. е. убивать их; и объявляя об этом призыве к убийству, он поминает Бога, призывая Его благословение на самое ужасное в свете преступление. То же самое по отношению русских провозгласил японский император.

Все знают, не могут не знать главного, что войны, вызывая в людях самые низкие, животные страсти, развращают, озверяют людей. ...Все так называемые просвещенные люди знают всё это. И вдруг начинается война, и всё это мгновенно забывается, и те самые люди, которые вчера еще доказывали жестокость, ненужность, безумие войн, нынче думают, говорят, пишут только о том, как бы побить как можно больше людей, разорить и уничтожить как можно больше произведений труда людей, и как бы как можно сильнее разжечь страсти человеконенавистничества в тех мирных, безобидных, трудолюбивых людях, которые своими трудами кормят, одевают, содержат тех самых мнимо-просвещенных людей, заставляющих их совершать эти страшные, противные их совести, благу и вере дела.

Что же, воевать будешь?

— Надо же кому-нибудь драться.

— Никому не надо драться.

Он задумался.

— Как же быть-то? Куда же денешься?

«Куда же денешься?» Вот точное выражение того душевного состояния, которое в официальном и газетном мире переводится словами: «За веру, царя и отечество». Те, которые, бросая голодные семьи, идут на страдания и смерть, говорят то, что чувствуют: «Куда же денешься?» Те же, которые сидят в безопасности в своих роскошных дворцах, говорят, что все русские готовы пожертвовать жизнью за обожаемого монарха, за славу и величие России.

Гангрена и гнойные госпитальные заражения составляют вместе с голодом, пожаром, разорениями, болезнями, тифом, оспой тоже часть военной славы, — такова война.

Ничто очевиднее речей господина Муравьева и профессора Мартенса о том, что японская война не противоречит Гаагской конференции мира, ничто очевиднее этих речей не показывает, до какой степени среди нашего мира извращено орудие передачи мысли — слово и совершенно потеряна способность ясного, разумного мышления. Мысль и слово употребляются не на то, чтобы служить руководством человеческой деятельности, а на то, чтобы оправдывать всякую деятельность, как бы она ни была преступна.

Пацифистские речи писателя вряд ли откроют читателям что-то принципиально новое, но это те размышления, которые близки многим противникам вооруженных конфликтов.

Да когда же это кончится? И когда же, наконец, обманутые люди опомнятся и скажут: «да идите вы, безжалостные и безбожные цари, микады, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты, и как там вас называют, идите вы под ядра и пули, а мы не хотим и не пойдем. Оставьте нас в покое пахать, сеять, строить, кормить вас же, дармоедов». Ведь сказать это так естественно теперь, когда у нас в России идет плач и вой сотен тысяч матерей, жен, детей, от которых отбирают их кормильцев, так называемых запасных.

Единственное, весь доказательный базис строится на религии, на том, что есть Высший суд и не столь важно, что происходит в земной жизни, главное - поступать по воле Бога.

Человеку нет выбора: он должен быть рабом наиболее бессовестного и наглого, чем другие, раба или — Бога, потому что для человека есть только одно средство быть свободным: это соединение своей воли с волей Бога.

Так что, как ни странно это кажется, самое верное и несомненное избавление людей от всех бедствий, которые они сами наносят себе, и от самого ужасного из них — от войны достигается не какими-либо внешними общими мерами, а только тем простым, обращением к сознанию каждого отдельного человека, которое 1900 лет тому назад предлагал Христос, — тем, чтобы каждый человек одумался, спросил себя: кто он? зачем он живет и что ему должно и что не должно делать?
Лишенные религии люди, одни, отрицающие самую религию, другие, признающие религией те внешние, уродливые формы, которые заменили ее, и руководимые только своими личными похотями, страхом, человеческими законами и, главное, взаимным гипнозом, не могут перестать быть животными или рабами, и никакие внешние усилия не могут вывести их из этого состояния, потому что только религия делает человека свободным.

Так что на вопрос о том, что делать теперь, когда начата война, мне, человеку, понимающему свое назначение, какое бы я ни занимал положение, не может быть другого ответа, как тот, что никакие обстоятельства, — начата или не начата война, убиты ли тысячи японцев или русских, отнят ли не только Порт-Артур, но Петербург и Москва, — я не могу поступить иначе как так, как того требует от меня Бог, и потому я, как человек, не могу ни прямо, ни косвенно, ни распоряжениями, ни помощью, ни возбуждением к ней, участвовать в войне, не могу, нe хочу и не буду. Что будет сейчас или вскоре из того, что я перестану делать то, что противно воле Бога, я не знаю и не могу знать, но верю, что из исполнения воли Бога не может выйти ничего, кроме хорошего, для меня и для всех людей.

То же делает религиозный человек, делая то дело, которое предписано ему Богом, не рассуждая о том, что именно выйдет из его работы. И потому для религиозного человека нет вопроса о том, много или мало людей поступают так же, как он, и что с ним может случиться, если он сделает то, что должно. Он знает, что кроме жизни и смерти ничего не будет, а что жизнь и смерть в руках Бога, которому он повинуется.

И потому-то и спасение людей от тех бед, которые они причиняют сами себе, произойдет только в той мере, в которой они будут руководиться в своей жизни не выгодой, не рассуждениями, а религиозным сознанием.

Если же читатель не обладает «религиозным сознанием», то вновь получается, что критика Толстого существующих несправедливостей жизни не предлагает реалистичных путей решения, тут нет альтернативных идей, которые интересно обдумать и на которые можно возлагать надежды.

⠀⠀⠀Удивительно злободневный по нынешним меркам срез эпохи 120-тилетней давности!
⠀⠀⠀Тоже по большому счёту никому ненужная война, замысленная как маленькая и победоносная. Та же истерия в прессе, в среде услужливых чинов и попов с рационализацией гибели и убийства как "богоугодного" деяния во благо Царя и Отечества... То же дезориентированное общество, стремящееся спрятаться и пересидеть окаянные времена, которое насильственно милитаризируют, принуждают к озверению... Та же бездна чиновничьего взяточничества и разгильдяйства с отставанием от технического прогресса и никудышним команованием. Те же воззвания к т.н. "традиционным ценностям", насильственное рекрутирование "запасных"(=мобилизованных) в мясорубку взаимоуничтожения народов.
⠀⠀⠀Толстой в нескольких местах выступает в роли современного СМИ, перепечатывая и тут же подвергая рефлексии особенно болезненные обрывки живой хроники с фронта, где опять ни за что разом сгинули 600 человек (нет, не в Макеевке, а в 1904-м, у Порт-Артура), 2000 человек... Тезисы как будто под кальку - колёса истории крутятся, крутятся, а мы будто бежим на месте. Особенно срезонировали и полоснули по живому слова

Пешая саранча переходит реки так, что нижние слои тонут до тех пор, пока из потонувших образуется мост, по которому пройдут верхние. Так распоряжаются теперь и с русским народом.

⠀⠀⠀И ещё особенно ранил образ мыслей и покорность печальному уделу со стороны простого человека, который просто смиренно идёт. Идёт убивать. Идёт умирать.

«Убьют ли, искалечат ли в этих каких-то Юнампо, куда гонят нас, — рассуждают они, — еще неизвестно, может быть и целы выйдем, да еще с наградами и торжеством, как те моряки, которых так чествуют теперь по всей России за то, что бомбы и пули японцев попали не в них, а в других; а отказаться, наверное посадят в тюрьму, будут морить голодом, сечь, сошлют в Якутскую область, а то и убьют сейчас же». И с отчаянием в сердце, оставляя добрую, разумную жизнь, жен, детей, они идут.
⠀⠀⠀Вчера я встретил провожаемого матерью и женой запасного. Они втроем ехали на телеге. Он был немного выпивши, лицо жены распухло от слез. Он обратился ко мне:
⠀⠀⠀— Прощай, Лев Николаевич, на Дальний Восток.
⠀⠀⠀— Что же, воевать будешь?
⠀⠀⠀— Надо же кому-нибудь драться.
⠀⠀⠀— Никому не надо драться.
Он задумался.
⠀⠀⠀— Как же быть-то? Куда же денешься?
⠀⠀⠀Я видел, что он понял меня, понял, что то дело, на которое посылают его, дурное дело.
⠀⠀⠀«Куда же денешься?» Вот точное выражение того душевного состояния, которое в официальном и газетном мире переводится словами: «За веру, царя и отечество». Те, которые, бросая голодные семьи, идут на страдания и смерть, говорят то, что чувствуют: «Куда же денешься?» Те же, которые сидят в безопасности в своих роскошных дворцах, говорят, что все русские готовы пожертвовать жизнью за обожаемого монарха, за славу и величие России.

⠀⠀⠀Из недостатков может резать глаза, разве что некоторая патетическая "христианоцентричность" статьи, что при определённой трактовке могло бы вызвать вопросы в контексте популярного сегодня деколонизаторского дискурса, но при внимательном чтении недопонимания должны самоустраниться.
⠀⠀⠀Иные шероховатые моменты, которые, как кажется с первого взгляда, излишне фокусируют внимание на религиозном упадничестве, обуславливается духом времени, а также, впрочем, сильно нивелируется самим Л.Н. Толстым с его достаточно свободной трактовкой религии как таковой:

Человек этот недостаточно еще верит в то, что страшно не то, что погубит тело, а то, что погубит и тело и душу, и потому и не может отказаться; но, покидая семью, вперед обещается, что через него не осиротится ни одна японская семья. Он верит в главный закон Бога, закон всех религий: поступать с другими так, как хочешь чтобы поступали с тобой. И таких людей в наше время, более или менее сознательно признающих этот закон, не в одном христианском, но и в буддийском, магометанском, конфуцианском, браминском мире не тысячи, а миллионы.

⠀⠀⠀В общем, резюмируюя, эта статья-повесть, имхо, обязательна к прочтению всем, кто не разорвал связь с нашим многострадальным Отечеством, а в особенности тем из нас, кто остаётся и подлежит следующим волнам мобилизации на никому ненужную, преступную войну. Пусть это чтиво укрепит их дух и укажет путь.