Глава 3

– Извини?

Незнакомый парень в художественной галерее пытается привлечь к себе внимание.

Мне некогда болтать с ним, я и так уже опоздала. Можно ли просто притвориться, что я его не слышу? Скорее всего, нет, ведь, кроме нас двоих, здесь никого.

Я оборачиваюсь и вижу, что парень идет прямо ко мне. Он явно очень спешит, его взгляд мечется по помещению, незнакомец словно ищет выход из лабиринта. Он выглядит потерянным и слегка напуганным. Раньше я никогда его тут нет видела, это точно. Такого мальчика я бы точно запомнила. Лет ему примерно столько же, сколько мне, кудрявые темные волосы выглядывают из-под бейсболки с эмблемой «Детройт-Тайгере». Таким длинным ресницам смертельно позавидовала бы Сесили, но при этом его лицо нельзя назвать женственным. Возможно, это благодаря мощным бровям, между которыми пролегла беспокойная складка. Плечи такие широкие, что лямка сумки, накинутой на плечо, кажется совсем тоненькой. На парне темно-зеленая куртка, которая сидит на нем просто идеально, джинсы внизу пошли бахромой от постоянного контакта с полом и босыми ступнями в биркенштоках. Не так уж часто встретишь парня в бейсболке и биркенштоках. По моим представлениям, атлеты с художественными наклонностями – это что-то вроде единорогов: классные в теории, но в реальной жизни, увы, не существуют.

– Извини, ты не знаешь, где здесь студия Су Ан? – спрашивает он. – Я уже должен быть там, но галерея такая огромная, я немного потерялся. – Парень поправляет холщовую сумку на плече и бросает нервный взгляд на часы.

– Ты идешь к Су? – Я удивлена. В нашем классе всего пять человек, включая меня.

– Да, я новый лаборант студии. Надеюсь, она не очень зациклена на пунктуальности, потому что я опоздал уже минут на пять. – Уголки его губ приподнимаются, и на щеках образуются ямочки, словно улыбкой можно компенсировать нерасторопность. Если бы я была Су, это явно сработало бы, потому что меня внезапно начинает заботить моя прическа.

Притворившись, что у меня чешется мочка, я незаметно приглаживаю волосы и убираю за ухо выбившиеся пряди. Они что, от влажности так закудрявились? Черт. Так и есть.

– Мы оба опаздываем, – говорю я. – Плохая новость в том, что Су реально зациклена на пунктуальности. Хорошая новость: я тоже иду к ней на занятие, так что, надеюсь, ее гнев разделится между нами пополам.

– Дерьмо. – Он поправляет кепку. Прижатые к ушам пряди выглядят так же уныло, как он сам. – Она что, правда разозлится?

Я иду в конец галереи, новенький плетется за мной.

– Да, но вообще она женщина тихая. Под «гневом» я имела в виду, что она бросит испепеляющий взгляд в нашу сторону, потом строго посмотрит на часы и скажет что-то вроде: «Лучше поздно, чем никогда, но еще лучше никогда не опаздывать».

– И все? – Широкие плечи немного расслабляются, и улыбка возвращается снова.

– Скорее всего, да. Она немногословная.

Мы дошли до конца галереи, и я толкаю белую дверь, которую трудно заметить на белой стене. Так мы попадаем в коридор, который недоступен обычным посетителям. В основном здесь офисные помещения, но есть и несколько студий для штатных художников.

– Эй, тебе помочь? – Он кивает на мою хромую ногу и предлагает свою руку. Я беру его под руку. Грустно, что сегодня прохладно и мы оба не в футболках. Я представляю, какая гладкая кожа у него под курткой. Его одеколон пахнет чем-то древесным и свежим, как воздух после летнего дождя, если выйти на крыльцо бревенчатого дома. Я пытаюсь вдохнуть этот запах поглубже, так, чтобы не выглядеть совсем уж странно.

– Спасибо. Костыли остались в машине.

Он подавляет смех.

– Лежа там, они тебе вряд ли помогут.

– Да… Это долгая история.

На максимально возможной скорости мы доходим до конца коридора. Будем честны, это не слишком быстро. Парень на удивление терпелив, хотя мы с каждой секундой опаздываем все сильнее и сильнее. Студия Су – последняя слева. Как-то чересчур резко я вынимаю руку из-под его локтя и кладу ладонь на дверную ручку.

– Ну вот, мы на месте. Готов?

Он перевешивает сумку с одного плеча на другое.

– Вроде да.

В студии я чувствую себя как дома. Я провела здесь миллион часов, но новый парень шепчет: «Вау». И я сразу вспоминаю свою реакцию, когда зашла сюда в первый раз. Тогда мне показалось, что у моей мечты стать художницей появляется шанс на жизнь. Я будто бы наконец нашла путь домой.

В студии колоссально высокие потолки и окна во всю стену, дающие иллюзию открытого пространства. Сегодня солнце льется в помещение, ложится лучами на запачканный краской пол, который изначально, наверное, был серого цвета. Мои одногруппники уже работают за тремя прямоугольными столами в центре студии. Раковины и шкафчики стоят вдоль одной стены, и все свободное место на стенах занято работами учеников, среди них картины в рамках, холсты и даже стенная роспись.

– Прикольно, да? – Я ощущаю гордость, хотя работы на стенах в основном не мои. Правда, морской пейзаж на стене у дальнего окна действительно моего авторства. Взгляд парня ненадолго задерживается на моей росписи, и мне хочется сказать: «Это я нарисовала! Нравится?»

Но я молчу, не желая выглядеть восторженной первоклашкой.

Су сидит за своим столом в уголке и что-то набирает на компьютере. Она встает и подходит к нам, скрещивая руки на груди по мере приближения.

Сначала она обращается к новому парню:

– Вы, должно быть, Тай? – Она смотрит очень грозно, и это поразительно, если учесть ее низкий рост, не более метра пятидесяти. Это миниатюрная кореянка с седыми волосами, которые всегда покрашены в разные цвета. Получается, что волосы перекликаются с полом в ее студии.

– Да. Прошу прощения за опоздание.

– Да. – Су прищуривается. – Извиниться действительно стоило. – Она смотрит на часы, как будто проверяя, на сколько именно мы опоздали, но на самом деле она уже знает ответ. Су вздыхает и смягчается. – Я всегда говорю, что лучше поздно, чем никогда, но еще лучше никогда не опаздывать.

– Хорошо. – Тай выглядит в достаточной степени пристыженным. – Я запомню.

– Ладно. Двигаемся дальше. Можешь положить свои вещи прямо здесь.

И Су идет к своему столу.

Как только она отворачивается, я тихонько улыбаюсь Таю и киваю, намекая, мол, «я же говорила». Он улыбается в ответ и проводит обратной стороной ладони по лбу. Его улыбка – это нечто: зубы как белоснежный акрил, только что выдавленный из тюбика, и идеальное обрамление из красивых губ.

Собственные губы кажутся мне потрескавшимися. Нужно помазать бальзамом. Как только Тай кладет свои вещи на пол, я вынимаю из сумочки тюбик. Это блеск для губ, а не бальзам, но, по сути, то же самое. Вот так. Теперь я уверена в себе, как женщины из рекламы блеска для губ. Или чего там еще.

Я беру свой мольберт и устанавливаю на привычное место возле Джилл. Она рисует кузнечика, но прерывается, когда я усаживаюсь рядом с ней.

– Кто это? – шепчет она, убирая за ухо прядь темных волос, подстриженных под каре.

– Не знаю точно, – пожимаю я плечами. – Говорит, что новый лаборант нашей студии. У нас вообще когда-то были лаборанты?

Джилл морщит нос.

– Нет. Зачем нам лаборант? Нас тут всего пятеро в группе.

– Без понятия.

Джилл смотрит на Тая, который тихо разговаривает с Су.

– Если нам действительно нужен лаборант, то я рада, что Су выбрала такого. Разрешу ему мыть мои кисточки в любое время дня и ночи. – Джилл поигрывает бровями вверх-вниз.

Я закатываю глаза.

– Джилл, сосредоточься. Вернись к кузнечику.

Думаю, Сесили в этом вопросе была бы совершенно согласна с Джилл. Наверное, к этому моменту она уже добыла бы его номер телефона. Бринн не смогла бы удержаться от соблазна собрать по крупицам все факты биографии новенького еще до конца урока. Иногда я жалею, что Сесили и Бринн не интересуются искусством, но сегодня я только этому рада. Мне нужно полностью сосредоточиться на своей картине для грядущей художественной выставки. Это мой последний шанс произвести впечатление на Кендалльский колледж искусств и дизайна, в который я мечтаю попасть.

К нашему столу подходит Старр, чтобы одолжить у Джилл тюбик зеленой краски.

– Кто этот красавчик? – шепчет она, накручивая краешек шарфа на палец и кивая в сторону Тая. Старр всегда носит шарфики, сегодня на ней легкий и струящийся экземпляр светло-розового цвета.

– Лаборант студии, – отвечает Джилл. – Нам же он теперь необходим, правда?

– Что? – переспрашивает Старр и берет в руки тюбик с краской. – У нас в жизни никаких лаборантов не было.

– Вот и я о том же, – встреваю я.

– Ну что же, – говорит Старр, – если он будет помогать тут с уборкой и сортировкой наших завалов, то я, пожалуй, могу случайно пролить себе на колени немного зеленой краски.

Я морщу нос.

– Фу, какая мерзость.

Старр хихикает.

– В общем, то, что ты официально зареклась общаться с противоположным полом, вовсе не означает, что и мы все тоже.

– Ничего я не зарекалась. – Я смотрю на нее с ухмылкой. – У меня просто дурацкая привычка привлекать к себе неудачников. И они меня достали.

– Тогда, видимо, и он неудачник, – говорит Старр, – потому что он сюда смотрит.

– Черт, что, серьезно? – Мой желудок подпрыгивает на месте. – А мне обернуться? Так он поймет, что мы разговариваем о нем.

Су окликает нас:

– Девушки! У нас урок рисования или сплетни на лавочке?

– Я за краской подошла. – Старр поднимает в воздух тюбик в качестве доказательства. – Консультируюсь с Натали, что мне делать с мордой лисицы.

Су недоверчиво смотрит на нас, но потом возвращается к разговору с Таем.

Старр поворачивается ко мне.

– Кстати, серьезно, у меня есть вопрос. Ты не могла бы помочь мне с мордой лисицы?

Я бросаю взгляд на Тая. Он перехватывает его и, по-видимому, начинает стесняться, при этом энергично кивая Су. Почему это у меня желудок сегодня так прыгает? Я достаю бутылочку воды. Может, у меня обезвоживание?

Потом я перевожу взгляд на бульдозер, вот-вот готовый раздавить маленьких лисят.

– Какое мне выражение сделать на мордочке мамы лисы? Напуганное или безмятежное? Страх в этой ситуации логически обоснован, но безмятежность и покой станут символами того, что никто из нас не знает, какие руины оставит после себя новый Индустриальный век.

– А может быть, изобразить удивление?