Глава 8

В понедельник в школе все кажется обычным. Значит ли это, что я хорошая актриса, или мои подружки знают меня не так хорошо, как я думала?

– Как меня достали университетские регистрационные формы, – говорит Бринн после уроков. – Если придется еще раз писать эссе на тему «Мои будущие цели и амбиции», клянусь, я откажусь от дальнейшей учебы и до конца своих дней буду работать в «Макдоналдсе». Кто тут против картошки фри? – Она берет одну у Сесили, сидящей рядом с ней в столовой.

– Это картошка с обеда, – говорю я. – Она уже успела стать отвратительной.

– Никогда она не бывает отвратительной, – говорит Сесили, – и мне надо все доесть прежде, чем я попаду домой. Отец ненавидит жареное во фритюре. – Она засовывает в рот сразу три палочки картошки фри. – Приемной комиссии же понравится, что я начала программу первой медицинской помощи еще в школе, так? Это будет плюс.

– Вряд ли, если они узнают, как ты уважаешь жирную пищу, – отвечает Бринн. – Ты же ходячая реклама сердечных заболеваний.

Сесили съедает еще палочку.

– О, у меня точно будет работа.

Пачка чипсов «Доритос», которые я захватила, чтобы съесть после уроков, громко шуршит, когда я ее открываю. Сесили попадет в хороший университет, а возможно, даже получит грант на обучение. А я? В лучшем случае это спорный вопрос. Особенно, если мне не удастся как следует подготовиться к выставке «Арт-Коннект». Я вспоминаю о панической атаке, которая случилась в пятницу вечером, и поеживаюсь. К первому ноября необходимо взять свою жизнь под полный контроль. Я смотрю на своих подружек и думаю, что произошло бы, расскажи я им правду. Что, если сейчас я могла бы обсудить с ними не картошку фри и университетские заявки, а таблетки, лежащие в кармане рюкзака, или реальную причину аварии? Разумеется, они поддержали бы меня, ведь так? Я знаю их с самого детского сада. Они для меня как члены семьи.

Моя настоящая семья не знает, как справляться с моими ментальными проблемами. Брент однажды зашел ко мне в комнату во время серьезной панической атаки, и до сих пор у него на лбу красуется шрам от туфли на шпильке, которой я в него швырнула. В свою защиту скажу, что он постоянно просил меня успокоиться, как будто мне самой этот выход не приходил в голову, и поскольку я расстраивалась все сильнее и сильнее, он в конце концов выдал: «Нат, какого хрена с тобой творится? Ты же абсолютно психованная».

Раньше он так со мной никогда не разговаривал. До этого самые серьезные ссоры у нас случались из-за того, с чем взять пиццу, или кто сегодня возьмет машину. На секунду я перестала плакать, потому что остолбенела от его тона, но потом заплакала еще сильнее. Сказала, что он худший брат на свете, подняла с пола туфлю и бросила прямо ему в лицо. Не буду спорить, это было глупо, но в тот момент мне показалось, что я вот-вот умру. Попробуй действовать логически, когда ты на сто процентов уверен, что сейчас умрешь, я на тебя посмотрю.

Мама считает, что в тот день он ударился головой о дверцу кухонного шкафчика. Не знаю, почему он ей все не рассказал, мы об этом случае больше не вспоминали. С тех пор, когда Брент слышит, что я плачу, он просто делает музыку погромче и запирает дверь, чтобы ничего не слышать. Так нам обоим проще.

Если даже семья меня не поддерживает, наверное, слишком самонадеянно считать, что этим будут заниматься мои подруги. Но с каким облегчением я поделилась бы секретом даже хотя бы с ними двумя. Так мне не пришлось бы нести этот груз одной. Я делаю глубокий вдох, взвешивая в голове все за и против.

Сесили встает и расправляет складки на розовых спортивных шортах.

– Я в них жирная?

Ясно, сегодня неподходящий день для серьезных разговоров. Тем лучше. Все равно я не знаю, с чего начать рассказ.

Так что я с радостью отвлекаюсь от своих забот и сосредотачиваюсь на шортах:

– Твоя задница – произведение искусства. Ни одни шорты на свете не способны сделать тебя жирной.

Кажется, мои слова ее не убеждают. Она думает, я сказала бы так про любые шорты (и это чистая правда). Шорты так коротки, что всем и каждому становятся видны ее идеальные загорелые ножки во всей длине. Вообще несправедливо: она ест сколько хочет, а ноги у нее по-прежнему идеальные. Она стоит перед шкафчиком с кубками и вымпелами и пытается рассмотреть свой зад в отражении.

– Там холодно? Куртку брать? – спрашивает она.

– Господи, – внезапно вспоминаю я, – вы в жизни не поверите, что случилось с курткой Тая.

– Какой еще курткой? – спрашивает Бринн.

– Той, на которую написала Петуния. – Меня начинает подташнивать от одного воспоминания, и тошнота усиливается, когда я продолжаю: – В химчистке в ней проделали дыру.

– Что-о? – Сесили перестает восхищенно рассматривать свой зад и садится. – Ты, наверное, шутишь.

– Да если бы.

В химчистке мне сказали, что с курткой работал новенький парень, и он взял состав для мебельной обивки, а не тот, что для одежды, более деликатный. Или что-то такое. Я была в таком ужасе, что плохо всю эту историю поняла.

– Куртка сейчас у меня в машине, – говорю я. – Что мне делать? Отдать ему испорченную вещь или выбросить, а Таю предложить денег на новую?

– А куртка была дорогая? Что, если дизайнерская? – Бринн выглядит озабоченной, но блеск в глазах ее выдает: она страсть как любит драму.

– Надеюсь, что нет. Мне отдали взамен пятьдесят долларов компенсации, но я не знаю, сколько может стоить его куртка.

– А ты ему уже сказала? – Сесили убирает волосы в пучок.

– Не-а. У меня его номера нет. Но сегодня мы с ним увидимся в студии у Су, тогда и расскажу.

Желудок снова сводит судорогой.

– А ты отрепетировала, что скажешь? – спрашивает Бринн.

– Нет, не репетировала. Я вообще старалась об этом не думать.

Черт, может, и правда надо было порепетировать? Сесили и Бринн точно это сделали бы. Блин. Что-нибудь придумаю, пока еду в студию.

– Куртка в любом случае была уродская, – говорит Сесили. – Работники химчистки ему типа одолжение сделали.

– Отличная идея, – отвечаю я с сарказмом. – Может, с этого и начну. Мол, привет, помнишь свою страшную куртку? Она испорчена. Не стоит благодарностей.

Сесили смотрит на фитнес-браслет, уточняя время.

– Три двадцать восемь. Пора идти на тренировку по чирлидингу. До скорого. Удачи с Модным Капитаном. – Она трусцой бежит к выходу и издалека бросает упаковку из-под картошки фри в мусорную корзину. Некоторые парни смотрят ей вслед. Мы с Бринн все еще наблюдаем за молчаливым фан-клубом Сесили, когда к нам подходит Элла.

– Привет.

Она небрежно бросает рюкзак на пол и садится на него. Сегодня на ней черные леггинсы с узором из роз, фиолетовая юбка и ярко-зеленое поло. Очень кричащий прикид. Она явно попыталась приручить свои волосищи и собрать их в хвостик, но многие кудряшки успешно вырвались на свободу.

– Ой, привет.

Я немного напугана.

Бринн ничего не понимает. Мы со многими болтаем после школы, но никто из этих людей не одевается так, как Элла. Я не уверена даже, что Бринн знает ее имя.

– Это Элла, – говорю я. – Ты же ее знаешь, да? Это сестра Хлои.

– Привет, Элла…

Бринн быстро умолкает, явно надеясь, что Элла объяснится и расскажет, почему она здесь уселась.

Элла кивает и салютует Бринн (неужели она и правда салютовала?), а потом поворачивается ко мне:

– Нормально, если я к тебе сегодня зайду? У меня нет домашки.

– У меня вечером рисование.

– До скольки?

– До шести.

Она кивает.

– Клево, тогда я зайду примерно в шесть пятнадцать, так?

Бринн кашляет, но я знаю, что она пытается кашлем замаскировать смешок. Я бросаю на нее красноречивый взгляд.

– Сегодня не получится, после студии я буду ужинать, делать домашку, а еще мне надо посидеть с университетскими регистрационными формами.