Глава 5
• 2018 •

Кристина

Три жилых дома в центре района, утонувшие в гуще тополей и старых кленов, будто в насмешку называли Зубцами, и, глядя на них, Кристина всегда вспоминала шутку о том, что небоскребы удобнее всего строить не ввысь, а вдоль. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.

Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешанным на просушку бельем.

Тимофей притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, непонятные ему дворы. Повернулся, не заглушая мотора.

– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью.

– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго. Спасибо за… беспокойство.

Последнее слово волей-неволей прозвучало ядовито. Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, Кристина выскользнула из машины и, не оборачиваясь, двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая болезненная тревога.

Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, где летом размещали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели аппараты для сахарной ваты, а шумная реклама зазывала опробовать новые развлечения за символическую плату.

Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой – непрочный, зыбкий, был дороже и притягательней, чем собранная по всем уголкам света тишина.

Кристина оглянулась. Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания о том, как часто они приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги, да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.

С ним можно было подурачиться, подраться диванными подушками, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним игру, которую Кристина помнила до сих пор.

Сейчас Кристина шла к знакомому дому, будто на казнь.

 
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый сам за себя, невзирая на обстоятельства,
В одиночной квартире-камере храня молчание,
Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам.
 

С бульвара доносился голос. Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.

 
– В этом Городе горящих торфяников
Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,
Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,
Излитой пером бесталанных писателей.
Это Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий,
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Правда выбор судьбы не за ним.
Да и только…
 

Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…

 
– В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей,
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все пришедшие мысли – в нее.
В ниоткуда…
 

Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева. Тихий несуществующий город, весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.

Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным. Кристина с детства мечтала побывать на море, но желание так и осталось несбывшимся, и, к своему стыду, приходилось отмалчиваться, когда одногруппники обсуждали на перерывах, кто в каких странах уже успел побывать за жизнь.

Кристина стремилась к морю, а вокруг раскидывала ловчие сети Москва: пыльная, шумная, своенравная. Москва, которая проглотит и не заметит. Но вчера почему-то ее, Кристину, выплюнула – то ли не смогла прожевать, то ли кто-то спугнул неизвестного, вершившего свой странный суд большого города…

Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:

 
– Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобой.
 

Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»

Кристина ждала какой-то подсказки, намека, но таинственный голос улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, под ноги нанесло песка с соседней детской площадки. Не дождавшись ничего, она шагнула внутрь.

После яркой улицы тесный подъезд казался мрачным и темным. Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсадными криками и шумом музыки на втором этаже.

По мере того как глаза постепенно привыкали к подъездному освещению, темнота начинала отступать. Она кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками. Поднимаясь по отполированным многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, как та следует за ней, точно стеснительный ребенок.

Эта темнота не была агрессивной, Кристина много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наигранно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!» А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.

Знакомые обкатанные по краю ступеньки. Такая же знакомая обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.

Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та…»

«Зачем ты пошел за мной вчера?»

Она вздрогнула, интуитивно чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.

– Кристина?

Удивленный голос эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.

Кристина резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась Артему в грудь.

– Тема… – шепотом выдохнула Кристина, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.

– Я переживала, что с тобой что-то случилось! Что ты… – И почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой произнесла: – Ты помнишь, что случилось той ночью?..

– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…

Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за день? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами.

На левой руке – плотная белая повязка.

– Прости, Тем, я… Я… Это вчера все?

Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.

– Ободрался, когда упал. Забей. Почти ничего не помню про вчерашний вечер. Только то, что наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то… Зря ты с ними на кухне торчала.

– То есть это я виновата, по-твоему?

– Я так не сказал.

– Ты сказал ровно это.

– Значит, я не хотел… Подожди. – Артем взлохматил волосы и нахмурился. – Виновата в чем? Что случилось?

Кристина помолчала, подумала, кусая губу.

– Странная история. Ребята болтали про ХЗБ, а потом я… В общем, не ночевала я дома, Артем. И вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..

Она требовательно смотрела на него, и Артем сдался, выдал как на духу:

– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?

– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! – Кристина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – И что кто-то преследовал меня, а потом напал!

– Подожди… Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..

– Я… Я не знаю… – Кристина вдруг разозлилась. – Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!

– Пойдешь в полицию? – уточнил Артем и, кажется, задумался, взвешивая в уме Кристинины аргументы насчет нападения против пьяной компании молодежи, где-то доставшей травку. Не принесло бы такое обращение за помощью еще больше неприятностей всем, включая саму Кристину.

– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!

– Ну телефон-то у тебя украли… – неловко заметил Артем.

Кристина раздосадованно махнула рукой.

– Дело явно не в телефоне.

– Да, ерунду сказал. Прости, пожалуйста.

Его взгляд сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Артему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало ее больше всего: тот словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться. Ничего в нем за прошедший год не изменилось. Стоило ожидать…