Глава 6
• 1998 •

Кирилл

«Око… Око… Око за око… – Слова танцевали в голове. – Око за око – и весь мир слеп!»

Микроавтобус сильно тряхнуло на выбоине. Кирилл моргнул. Буквы в голове вздрогнули, перемешались и рассыпались, исчезнув, как в омуте, в глубинном колодце мыслей. Оттуда они, наверное, и взялись. Спросонья Кирилл не был уверен, что голос, послышавшийся ему в дремоте, принадлежал кому-то извне.

Зябко поежившись, он сонно огляделся. Из подступающей по бокам темноты контурами переводной картинки медленно появлялись окружающие предметы. Два ряда темно-серых автомобильных кресел. Между ними – узкий неудобный проход, застеленный выцветшей ковровой дорожкой. Низкий серый потолок, полки над головой (кажется, на одной из них должны быть куртка и рюкзак Кирилла). Водительское сиденье и два передних места отделены от салона глухой перегородкой.

Окна закрыты плотными занавесками. Сквозь просветы между ними временами вспыхивало в свете мелькающих фонарей забрызганное водой и жидкой грязью стекло.

«Прошел дождь», – подумалось меланхолично.

Кирилл любил дождь. Только в этот раз он таил в себе тревожную неизвестность. Прошлое осталось позади, в почти пяти часах езды от города, где проходила его прежняя жизнь, а будущее ждало впереди – кто знает, в скольких километрах?

Настоящее же окутывала пустота. Тягучая и гибкая, растянутая между двумя жизненными пунктами, двумя далекими друг от друга контрольными точками. Неопределенность этой пустоты пугала, волновала… и завораживала его одновременно.

Автобус последний раз тряхнуло. Колеса, мягко пружиня, вкрадчиво зашелестели по дороге, словно та была сплошь покрыта хвоей, и вскоре остановились.

Отогнув шторку, Кирилл выглянул наружу, но это мало помогло: темная, сизо-седая от туч ночь прижалась вплотную к стеклу, словно старалась попасть внутрь. Тусклый луч далекого фонаря выхватывал из нее лишь кончики раскидистых еловых лап да край асфальтированной площадки.

В передней части салона щелкнул замок. Дверь со скрипом начала отъезжать в сторону.

– Берем вещи и на выход! – донесся спереди громкий голос сопровождающей.

Бультерьериха (Кирилл забыл ее настоящее имя) любила обращаться к нему во множественном числе, словно рядом постоянно присутствовал кто-то еще. Кто-то, чье общество нравилось сопровождающей гораздо больше, чем общество маль-чика.

– Что копаемся? Ну-ка! – Сдержав обреченный вздох, женщина протиснула свою обширную фигуру в тесный проход, в полумраке нащупывая на полке вещи. – Давай! – снова требовательно повторила она.

На улице, в пятне света возле ворот, стояли двое.

Первой Кирилл заметил высокую строгую женщину постбальзаковского возраста с темными волосами, зализанными в высокий гладкий пучок. Скуластое лицо с квадратным подбородком казалось навеки застывшим в безразличной холодности и непробиваемой строгости. Остальные черты только подчеркивали это впечатление: идеальная осанка, покатые плечи и крепкие, жилистые ноги в узконосых туфлях-лодочках. Черная юбка сидела на даме в обтяжку, светло-розовая блузка с бордовым жабо казалась безукоризненной в каждой атласной складочке. Своим сдержанным видом женщина походила на училку из какой-то очень крутой гимназии, куда Кириллу путь заказан.

Худая девушка лет двадцати, взволнованно мнущаяся с ноги на ногу рядом, выглядела в сравнении с непрошибаемой дамой кудлатым щенком. На ней было то ли платье, то ли ночнушка – под пестрым «деревенским» халатом не разберешь. Девушка щурилась на свет фонаря, пряча зевки. Она продрогла и тщетно пыталась согреть дыханием ладони.

– Быстрее, чего замер!

Бультерьериха подгоняла Кирилла окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но звучал низко, грубо, с примесью старательно сдерживаемой усталости, которая, казалось, въелась в нее целиком: от похожей на халу залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.

Еще в первую встречу Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.

Сомнения шевельнулись в груди, но Кирилл подавил их, напоминая себе: происходящее только к лучшему. Потом он снова окажется дома и забудет обо всем, как о страшном сне.

Девушка дружелюбно улыбалась, стараясь выглядеть милой. Сквозило в ее улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.

За их с дамой спинами вырастали светло-бежевые стены приземистого корпуса. К крыльцу от парковки тянулась асфальтированная дорожка. Окна были темны, и Кирилл не разглядел, сколько в здании этажей.

Они зашли внутрь с бокового входа, зашагали по длинному коридору. После долгих часов неподвижной дороги ноги затекли и онемели. Кирилл едва переставлял их.

В конце коридора горела квадратная потолочная лампа, но ее света не хватало, и прямоугольники дверей казались темными провалами в никуда. За исключением одной двери, из-под которой сочился тонкой полоской яркий теплый свет. Туда они и направились.

Кабинетом директора оказалась маленькая комнатка, до потолка заваленная разнокалиберным барахлом. Очень светлая. Казалось, кто-то обронил на пол тонкую швейную иглу и теперь пытался осветить в помещении каждый угол, чтобы ее найти. Нагретые лампы тихо потрескивали, напоминая притаившихся в кустах сверчков. От них шел густой, тяжелый жар.

За заваленным бумагами столом сидела тучная женщина в темно-синем жакете, застегнутом на все пуговицы. Круглые, они отливали розово-фиолетовым, в тон уложенным чернильно-бордовым волосам, и казалось, именно это – единственная яркая черта в ее образе. Посреди канцелярского хлама гордо блестела табличка: «Директор Н. К. Угробова». Маленькие, близко посаженные глаза директрисы неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла взгляд на вошедших.

Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало слишком свободно, даже пустынно.

Кирилл осторожно разглядывал директрису. Та не выглядела ни угрюмой, ни злой. Скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками лицо казалось жестким. Она деловито перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на пастилу пальцами. Взгляд неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, неслышно бормотал себе под нос.

Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст. «Шестнадцать? Хех, а выглядишь младше…»

Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами. От этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, вся подобралась, подтянулась в напряженном ожидании. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.

– Юлия. – Темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.

И снова его, сонного, схватили за руку и торопливо потянули куда-то.

Темнота за пределами раскаленной комнаты напоминала мокрое полотенце – противно обволакивающее, липкое. Если еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится от душной жары, то за два коротких коридора успел продрогнуть с ног до головы.

Центральное освещение не работало, но у девушки имелась своя лампа – старинная керосинка с закопченным стеклом. Кирилл давно не видел таких. Кажется, последний раз – во время школьной экскурсии в краеведческий музей.

Еще один поворот, лестничный пролет, и Юлия наконец остановилась напротив ничем не примечательной двери. Таких тут насчитывался целый коридор.

Это был, по-видимому, последний этаж. Низкий потолок надвигался угрюмыми тенями, оплывая при каждом нервном подергивании лампы в руке девушки. Казалось, под ним затаилось в клубящейся тьме большое живое существо.

– Не бойся, здесь с тобой все будет в порядке, – доверительно сообщила Юлия, наклонившись и заглянув Кириллу в лицо.

Впервые за их недолгое знакомство он сумел разглядеть ее. Темные, немного раскосые миндалевидные глаза, высокий лоб и острый подбородок с маленькой ямочкой под пухлой нижней губой. Светло-русые волосы спадали на плечи. Кончики их диковато торчали в разные стороны. Так же, как и длинная рваная челка над светлыми тонкими бровями.

Она могла бы показаться вполне симпатичной, если бы не нос. Он выделялся на лице особенно остро. Казалось, только он и остался единственным видимым из всех ее черт лица.

– А я не боюсь, – спокойно, без хвастовства, сказал Кирилл, глядя куда-то мимо нее, на пыльную решетку вентиляции под самым потолком, потому что внимательные серые глаза девушки были слишком близко, и ему это не нравилось.

– Хорошо. Кстати, я Юля. Можешь обращаться ко мне… если вдруг. А тебя как зовут?

Юля все еще пристально смотрела на Кирилла. Глаза у нее сделались очень тусклыми, неясными. Или так показалось из-за темноты, которая подползала со всех сторон, тугими щупальцами раскручивалась над головой. А может, начинала угасать из-за нехватки керосина лампа в ржавом металлическом подстаканнике.

В голове у Кирилла все бухало и гудело, будто глухо забили вдалеке в тугой барабан.

«Будь осторожен, Кирилл. Ничего не бойся…»

То же самое говорил дома отец. В памяти тупой болью отдавалось его собственное имя. Кирилл.

Кир-рилл…

Вслух он, однако, ничего не произнес.

– Ладно, – расценив его молчание по-своему, сказала Юля. Она изо всех сил делала вид, что не обиделась, но ее вид был до боли красноречив. – Вот твоя комната.

Отошедший из-под плинтуса линолеум противно хрустнул, цепляясь за ботинок, дверь подалась наружу с тихим скрежетом несмазанных петель. Навстречу дохнуло непривычными запахами.

Юля осторожно коснулась ладонью плеча Кирилла, прося зайти. Он сделал шаг, нащупывая в темноте дорогу. Рука Юли, все еще лежавшая на плече, служила ему ориентиром. Он на ощупь двигался вперед, обходя разбросанные между кроватями вещи и кожей чувствуя спертый, колыхавшийся при каждом движении воздух.

Слышались тихое посапывание, редкий скрип пружин в матрасах и шелест дыханий. Звуки существовали в помещении, как существует эхо или ветер, – обособленно от живых обитателей спальни. Кириллу даже показалось, что тут есть кто-то еще. Кто-то невидимый, кому на самом деле принадлежала комната.

– Вот, – тихо, почти шепотом.

Юлина рука указала на узкую кровать возле окна, застеленную коричневым пледом. Плед был заправлен в плоский белый пододеяльник, но даже сквозь него казался неимоверно колючим и жестким.

В изголовье пухлым треугольником лежала взбитая подушка.

– Спокойной ночи.

С робкой осторожностью, с которой она, кажется, делала все, Юля поставила его рюкзак на пол и на цыпочках вышла. Закрывшаяся дверь отрезала все звуки снаружи.

Кирилл долго сидел в темноте, ставшей без старой керосинки еще более густой, и пытался уловить отдаляющиеся шаги, но ничего не расслышал. Даже скрипучий линолеум коридора не выдавал присутствие там кого-то. Юля ушла, словно растворилась в темноте.

Чувствуя вновь накатившую тяжелую усталость, он откинулся назад, на ватную, мгновенно прогнувшуюся под его головой подушку, и уставился в потолок. Бешеный день кончился, но такое ожидаемое одиночество почему-то не принесло облегчения. Наоборот – снова зашевелилось в груди волнительное, непонятное. Кирилл хотел занять себя чем-то, но глаза привыкали к темноте слишком медленно. Пришлось ждать утра.

«Скоро одна жизнь закончится – и начнется другая…»

Так сказал перед отъездом отец. В тот последний раз, когда Кирилл видел его живым.