Глава 7

– О, Маргарет, – воскликнула тетя Джули на следующее утро, – случилось несчастье. Хотела рассказать, но не могла застать тебя одну.

Несчастье оказалось не слишком серьезно. Одну из меблированных квартир в нарядном здании напротив сняли Уилкоксы, которые, «без сомнения, приехали в надежде пролезть в лондонское общество». Неудивительно, что именно миссис Мант первая узнала о неприятности, потому что очень интересовалась квартирами и неустанным взором следила за всеми переменами в соседних домах. Теоретически она их презирала: из-за них прежний мир стал сам на себя не похож, они не дают пробиться солнцу, многоквартирный дом все равно что выскочка. Но, сказать по правде, она находила, что визиты на Уикем-Плейс стали вдвое интереснее с тех пор, как построили «Уикем-мэншнз». Через несколько дней она узнает о новом доме больше, чем ее племянницы за несколько лет. Она обойдет его вдоль и поперек, познакомится со швейцарами и подробно расспросит, какова арендная плата, восклицая, к примеру: «Что?! Сто двадцать за подвал? Да это немыслимо!» А те ответят: «Посмотрим, мадам». Пассажирские лифты, кухонные лифты, поставка угля (большое искушение для нечестного швейцара) – все это было ей знакомо и, возможно, давало некоторую передышку от политэкономически-эстетической атмосферы, которая царила у Шлегелей.

Маргарет спокойно выслушала сообщение и не согласилась, что новое соседство набросит тень на жизнь Хелен.

– Ах, но у Хелен достаточно других интересов, – объяснила она. – Найдет о чем или о ком еще подумать. У Уилкоксов она сделала фальстарт и не захочет иметь с ними ничего общего, так же как и мы.

– Странно, что ты такая умница, а рассуждаешь подобным образом. Теперь, когда они живут напротив, Хелен волей-неволей придется с ними встречаться. Она ведь может столкнуться с Полом прямо на улице. Она должна будет поклониться.

– Что ж, и поклонится. Но послушай, давай займемся цветами. Я хотела сказать, что она больше им нисколько не интересуется, а остальное не важно. Я смотрю на этот злосчастный эпизод (когда ты была так добра), как на удаление нерва из больного зуба. Он мертв и больше ее не беспокоит. Значение имеет только то, что волнует человека. Мы можем раскланиваться с Уилкоксами, оставлять карточки, заглядывать в гости, даже прийти на званый ужин, если им будет угодно; но прочие вещи, важные, – с ними невозможны. Тетя, разве ты не понимаешь?

Миссис Мант не понимала. В самом деле, Маргарет сделала в высшей степени сомнительное заявление – о том, что любое чувство, любое увлечение, пробудившееся однажды с особой силой, может угаснуть без следа.

– Я также имею честь сообщить тебе, что Уилкоксы находят нас скучными. Я не говорила тебе раньше, ты могла бы рассердиться, а у тебя было и так достаточно причин для волнений, но дело в том, что я написала письмо миссис Уилкокс и извинилась за неприятность, которую доставила им Хелен. Она не ответила.

– Как невежливо!

– Не знаю. Может быть, разумно?

– Нет, Маргарет, в высшей степени невежливо.

– Как бы то ни было, можно считать это обнадеживающим.

Миссис Мант вздохнула. Завтра она возвращалась в Суонидж, как этого очень хотели племянницы. Огорчения навалились на нее: к слову, как бы она превосходно обрезала Чарльза, если бы встретилась с ним лицом к лицу. Она видела, как он отдавал распоряжения швейцару – с совершенно обычным видом, в высоком цилиндре. К несчастью, он стоял к ней спиной, и, хотя тетя Джули высказала его спине все, что она думала, все же это не принесло ей удовлетворения, какое принес бы настоящий нагоняй.

– Но ты, пожалуйста, будь осмотрительна, хорошо? – увещевала она.

– О, конечно. Дьявольски осмотрительна.

– И Хелен тоже должна быть осторожна.

– По поводу чего? – поинтересовалась Хелен, в этот момент входя в комнату вместе с кузиной.

– Ничего, – сказала Маргарет, испытывая минутную неловкость.

– По поводу чего я должна быть осторожна, тетя Джули?

Миссис Мант приняла загадочный вид.

– Просто одна семья, фамилии которой мы не упоминаем, как ты сама сказала вчера вечером после концерта, въехала в квартиру напротив Мэтсонов – где на балконе цветы.

Хелен хотела было ответить какой-то шуткой и вдруг привела всех в замешательство, покраснев. Миссис Мант была так поражена, что воскликнула:

– Хелен, ты разве огорчена из-за их приезда? – отчего щеки Хелен стали пунцовыми.

– Конечно нет, – несколько раздраженно отозвалась Хелен. – Просто вы с Мэг так нелепо волнуетесь из-за этого, когда совершенно нет повода волноваться.

– Я нисколько не волнуюсь, – возразила Маргарет, тоже слегка раздражаясь.

– Ну, вид у тебя не слишком спокойный, правда, Фрида?

– Я не испытываю никакого беспокойства, вот и все, что я могу сказать; ты ошибаешься.

– Нет, она не беспокоится, – откликнулась миссис Мант. – Я свидетель. Она не согласна…

– Послушайте! – перебила фрейлейн Мозебах. – Я слышу шаги Бруно.

Ибо герр Лизеке должен был зайти на Уикем-Плейс за двумя младшими девушками. Он не стал входить в прихожую – в общем-то, он не входил туда минут пять. Но Фрида, чувствуя деликатность ситуации, сказала, что они с Хелен лучше подождут Бруно внизу и не будут мешать Маргарет и миссис Мант заниматься цветами. Хелен молча кивнула. Но будто бы желая доказать, что ситуация не такая уж деликатная, задержалась в дверях и заметила:

– Ты сказала, напротив Мэтсонов, тетя Джули? Какая ты чудесная! Я и не знала, что женщину, которая слишком туго шнуруется, зовут Мэтсон.

– Идем, Хелен, – сказала кузина.

– Иди, Хелен, – поддержала ее тетя и продолжила, обращаясь к Маргарет на том же дыхании: – Хелен меня не обманет. Ей это не понравилось.

– Тсс! – шепнула Маргарет. – Фрида тебя услышит, а она иногда бывает такая утомительная.

– Хелен это не понравилось, – настаивала миссис Мант, задумчиво шагая по комнате и вынимая из ваз увядшие хризантемы. – Я знала, что так будет, и я уверена, что так и должно быть у нормальной девушки! Что она пережила! Какие ужасные, грубые люди! Ты забываешь, что я знаю их лучше, чем ты, и если бы Чарльз в тот раз повез тебя на своем авто, ты потерпела бы полное фиаско. О, Маргарет, ты не понимаешь, что тебя ждет. Они все прилипли к окнам гостиной. Там миссис Уилкокс, я ее видела. Там Пол. Там эта дерзкая девчонка Иви. Там Чарльз, я первого увидела его. А кто этот краснолицый пожилой мужчина с усами?

– Вероятно, мистер Уилкокс.

– Я так и знала. Значит, там и мистер Уилкокс.

– Почему ты называешь его краснолицым? – упрекнула Маргарет. – Для его возраста у него удивительно здоровое лицо.

Миссис Мант, одержав победу на другом поприще, могла позволить себе уступить мистеру Уилкоксу его лицо. Оставив его, она заговорила о том, какой стратегии следует ее племянницам придерживаться в будущем. Маргарет пыталась ее остановить.

– Хелен не совсем так восприняла новость, как я ожидала, но Уилкоксы больше не интересуют ее, так что не надо строить никаких планов.

– Лучше все-таки быть готовыми.

– Нет, уж лучше не быть готовыми.

– Почему?

– Потому что…

Ее мысли приходили из туманных далей. Она не сумела бы подробно объяснить, но чувствовала, что люди, которые заранее готовятся ко всем неожиданностям, делают это за счет радости. Конечно, нужно быть готовым к экзамену, званому обеду или возможному падению цен на бирже, но в отношениях между людьми этот метод неприемлем, пусть даже тебя ждет неудача.

– Потому что я предпочитаю рискнуть, – неловко заключила она.

– Но представь себе вечер, – воскликнула тетя, указывая на дом носиком лейки. – Стоит только включить свет, и вся комната как на ладони. Однажды они забудут опустить шторы, и вы их увидите, а потом вы забудете опустить шторы, и они увидят вас. Нельзя ни посидеть на балконе, ни полить цветы, ни поговорить. Вообрази, ты выходишь из парадной двери, а они в ту же минуту выходят из двери напротив. И ты утверждаешь, что готовиться ни к чему и лучше рискнуть!

– Я надеюсь, что буду рисковать всю свою жизнь.

– Ах, Маргарет, это слишком опасно.

– Но в конце концов, когда у тебя есть деньги, – сказала Маргарет с улыбкой, – ты не так уж сильно рискуешь.

– Ах, как не стыдно! Ты шокируешь меня!

– Деньги сглаживают острые углы, – сказала мисс Шлегель. – Помоги Бог тем, у кого нет денег.

– Это что-то новенькое! – сделала вывод миссис Мант, которая собирала новые идеи, как белка орехи, и особенно ее привлекали те, что можно было унести с собой.

– Новое для меня, умные люди давно уже поняли это. Уилкоксы и мы с тобой сидим на деньгах, как на островах. Под нашими ногами такая твердая почва, что мы забываем об их существовании. Только если мы замечаем, как рядом кто-то спотыкается, то понимаем значение независимого дохода. Вчера вечером, когда мы разговаривали у огня, мне в голову пришла мысль о том, что сама душа мира – экономика и самая глубокая пропасть – это не отсутствие любви, а отсутствие денег.

– По-моему, довольно цинично.

– По-моему, тоже. Но когда у нас с Хелен появляется искушение критиковать людей, нам надо вспомнить, что мы стоим на островах, а большинство барахтается в воде. Беднякам не всегда удается соединиться с теми, кого они хотят любить, и расстаться с теми, кого разлюбили. Нам, богатым, это просто. Представь себе, какая была бы трагедия, если бы Хелен и Пол были бедны и не могли прибегнуть к поездам и автомобилям, чтобы избавиться друг от друга.

– Похоже на социализм, – подозрительно заметила миссис Мант.

– Называй как хочешь. Мне надоели богачи, которые притворяются бедными и думают, что это очень тактично – игнорировать груды денег, которые не дают им замочить ноги в волнах. Я стою на шестистах фунтах в год, как и Хелен, а Тибби будет стоять на восьми сотнях; и с той же быстротой, с какой наши фунты уплывают в море, они возобновляются – из моря, да, из моря. Все наши мысли и речи – это мысли и речи тех, кто получает ежегодный шестисотфунтовый доход; и раз нам нет нужды красть зонты, мы забываем, что есть люди, которые иногда их крадут; и то, что здесь шутка, там реальность…

– Вот они идут… вон идет фрейлейн Мозебах. Поистине, для немки она одевается прелестно. Ой!

– Что случилось?

– Хелен посмотрела на окна Уилкоксов.

– Почему бы нет?

– Прости, я перебила тебя. Что ты толковала о реальности?

– Я, как обычно, говорила сама с собой, – ответила Маргарет неожиданно озабоченным тоном.

– Все-таки скажи мне прямо: ты за богатых или за бедных?

– Это слишком сложно. Спроси меня по-другому: за бедность я или за богатство? За богатство. Ура богатству!

– За богатство! – эхом отозвалась миссис Мант, наконец, так сказать, добившись своего.

– Да, я за богатство. Да здравствуют деньги!

– Боюсь, я тоже, да и большинство моих знакомых в Суонидже, но меня удивляет, что ты согласна с нами.

– Большое тебе спасибо, тетя Джули. Пока я разглагольствовала, ты закончила с цветами.

– Не за что, милая. Мне бы хотелось помочь тебе в более важных делах.

– Неужели ты будешь так добра? Может быть, сходишь со мной в бюро по найму? Мне одна горничная не говорит ни да ни нет.

По дороге в бюро они тоже бросили взгляд на окна Уилкоксов. На балконе стояла Иви, «уставясь в самой вызывающей манере», по словам миссис Мант. О да, это и в самом деле чрезвычайно досадно. Хелен защищена от случайной встречи, но… Уверенность Маргарет начала таять. А вдруг умерший нерв оживет, если эта семья будет маячить у нее перед самым носом? К тому же Фриде Мозебах осталось гостить у них еще две недели, а она ужасно неделикатная, вполне способна сболтнуть что-нибудь вроде: «Кажется, ты влюблена в одного из джентльменов из дома напротив». Пока это замечание не соответствует правде, но может ею стать, если повторять его достаточно часто, так же как тезис о том, что «между Англией и Германией обязательно будет война», приближает войну всякий раз, когда произносится вслух, и, значит, бульварная пресса обеих стран охотно хватается за него. Есть ли такая же бульварная пресса в том, что касается человеческих чувств? Маргарет опасалась, что есть, и более того, что добрая тетя Джули и Фрида ее типичные представители. Своим постоянным жужжанием они, может быть, доведут Хелен до того, что ей захочется повторить мечты прошлого июня. Повторить, не больше, они не в силах внушить ей долгую любовь. Маргарет так ясно представилось, что тетя Джули и Фрида – это Журналистика, а ее отец со всеми своими недостатками и заблуждениями – Литература, и если бы он был жив, он бы научил свою дочь, как поступить правильно.

Бюро по найму прислуги устраивало свой обычный утренний прием. Улицу запрудили экипажи. Мисс Шлегель дождалась своей очереди, и в итоге ей пришлось удовольствоваться коварной «временной прислугой», поскольку профессиональные горничные отвергли ее на основании многочисленности ступенек в доме на Уикем-Плейс. Неудача повергла Маргарет в уныние, и хотя потом она забыла о неудаче, уныние осталось. По дороге домой она снова взглянула на окна Уилкоксов и решила поговорить о них с Хелен, как подобает главе семьи.

– Хелен, ты должна мне сказать, если это тебя беспокоит.

– Если что? – сказала Хелен, моя руки к обеду.

– Приезд У.

– Ну конечно нет.

– Правда?

– Правда.

После чего она призналась, что немного волнуется из-за миссис Уилкокс; а именно, что миссис Уилкокс с ее глубокой чувствительностью может страдать из-за того, к чему другие члены этого клана всегда были равнодушны.

– Мне все равно, если Пол покажет на наш дом и скажет: «Там живет девушка, которая пыталась меня заарканить». А ей, возможно, будет неприятно.

– Если ты такая щепетильная, мы можем что-нибудь придумать. Нам вовсе не обязательно находиться рядом с людьми, которые нам не нравятся или которым мы не нравимся, раз у нас есть деньги. Можно даже уехать на некоторое время.

– А я как раз и уезжаю. Фрида пригласила меня в Штеттин, я вернусь не раньше Нового года. Этого достаточно? Или мне вообще следует покинуть страну? Мэг, да что с тобой случилось, к чему вся эта суета?

– Наверно, я превращаюсь в старую деву. Я думала, что у меня широкие взгляды, но, право же, я… Это будет утомительно, если ты во второй раз влюбишься в того же человека… – Она откашлялась. – И потом, знаешь ли, ты все-таки покраснела, когда тетя Джули утром застала тебя врасплох. Иначе я не стала бы заводить этот разговор.

Но смех Хелен прозвучал без фальши, когда она подняла мыльную руку к небесам и поклялась, что никогда, нигде и никоим образом не влюбится ни в кого из Уилкоксов вплоть до их самых дальних родственников.