Глава 10

Прошло несколько дней.

Возможно, миссис Уилкокс была из той породы неудовлетворительных людей – таких немало, – которые поманят дружеским расположением, а потом отстраняются. Они возбуждают в нас интерес и привязанность и, словно дух, порхают вокруг. И потом отстраняются. Если речь идет о физической страсти, такое поведение называется вполне определенно – флирт, и если он заходит слишком далеко, то наказывается законом. Но никакой закон или общественное порицание не грозит тем, кто флиртует с дружбой, хотя ноющая боль, сознание зря потраченных усилий и усталость от этих отношений могут мучить вас так же нестерпимо. Принадлежала ли миссис Уилкокс к таким людям?

Сначала Маргарет опасалась, что да, ибо со свойственным лондонцу нетерпением она хотела, чтобы все устроилось немедленно. Она не верила периодам затишья, которые необходимы для истинного роста. Желая зачислить миссис Уилкокс в подруги, она нависала над ней, так сказать, с карандашом в руке, тем более что остальные члены семьи Уилкокс были в отъезде и обстоятельства благоприятствовали. Но женщина не желала спешить. Она отказывалась подстраиваться под Уикем-Плейс или возобновлять дискуссию о Хелен и Поле, которой Маргарет воспользовалась бы как коротким путем для сближения. Она не торопила время, а может быть, время не торопило ее, и, когда наступил критический момент, все было готово.

Началось с письма, в котором она спрашивала: не согласится ли мисс Шлегель пройтись с ней по магазинам? Приближалось Рождество, и миссис Уилкокс запаздывала с подарками. Она провела несколько дней в постели и должна наверстать упущенное время. Маргарет приняла приглашение, и однажды угрюмым утром в одиннадцать часов они сели в одноконную карету и отправились в путь.

– Во-первых, – начала Маргарет, – надо составить список из имен и вычеркивать по одному. Моя тетя всегда так поступает, а туман может сгуститься в любой момент. У вас есть какие-нибудь идеи?

– Я планировала поехать в «Хэрродс» или «Хеймаркет», – без особой надежды сказала миссис Уилкокс. – Я уверена, что там есть все. Я не очень хороший покупатель, меня пугает суматоха. Ваша тетя совершенно права – нужно составить список. Берите мою записную книжку и пишите с самого верха ваше собственное имя.

– Ура! – сказала Маргарет, вписывая имя. – Как любезно с вашей стороны начать с меня.

Но ей не хотелось получить в подарок ничего дорогого. Их знакомство было скорее необычным и не близким, и она интуитивно понимала, что семья Уилкокс не одобрит расходов на посторонних людей, как делают даже более дружные семьи. Маргарет не хотелось стать второй Хелен, охотницей за подарками, раз уж ей не дано охотиться за мужчинами, или подвергнуться оскорблениям Чарльза, как вторая тетя Джули. Наиболее всего приличествовала бы некоторая сдержанность поведения, и Маргарет прибавила:

– В общем-то, мне не особенно хочется получить рождественский подарок. Даже скорее не хочется.

– Почему же?

– У меня странное отношение к Рождеству. Меня интересуют люди, а не вещи, потому что у меня есть все, что можно купить за деньги.

– Я обязательно должна подарить вам что-нибудь, достойное вашей дружбы, мисс Шлегель, в память о вашей доброте, с которой вы скрасили мои одинокие недели. Ведь я осталась одна, а вы не дали мне предаться грустным размышлениям.

– Если так, – сказала Маргарет, – если я, не зная того, оказалась вам полезной, вы не сможете отплатить мне чем-то осязаемым.

– Пожалуй, нет, и очень жаль. Я попробую подумать об этом по дороге.

Так имя Маргарет по-прежнему возглавляло список, но место напротив него осталось пустым. Они ездили от магазина к магазину и выходили из кареты в белом воздухе со вкусом холодных монеток. Время от времени им случалось проехать сквозь серый сгусток. В то утро жизненная сила почти покинула миссис Уилкокс, и именно Маргарет выбрала лошадку для одной маленькой девочки, куклу-уродца для другой и медную грелку для жены приходского священника.

– Слугам мы всегда даем деньгами.

– Да, правда, так гораздо проще, – ответила Маргарет, чувствуя гротеск этого слияния духовного и материального, и ей представилось, как поток игрушек и денег выходит из позабытых вифлеемских яслей.

Повсюду царствовала вульгарность. Пивные, помимо обычного призыва против реформы трезвости, украсились объявлениями, которые приглашали посетителей «вступить в наш рождественский гусиный клуб» и обещали членам бутылку джина или две согласно подписке. Рядом плакат с одетой в трико женщиной объявлял рождественскую пантомиму, а рождественские открытки тонули среди изображений красных дьяволов^[21], которые снова вошли в моду. Маргарет не относилась к меланхолическим идеалисткам, и ей не хотелось умерять это буйство деловой активности и саморекламы. Просто оно каждый год удивляло ее. Интересно, много ли сомневающихся покупателей и усталых продавцов помнят, какое божественное событие свело их вместе? Сама она помнила это событие, хотя и стояла несколько поодаль. Она не была христианкой в общепринятом смысле; она не верила в Бога-плотника, в отличие от большинства публики, которое, при необходимости, громко заявило бы об этом. Но вера их проявлялась через Риджент-стрит и Друри-Лейн, в слякоти под ногами, в некой потраченной сумме, праздничном обеде, съеденном и забытом, – несоразмерно. Но можно ли у всех на глазах соразмерно выразить духовное? Только в личной жизни человека отражается бесконечность; только в человеческих отношениях различим след личности, не доступный повседневному видению.

– Нет, в общем, мне нравится Рождество, – заявила Маргарет. – Оно, хотя и довольно нелепым образом, сближается с миром и доброй волей. Но боже мой, каждый год оно все нелепее и нелепее.

– Вот как? Я привыкла к сельскому Рождеству.

– Обычно мы справляем его в Лондоне и страстно отдаемся игре – слушаем рождественские гимны в Аббатстве, устраиваем дурацкие обеды для горничных, потом елки и танцы для бедных детей под пение Хелен. Гостиная для этого самое подходящее место. Мы ставим елку на трюмо, задергиваем шторы и зажигаем свечи – на фоне зеркала елка смотрится чудесно. Жаль, если в нашем новом доме не будет трюмо. Конечно, для этого годится только очень маленькое деревце, и подарки на него не повесишь. Нет, подарки мы выкладываем на что-то вроде скалистого пейзажа из мятой оберточной бумаги.

– Вы сказали, «новый дом», мисс Шлегель. Значит, вы покидаете Уикем-Плейс?

– Да, мы должны выехать года через два-три, когда кончится срок аренды.

– Вы долго прожили там?

– Всю жизнь.

– Вам будет очень жаль расстаться с домом.

– Наверно. Пока что мы не вполне отдаем себе отчет. Мой отец…

Она замолчала, потому что они подошли к отделу канцелярских принадлежностей в «Хеймаркете», и миссис Уилкокс решила заказать несколько поздравительных открыток для близких.

– Если возможно, что-нибудь оригинальное, – вздохнула она.

У прилавка она встретила подругу, отягощенную той же задачей, и завела с ней скучный разговор, потратив уйму времени.

– Мой муж с дочерью отправились в поездку на автомобиле.

– И Берта тоже? Подумать только, какое совпадение!

Маргарет при всей своей непрактичности в такой компании могла блеснуть. Пока женщины вели беседу, она просмотрела целую подшивку образцов и предложила одну открытку на выбор миссис Уилкокс. Та пришла в восторг – весьма оригинально, такое милое поздравление, она закажет сотню штук и будет в вечном долгу у Маргарет. Затем, пока продавщица записывала заказ, она сказала:

– Вы знаете, я все же подожду. По здравом размышлении, лучше мне подождать. Ведь еще осталась уйма времени, не правда ли? Я хотела бы спросить мнения Иви.

Окольным путем они вернулись к карете, и, устроившись на сиденье, миссис Уилкокс спросила:

– Но разве ее нельзя возобновить?

– Что, простите? – сказала Маргарет.

– Вашу аренду.

– Ах, аренду! Так вы столько времени думали об этом? Как вы добры!

– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать.

– Нет, цены выросли чрезвычайно. Наш дом на Уикем-Плейс собираются снести и построить вместо него многоквартирную башню, как у вас.

– Это ужасно!

– Землевладельцы – страшное племя.

И миссис Уилкокс пылко проговорила:

– Это чудовищно, мисс Шлегель, так нельзя. Я понятия не имела, что нависло над вами. Я сочувствую вам от всей души. Расстаться с домом, с домом вашего отца – это не допустимо. Это хуже смерти. Я бы скорее умерла, чем… Ах, бедные девочки! Что это за цивилизация, как ее называют, если человек не может умереть в той же комнате, где родился? Дорогая моя, мне так жаль вас…

Маргарет не находила слов. Миссис Уилкокс слишком устала от магазинов и была склонна к истерике.

– Однажды чуть было не снесли Говардс-Энд. Это бы меня убило.

– Наверняка Говардс-Энд совсем не то, что наш дом. Мы любим его, но в нем нет ничего особенного. Как вы сами видели, это обыкновенный лондонский дом. Мы легко найдем другой.

– Вы так думаете.

– Наверно, снова мое отсутствие опыта! – сказала Маргарет, меняя тему. – Я теряю дар речи, когда вы говорите таким тоном, миссис Уилкокс. Мне бы хотелось увидеть себя вашими глазами – в перспективе. Этакая инженю. Очаровательная, замечательно начитанная для своего возраста, но неспособная…

Миссис Уилкокс нельзя было удержать.

– Поедемте со мной в Говардс-Энд, – сказала она с большей горячностью, чем обычно. – Я хочу, чтобы вы его увидели. Вы никогда его не видели. Я хочу узнать, что вы о нем скажете, потому что вы всегда так красиво говорите.

Маргарет взглянула на безжалостный воздух и затем на усталое лицо спутницы.

– В другой раз я с удовольствием приняла бы ваше приглашение, – сказала она, – но сегодня вряд ли подходящая погода для этой поездки, тем более что нам необходимо от дохнуть перед дорогой. Да, кстати, разве дом не заколочен?

Ответа она не получила. Видимо, миссис Уилкокс была раздосадована.

– Можно мне поехать в другой раз?

Миссис Уилкокс наклонилась и постучала в стеклянное окошко.

– Назад на Уикем-Плейс, пожалуйста! – приказала она вознице.

Маргарет обиделась.

– Тысяча благодарностей за вашу помощь, мисс Шлегель.

– Не стоит.

– У меня словно гора с плеч свалилась вместе с этими подарками, особенно с открытками. Я в восторге от вашего выбора.

Она тоже, в свою очередь, не получила ответа. Маргарет, в свою очередь, была раздосадована.

– Иви и мой муж возвращаются послезавтра. Вот почему я повела вас по магазинам. Я осталась в городе главным образом из-за покупок, но так ничего и не придумала, а теперь он пишет, что им придется раньше времени закончить поездку из-за плохой погоды, да и полицейские свирепствуют, почти как в Суррее. У нас такой аккуратный шофер, и мужу особенно обидно, что к ним относятся, как к нарушителям.

– Почему?

– Ну, разумеется… он не нарушитель.

– Насколько я понимаю, он превышал скорость. Почему же он не должен страдать так же, как низшие расы?

Миссис Уилкокс замолчала. С растущим ощущением неловкости они ехали домой. Город казался сатанинским логовом, на узких улицах было душно, как в штольнях. Туман не нанес убытков торговле, потому что стоял высоко, и в освещенных окнах магазинов виднелись орды покупателей. Как будто дух во мраке обратился внутрь себя, но нашел еще более безрадостную темноту. Маргарет десяток раз порывалась заговорить, но что-то не давало ей. Она казалась себе мелочной и неуклюжей и размышляла о Рождестве с большим цинизмом. Покой и мир? Может быть, оно несет людям другие дары, но есть ли хоть один лондонец, который в Рождество наслаждается миром и покоем? Пристрастие к возбуждению и усовершенствованию погубило этот дар. Добрая воля? Была она в орде покупателей? Или в самой Маргарет? Она не приняла приглашение миссис Уилкокс только потому, что оно было странноватое и образное, – она, чьим правом от рождения было лелеять воображение! Лучше было принять его, пусть даже путешествие утомило бы их, чем холодно ответить: «Нельзя ли поехать в другой раз?» Цинизм оставил ее. Другого раза не будет. Эта загадочная женщина никогда не позовет ее.