Отзывы на книги автора «Александр Генис»

Не костыли, но фонарь - вот как я бы для себя охарактеризовала эту книгу.

Честно, что вы вынесли из школьных уроков по литературе? Кого из русских классиков смогли искренне понять и полюбить? Я встречала, конечно, таких изумительных людей, которые в 15 лет прочитали программных Толстого и Достоевского, всё уяснили, радостно написали сочинение и вовсе даже не возненавидели этих титанов от литературы. Но лично моя превалирующая эмоция от школьного изучения - раздражение. Я ничего не понимала и никого (кроме Булгакова) не полюбила и, хотя прочитала практически всё, не запомнила почти ничего. Разумеется, в этом отчасти есть и моя вина, я недостаточно впахивала на ниве освоения литературных залежей, но и с преподавателем мне, пожалуй, не повезло. Добрейшей души женщина, уже сильно в возрасте, она волновалась лишь о том, чтобы мы идеологически правильно написали сочинение, для чего предлагалась жесткая схема. С сочинениями у меня проблем не было, но пятёрка по литературе в результате не стоила ломаного гроша.

После школы лет 10 я декларировала свободу от классиков и меня не волновало, что я сходу не могу вспомнить автора "Обрыва". Однако чем больше я читала относительно серьезных книг, тем острее чувствовала нехватку корней, какого-то базиса, без которого ощущала собственную поверхностность. У меня хватило смелости на Чехова, но на Достоевского рука не поднялась. Да, я собиралась его почитать, но не доставало волшебного пинка.

Вайль и Генис такой пинок мне предоставили: вот, пожалуйста, сказали они, попробуй представить, что наша книга - это твой школьный учебник. Конечно, в моём школьном учебнике не было написано, что стихи Лермонтова - сухи, шаблонны, вымучены. Нет, ну что вы, это было сложно вообразить. В моём учебнике не было написано, что роман Чернышевского "Что делать?" - удивительно плох с литературной точки зрения, зато огромное количество времени мы должны были потратить на разбор унылого, зубодробительно скучного четвертого сна Веры Палны, связанного с социальным устройством будущего. Вы серьёзно, да? Детей в 15 лет редко волнует общественное устройство, зато вот

Третий же сон — явление исключительно интересное и даже загадочное. Он снится Вере Павловне на четвертом году супружеской жизни. Она все еще хранит девственность.<...> И тут — сон, будто списанный из фрейдовского «Толкования сновидений»: отчетливо эротический, хрестоматийный. Чего стоит только голая рука, которая размеренно восемь раз высовывается из-за полога. Чернышевский не трактует сон, но поступает нагляднее и убедительнее — взволнованная Вера Павловна бежит к мужу и впервые отдается ему. <...> Можно было бы сказать о явном влиянии фрейдизма, если б Фрейду в год выхода «Что делать?» не исполнилось семь лет.

Мне кажется, что с таким разбором произведения любой учитель литературы добился бы если не полного понимания от класса, но заметного интереса. А там уж можно и про социальный аспект ввернуть.

После "Уроков изящной словесности" к классикам приступить не так страшно - можно не бояться видеть недостатки в произведениях, но авторы учебника помогут не пропустить несомненные достоинства, которые в 15 лет ещё невозможно почувствовать.

Муахаха! Трепещите, Гончаров с Островским, я иду к вам!
*слышен удаляющийся демонический хохот*

Самое главное в этой книге – не читать её на голодный желудок. От обилия вкусной еды, представленной на страницах ни разу не диетического произведения Петра Вайля и Александра Гениса, могут запросто случиться голодные недомогания разной степени тяжести. Впрочем, они успешно лечатся в этой же книге упомянутыми пельменями, борщом, ухой, рублеными котлетами, шашлыком, заливным языком и прочими кулинарными радостями.

Книга состоит из небольших глав, каждая из которых посвящена продуктам, способам их приготовления и рецептам, в которых они участвуют. Так, читателю будет предложена полезная информация о том, как, к примеру приготовить идеально-прозрачный бульон, какие приправы сочетаются с морепродуктами, а какие подходят исключительно для мясных блюд; чем будут отличаться котлеты, если в фарш добавить жареный лук вместо сырого, и как добиться естественной пышности омлета, не впадая в панику и излишние энергетические затраты.

Живя за границей, руский человек рано или поздно мечтает воссоединиться с ароматным расстегаем, квашеной капустой и забористым квасом. Что вполне следует из названия, в своей книге авторы-эмигранты уделили основное внимание русской кухне, справедливо полагая, что самая крепкая ниточка, связывающая человека с родиной, тянется от желудка (и даже мудрые японцы уверены, что душа человека находится именно в животе). Однако, они не обошли стороной и кухни народов мира. Читатель узнает, почему испанцы справедливо гордятся своей традиционной валенсийской паэльей, грузины – пряным харчо с хмели-сунели, армяне – фаршированными бораками, а французы южного Прованса – рыбным буйабесом с неизменным соусом "руй".

Книга невероятно хороша не только действительно полезными кулинарными находками и доступными простому обывателю рецептами, но и увлекательными экскурсами в историю и сравнениями различных кухонь мира с нашей, русской кухней (зачастую это сравнение определённо в нашу пользу!). К тому же, у двух рижан отличное чувство юмора, которое способствует получению приятных эмоций как от самого процесса готовки, так и от последующего поедания собственных кулинарных творений.

Вот так в один день могут у человека появляться любимые книги. Вот просто "из ниоткуда"(с).
Впрочем, что это я говорю?! Появилась она из игры "Книжный сюрприз", благодаря выбору дорогой Женечки Lettrice , приславшей мне бонусную посылку!!!

Итак, я читала и просто наслаждалась!!! И новым взглядом на известные (давно изученные и изучаемые, но по-прежнему очень любимые) имена и книги! И спорными моментами! И в целом - сознанием того, что авторы этого альтернативного учебника литературы (ведь можно так назвать, правда?!) тоже любят то, о чем пишут. Но любовь их более свободная и не задавленная стереотипами.

Прочитав во вступлении нижеприведенные строки, я сначала заметалась: где? где они подсмотрели мои мысли???

...твердо усвоенное в школе преклонение перед классикой мешает видеть в ней живую словесность. Книги, знакомые с детства, становятся знаками книг, эталонами для других книг. Их достают с полки так же редко, как парижский эталон метра.
Тот, кто решается на такой поступок – перечитать классику без предубеждения – сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой. Читать главные книги русской литературы – как пересматривать заново свою биографию. Жизненный опыт накапливался попутно с чтением и благодаря ему. Дата, когда впервые был раскрыт Достоевский, не менее важна, чем семейные годовщины.
Мы растем вместе с книгами – они растут в нас. И когда-то настает пора бунта против вложенного еще в детстве отношения к классике.

Ну и дальше понеслось!...
Мне понравились все главы.
С жадностью читала:
- и о метком пародийном изображении Фонвизиным не невежества, как мы привыкли думать, а как раз нелогичности наук и многих знаний, показанном через сцену с Митрофанушкой (помните:"Дверь?.. прилагательна!" - сразу вспоминается книга Чуковского "От 2 до 5", где дети порой более точно глядят в суть предмета);
- и об основоположнике российского диссидентства Радищеве (да, и я всегда говорю, что сила его - не в писательстве!);
- и о создателе не литературного жанра, а этической системы Крылове (и это я вдруг осознала: Почти ровесник Карамзина, он был на 30 лет старше Пушкина и на 45 -- Лермонтова, и пережил их всех.);
- и о "божественном эгоизме" Пушкина;
- и о "добросовестном комментаторе эпохи" Белинском;
- и о "мещанской трагедии" Островского "Гроза" (да, и я всегда чувствовала иррационализм драмы Катерины),
- и о "несвершившемся человеке" - так назвали героев Чехова авторы учебника, а также о героях его пьес, которые "мечутся по сцене в поисках роли" (я всегда примерно об этом говорила при обсуждении чеховских пьес),
- и....

Я в этом отзыве проскочила галопом по Европам, жадно оглядывая всю книгу и желая и то вам показать, и на то намекнуть - чтоб убедить: стОит, стОит читать!!!! И учащимся-студентам, и преподавателям, и всем читателям, для кого имена русской литературы 19 века - не пустой звук...
Вам будет легко, уютно и интересно пробегаться по любимым страницам классики и замечать новые нюансы, порой меняющие ракурс восприятия книги...

Эта замечательная книга позволяет понюхать аромат шестидесятых, попробовать на вкус их богатый культурный букет, ощутить их расплывающееся по телу тепло. Но увидеть или услышать не позволяет. Это не справочник, не энциклопедия и не мемуары. И если вам нужна информативность, подробности быта, анализ и оценка событий, или, упаси боже, "скандалы, интриги, расследования", то книгу эту лучше не открывать.

Это сборник эссе о культурной жизни советского человека из шестидесятых. Но авторы забыли упомянуть, что речь идёт не о любом человеке, а только об интеллигенции. Не думаю, чтобы все двести миллионов рассуждали о полётах на Марс, о кубинской революции или о еврейском вопросе.

Эссе эти очень афористичны. Над каждым предложением хочется подумать. Часто это оказывается безуспешной затеей и остаётся успокаивать себя мыслью, что многое написано "ради красного словца" и не любое предложение несёт в себе реальный смысл. Возможно, что-то рассчитано на ощущения, для чего-то был необходим какой-то отсутствующий сегодня (или только у меня?) культурный код. А может быть это такая публицистическая поэма в прозе?

По вышеуказанной причине эту книгу было невозможно слушать в машине. Любая старушка, расцветшая в описываемую эпоху могла пасть жертвой моего чрезмерного внимания к данному времени и к витиеватому авторскому слогу. От греха подальше я отказался от этой затеи, как и от прослушивания во время любого дела, требующего маломальской концентрации. Эта книга ревностно следила за тем, чтобы уделяемое ей внимание было эксклюзивным.

Эти остроумные эссе немного походят на лекции Быкова. Хотя те гораздо понятнее. Там эпатажная идея, которая разрабатывается и подгоняется под замысел простым и доходчивым языком. Здесь же первична сама подача материала, словесная эквилибристика, филологические завихрения. Логические построения строятся на наших глазах этаж за этажом. Цемент не успевает высохнуть и вся конструкция шатается на ветру. Мне кажется, что сборник и не претендует на объективную аналитику. Это всё лишь интересная точка зрения из которой тщательно убрано всё, что в неё не вписывается. Но всё это чертовски завораживает и хочется слушать дальше.

Когда автору нечего сказать, он иронизирует (с)

Главы не связаны между собой, но читать их всё-таки стоит в хронологическом порядке. Книга определяет шестидесятые от опубликования третьей Программы КПСС (30 июля 61) до подавления пражской весны (21 августа 1968 года). При этом рассказывается о события и процессах, происходивших в более широком временном отрезке - 1956-1970 гг. Вот тематика некоторых глав - строительство коммунизма, космос, Евтушенко как рупор эпохи (я наконец-то понял за что не люблю его), Запад против Востока, отношение к Кубинской революции, соперничество и дружба с Америкой, мода на Хемингуэя, покорение Сибири, отношение к прошедшей войне, диссидентство, физики и лирики, Солженицин, религия и вера, Хрущев и многое другое.

В итоге, я ничего внятного не узнал о жизни в шестидесятых, почувствовать ностальгию не смог по определению, но удовольствие от чтения при этом получил.

"Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не ошибиться в рецептах".
(Венедикт Ерофеев)
"Но в целом кулинарные традиции оказались куда крепче, чем все прочие нити, связывающие нас с родиной. Эмигрант еще может поменять «Капитанскую дочку» на книгу «Радости секса», но никакой хот-дог не заменит ему чесночную колбасу".

Пропал аппетит? Не знаете, что приготовить на ужин? Сомневаетесь, какой соус лучше подать к морепродуктам? Или у вас просто плохое настроение? Данная книга поможет разрешить перечисленные (и забытые) вопросы. А если выбрать аудиовариант в исполнении Алексея Брахмана, со смешливыми нотками в голосе чтеца и старыми песенными мотивами, то можно получить настоящее наслаждение. Признаюсь, что выбор упал на эту книгу благодаря Капитану Абру - когда хочу себя побаловать, то ищу книгу в его исполнении.
Авторам тоже стоит отдать должное. Книга получилась живой, с ностальгическими нотками, краткими экскурсами в историю, смешными шутками. Конечно, от кулинарной книги требуются ещё и рецепты. Желательно, простые в приготовлении и доступные в наборе продуктов, обязательно - вкусные на выходе готового блюда. Этим пунктам "Русская кухня в изгнании" тоже соответствует. Готовить хотелось практически всё перечисленное!
Книга удобно разбита по главам, в каждой из которых сделан акцент на определённых продуктах (яйца, рыба, телятина, курица) или способе приготовления (горшок, на пару, гриль). Не осталась обделена вниманием и национальная кухня других стран и регионов.
Особенно люблю в кулинарии приправы, они как песня в каждом блюде. Авторы порадовали подробным рассказом (с красивыми сравнениями) о пряностях, соусах, сочетаниях, разнообразиях...
Всё отлично с этой книгой, хотя имеется один минус: чуть ли не каждую шутку и рецепт хотелось добавлять в цитатник, а при прослушивании это очень неудобно.
Немного мистики: приготовленные под музыку и голос Капитана Абра блюда оказались вкуснее обычных.

Каждому ясно, что национальные кухни отличаются одна от другой. Но далеко не всегда можно легко и внятно определить — чем. Хорошо, если различия налицо: эскимос лакомится строганиной из сырого полярника, а бушмен смакует крылышко жирафа. Одни обедают с вином, другие — с друзьями, одни пользуются палочками, другие — случаем, одни едят за столом, другие задаром.

Приятного всем аппетита)

Сравнение кулинарии с жизнью напрашивается само собой. И в той, и в другой сфере справедлив афоризм: человек ест, чтобы жить, но не живёт, чтобы есть. Он живёт, чтобы есть вкусно.

Волну успеха кулинарной литературы и блогов сейчас будет отрицать разве что слепой. Под яркими обложками, с фотографиями каждого действия для самых недоверчивых, с таблицами калорий и полезных витаминов, с порциями, которые приличный человек проглотит и недоуменно посмотрит на пустую тарелку. Классический рецепт новомодной кухни выглядит так: возьмите авокадо, каперсы, кровь девственницы, желчь тёщи, сто грамм оленины, двести грамм золотых рыбок и всё это полить французским вином вековой выдержки. При этом на обратной стороне обложки будет красоваться фото писательницы с выпирающими ключицами и отчаянным, грустным, голодным взглядом.
Беря же в руки эту книгу забудьте все, что вы знаете о современной кулинарной литературе. В самом-то деле, не стоит даже относить эту книгу к поваренной. Это ни в коей мере не набор рецептов с четкими указаниями. Авторы и сами признаются, что первостепенной их задачей было желание привить русскому человеку фантазию на кулинарном поле, точно такую же, как на поле искусства. Да и сравнить отношение, которое проходит через всю книгу можно именно с отношением к искусству: здесь в равной мере и талант, и упорство, и вдохновение, и ритуал. А тему мужчины выбирают и вовсе необычную, даже немодную в наших широтах, что странно - русскую кухню. Скрупулёзно и любовно Пётр Вайль и Александр Генис описывают распространенные ошибки, связанные с представлениями о русской кухне, и как стоило бы поступать правильно, и что это даст. При том, что книга - это не пособие по готовке, но в каждой маленькой главе читатель найдет пару-тройку рецептов и хитростей, которые сделают его блюдо фурором на любом столе. Русская кухня многогранна и требует приличных усилий, она презирает лёгкость порубленного салата. Да и что это за еда - трава в тарелке. И тут уже под новым углом мы смотрим на наваристые щи, борщ, уху, дичь, котлеты, пельмени, шашлыки и сыры (которые тоже имели место в нашей истории!), рыбу заливную, рыбу тушенную, язык и холодец, и прочие, и прочие. При этом, учитывая, что писали книгу эмигранты, на что намекает название, можно найти и компромиссные варианты с западной кухней, а то и просто - лучшие рецепты "оттуда". С заправкой из великого множества афоризмов, исторических фактов и юмористическим взглядом на роль кулинарии в повседневной жизни, читатель на выходе получает настоящую книгу для гурмана, новый взгляд на такую знакомую, казалось бы, область и хорошее настроение. Единственное, что стоит добавить, не стоит читать эту книгу, находясь на диете или с пустым холодильником.

Сколько ещё людей, неспособных отличить любовь от дружбы, а майоран - от тмина.

Почитать это очень очень мило. Особенно когда более или менее прочла всех, о ком упоминал Генис в этой книге. Это как длинный длинный подкаст "Книжный базар" на Медузе. Обо всем и ни о чем. Кафка такой Кафка, и что Генис думает о Кафке. Данте такой Данте, Толстой такой Толстой. Братья Люмьер и Тарантино.

И все что о них думает Генис. Генис - шикарный, с ним, наверное, здорово было бы поболтать за стопочкой водки (ну как поболтать, послушать, что он расскажет). Он умный и мысли с выводами у него супершикарны. За ним бы записывать студентам филологического.

Но вот моя голова осталась пуста после Камасутры. Даже не знаю почему. Наверное, слишком все легко и прекрасно что в одно ухо влетает а из другого вылетает.

«Картинки с выставки» я выиграла на раздаче. Везение продолжается: книга не затерялась в пути, и вот я уже несу с почты конверт, украшенный интересными марками, не только с приевшимися кремлями (что тоже важно для коллекционера с двумя старинными альбомами).

Вскрываю конверт
Книжечка бережно завернута в пупырчатую упаковку — доехала в целости.
Подзаголовок: «Персоны, вернисажи, фантики».
В содержании, навскидку: «Рожи Хальса», «Картежники Сезанна», «Балет бутылок Моранди» — ну всё, пошла читать.

Открываю Америку
Несколько лет назад в Пушкинском музее на Волхонке проходила выставка «Воображаемый музей», когда все-все-все залы были напичканы шедеврами из лучших музеев мира — Лувра, Дрезденской галереи, Орсэ, Помпиду.
Рядом с каждой картиной висел фотопортрет музея, из которого она приехала. И можно было сколько угодно воображать, что поднимаешься по этим помпезным ступеням… и по этим… идешь мимо великолепных колонн… И по залам Прадо я прошествовала, и по Галерее Тейт!
А всю нынешнюю осень я путешествовала по Метрополитен и Нью-Йоркскому музею современного искусства. Мунк, Магритт, Шиле и множество других гениев составляли компанию. Давнего любимца Шагала я была особенно рада видеть.
Что касается «видеть», то об этом стоит сказать отдельно.

А где картинки?
Замечали, что в красивых альбомах по живописи основной акцент делается на качестве изображения? А тексты играют, мягко говоря, сопровождающую роль? Порой, пробегая сухие наукообразные строки, напичканные датами и терминами, я начинала подозревать, что искусствоведы ненавидят искусство. Или, как в печальном осеннем стихотворении, «не умею высказать, как тебя люблю».
Неужели, с тоской думала я, нельзя рассказать об живописи так, чтобы перехватило дыхание, как от детектива? Чтобы забыть обо всем, словно читаешь хороший роман? Ведь история искусства — это Большое Приключение, поиски и трагедии, взлеты и провалы, прозрения и открытия.
Оказалось — можно. Нашлась наконец по-настоящему интересная книга.
Но вот парадокс: называется она «Картинки», а сама — без картинок. Тексты, достойные иллюстраций, их, к сожалению, лишены.
О да, понятно-понятно, что иллюстрации безнадежно удорожили бы издание, и широкая публика просто не получила бы к нему доступ.
Но как читать о живописи без зрительного ряда?
Книга предлагает хитрый способ — интернет-ссылки на сайты музеев и архивы выставок. Но рука не поднималась вбивать в поисковую строку бесконечные вереницы буквочек.
Мы пойдем другим путем. Недаром же на днях провалилась полка под альбомами по искусству. Это был знак!

Изобретаю велосипед
Разложила вокруг себя свои любимые журналы, альбомы, наборы открыток — какое удовольствие! Лучший в мире музей на диване. Рекомендую всем.
Вот только Риверы у меня не оказалось. И философскую выставку «Вид из окна», где собраны картины художников-романтиков, начавших изображать окна не как дыру для света, а как границу между двумя реальностями, — эту выставку так хотелось увидеть...
В общем, я подбодрила себя: «Ну, ты же педант!» — и набрала-таки вручную эти ссылки. Теперь точно знаю, что это возможно, и главное — оно того стоит. Не исключаю, что такой способ уже изобретен, и тем не менее, для меня это личное ноу-хау — усовершенствованный музей на диване. Хороший текст + хороший альбом + интернет.
Кстати, в книге есть глава, которая так и называется — «Виртуальный музей. За и против», где автор размышляет о цифровизации искусства. Ну о чем тут говорить? Как оптимист на кладбище, пока я вижу только плюсы.

Инструкция по применению
По объему это книга на пару вечеров. Но я читала ее три месяца. Картинку за картинкой. Книга об искусстве — это медленное чтение. А пытаться ее проглотить — всё равно что нестись галопом по музею и вспоминать потом дверные проемы и блестящий паркет.
Два преимущества, которые хочется отметить.
Первое: удобный размер глав. Можно выкроить время на чтение даже при большой загруженности, в рабочие дни. Что я и делала. Неделя тащилась не так тягомотно, ибо в качестве морковки для ослика была эта книжка, которую можно было раскрывать вечерами.
Важно не сваливать всё в кучу: лучше прочитать одно эссе, найти в интернете работы художника, о котором там говорится, рассмотреть, поразмышлять, и тогда уже двигаться дальше.
Второе: книга в принципе фрагментарна, ее можно читать и вразброс. Так, мы с семьей собирались в дом-музей Васнецова, а в книге мелькнула глава об этом художнике, «Русская троица» (догадались, о какой картине?). Разумеется, я сразу же сунула туда нос. Оказалось очень кстати.

Китай тоже открыт. И Япония
Да, дальневосточное искусство для меня темный лес. За вычетом Хокусая с большой волной и слова «манга». Поэтому отдельно запомнились китайские и японские главы. Особенно интересно было то, что автор сам учился каллиграфии, живописи тушью, и может описать процесс, так сказать, изнутри.
Так же, как личный опыт лазания по обледеневшим отвесным скалам помог ему вникнуть в замысел картины Сурикова «Переход Суворова через Альпы».

Цитата под занавес
Нельзя же без цитаты.

«Я пишу лишь о том искусстве, которое радует и меняет меня. Критерий прост: если, покидая выставку слегка очумелым, вы видите мир немного иным, значит, художник достиг цели. (Главное тут — не попасть под машину.)»

Кстати, на YouTube мне попалось выступление автора на презентации книги, под названием «Как и зачем ходить в музеи» https://www.youtube.com/watch?v=rf20O-HFEVM. Послушала с интересом.

С умным мужиком всегда приятно поговорить за рюмкой чего-нибудь крепкого или хотя бы за стаканом чая. Воспоминания Александра Гениса «Обратный адрес» — это как раз такой длинный и обстоятельный разговор, разве что рюмкой или стаканом придётся обеспечить себя самостоятельно.

Казалось бы, все воспоминания по структуре похожи друг на друга: вот я родился, вот я голенький бегал по бабушкиному саду, вот я пошёл в ненавистную (почему-то непременно ненавистную школу), встретил деву А, деву Б, друга Борю, потом настоящую любовь, потом проплыл через десяток приключений и осел в тихой гавани, откуда сейчас это всё пишу. У Гениса всё идёт немного иначе, хотя порядок жизни его, конечно, не меняется, всё как у людей: детство-школа-друзья-приключения-гавань. А вот рассказывает он всё это весьма неоднородно, так что переключения между стилем трудно уловить, но главы про дремучую юность и бодрое взрослое выживание в эмиграции совершенно друг на друга не похожи.

Детство и есть детство: ностальгия, фрагменты, какие-то запоминающиеся образы и истории. В детстве мы мыслим иными категориями, чем рассказ с конкретным сюжетом. Важна не сама история, а впечатление от неё, эдакое ощущательное облако с отчётливыми эмоциями. Поэтому о детстве Александр Генис примерно так и пишет. Задиристая юность пролетает в воспоминаниях очень быстро, как и в жизни, а потом начинается приятная полувзрослость, читать про которую без смеха невозможно. Все мы в 20-40 лет находимся на пике своей формы, и для кого-то это выражается в чрезвычайном остроумии, язвительности, отточенности слов и мысли. Отчёт о своей жизни в этой период Генис превращает в самый настоящий стендап и комедию положений. Чётко прослеживается, как он попадает под литературное влияние Довлатова, и я бы даже сказала, что в большей части книги прослеживается довлатовщина, но структура этого слова такова, что в завершении «-щина» чудится некое неодобрение или пренебрежение, тут же ни того, ни другого нет и в помине.

В возрасте солидном (и в последних главах книги), когда и пристало благородному дону писать мемуары (выкуси, Лев Толстой, поперечник!), язвительность и байки отходят на второй план, уступая место размышлениям «о смысле жизни, вселенной и всего такого». Подвести итог невозможно, ведь какой может быть ответ на этот вопрос, кроме 42, но общие рассуждения простираются вширь и нельзя сказать, что они банальны. Тут бы надо написать «заставляет задуматься», но это вам и без меня скажут. Какая книга, чёрт подери, не заставляет? Даже самая дремучая чушь заставляет задуматься. Например, о том, зачем ты её купил.

От лирического негодующего отступления обратно: помимо самой жизни интересного и умного человека, любопытно прочитать и про закулисную окололитературную кухню, про Довлатова, Лимонова, Толстую и писательскую тусовку в эмиграции — и про Вайля, само собой, куда ж Генис без него? Даже если сам автор по какой-то причине вам совершенно неинтересен и вертели вы вообще на острие своего интереса все биографии, когда художка нечитанная простаивает, читать про этих литераторов будет весело. В конце концов, никто не запрещает изучать книгу не целиком, а только отдельными главами, вызвавшими любопытство. Сами в таком случае дураки — много смешного потеряете.

Я влюбилась в комбо "чтец Игорь Князев + Петр Вайль", когда прослушала книгу "Гений места", поэтому "Родную речь" пошла слушать без раздумий. А ещё потому что я как раз достигла того витка жизни, когда с особенной жадностью хочется перечитывать и переосмыслять классику.

...диалектика жизни ведет к тому, что твердо усвоенное в школе преклонение перед классикой мешает видеть в ней живую словесность. Книги, знакомые с детства, становятся знаками книг, эталонами для других книг. Их достают с полки так же редко, как парижский эталон метра.
Тот, кто решается на такой поступок -- перечитать классику без предубеждения -- сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой. Читать главные книги русской литературы -- как пересматривать заново свою биографию. Жизненный опыт накапливался попутно с чтением и благодаря ему. Дата, когда впервые был раскрыт Достоевский, не менее важна, чем семейные годовщины. Мы растем вместе с книгами -- они растут в нас. И когда-то настает пора бунта против вложенного еще в детстве отношения к классике. 

Книга читается/слушается с чрезвычайной лёгкостью; мне понравилось не подглядывать в содержание и предвкушать: кто следующий? Малопонятный Белинский или любовь всей жизни Пушкин? Достоевский или Толстой?

Как будто с кучей любимых друзей повстречалась, наобнималась, по-новому на них взглянула. Единственная побочка от этой книги для меня — то, что хочется жадно перечитать все упомянутые произведения (а лишних часов в сутках по-прежнему не подвезли).

Очень хорошая литературоведческая книга для того, чтобы вспомнить позабытое и заново прикоснуться к любимому. Возможно, для кого-то более глубоко образованного (или имеющего личные эмоциональные сцепки с кем-то из авторов классики) некоторые утверждения покажутся категоричными и смелыми, но лично мне было в самый раз ("я по жизни так необразован, что всё время что-то узнаю", как говорится у Губермана): я люблю, когда мне что-то трактуют и объясняют.

Помимо всего прочего, книга завораживает динамикой, она НЕ СКУЧНАЯ (да, это важно подчеркнуть капслоком, когда идёт речь о классике), и сам по себе текст доставляет море удовольствия.

"Родную речь", журчащую, как ручей, сопровождает неназойливая,необременительная ученость. Она предполагает, что чтение -- это сотворчество. У всякого -- свое. В ней масса допусков. Свобода трактовок.

Книга в меру ироничная, очень глубокая, лиричная; книга, оставляющая после себя светло-грустное послевкусие.

Те, кто должны насадить завтрашний сад, вырубают сад сегодняшний.
На этой ноте, полной трагической иронии, Чехов завершил развитие классической русской литературы. Изобразив человека на краю обрыва в будущее, он ушел в сторону, оставив потомкам досматривать картины разрушения гармонии, о которой так страстно мечтали классики.
Чеховский сад еще появится у Маяковского ("Через четыре года здесь будет город-сад"), его призрак еще возникнет в "Темных аллеях" Бунина, его даже перенесут в космос ("И на Марсе будут яблони цвести"), о нем в ностальгической тоске еще вспомнят наши современники (фильм "Мой друг Иван Лапшин").
Но того -- чеховского -- вишневого сада больше не будет. Его вырубили в последней пьесе последнего русского классика.