Глава 7. Лиза и Осколок

Воздух здесь был густым, словно сотканным из тысяч мерцающих нитей. Лиза сидела на краю разбитого моста, чьи камни парили в пустоте, не подчиняясь тяжести. Под ногами простирался город-лабиринт: крыши домов сплетались в геометрические узоры, окна светились то кровавым алым, то ледяной синевой, а улицы извивались, как змеи, кусающие собственные хвосты. Мир между снами – место, где время текло вспять, а реальность дробилась на осколки.

Осколок, её спутник, не имел постоянной формы. Его тело переливалось, как стекло, брошенное в пламя: то вытягивалось в тонкую нить, то сжималось в шар, испещрённый гранями. Сейчас он напоминал человеческий силуэт, но лицо оставалось пустым – лишь мерцание, будто кто-то водил пальцем по поверхности воды, нарушая отражение.

– Они оба ключи, – голос Осколка звучал одновременно везде и нигде, как шелест страниц в заброшенной библиотеке. – Алексей видит истину, но боится. Виктор… он слеп, но его слепота – щит.

Лиза сжала в ладони камень – гладкий, тёплый, как живой. Она помнила, как нашла его у ручья, который тек вверх, к облакам. Стоило подумать о птице, и камень расправлял крылья, превращаясь в ястреба с перьями цвета ночи. Сейчас он был просто камнем, потому что ей нужна была тяжесть – что-то настоящее, чтобы не потеряться в этом танце иллюзий.

– Что будет, если они встретятся? – спросила она, проводя пальцем по шершавой поверхности. Камень слегка дрогнул, и на мгновение в его глубине мелькнул огонёк – крошечная звезда, пойманная в ловушку.

Осколок рассыпался на сверкающие частицы, обвивая Лизу, как вихрь из света. Холодок пробежал по её спине, заставив вздрогнуть.

– Иллюзия разобьётся, – прошептали его голоса, каждый – на разной высоте. – Стены их миров рухнут, и тогда… – Он замолчал, собравшись вновь в нечто, отдалённо напоминающее лицо. – Тогда выбор станет неизбежным.

Лиза закрыла глаза, пытаясь представить Алексея и Виктора. В её памяти всплывали обрывки чужих снов: Алексей, сидящий за столом с газетами, его пальцы дрожат над фотографией девочки в плаще – её фотографией. Виктор, бьющийся в паутине кошмаров, его крик, застрявший в горле, как шип. Она чувствовала их страх, словно это был её собственный.

– Почему они не видят? – прошептала она, открыв глаза. Город под мостом содрогнулся – где-то вдали рухнула башня, рассыпавшись на пиксели. – Почему они не верят?

Осколок замер, его грани потемнели, будто поглощая свет.

– Потому что вера требует отказаться от земли под ногами, – сказал он, и в его голосе впервые прозвучала грусть. – Люди цепляются за реальность, как за спасательный круг, даже когда океан кипит у их ног.

Лиза встала, и мост закачался под её шагами. Камни запели тонким, звенящим звуком, словно кто-то провёл смычком по струнам невидимой скрипки. Она подошла к краю, глядя в бездну, где плыли облака из пепла.

– А ты? – она обернулась к Осколку. – Ты тоже боишься?

Он колебался, его форма теряла чёткость.

– Я – отражение, – наконец ответил он. – Страх требует личности. У меня её нет.

Ложь. Лиза знала – он боялся. Каждый раз, когда трещины в мирах расширялись, его свет мерк, будто что-то высасывало из него жизнь. Она видела, как он прячется в тени руин, когда небеса начинали кровоточить чёрной смолой. Но спорить не стала.

– Что будет со мной, когда они выберут? – она сжала камень так, что тот запищал, превратившись на мгновение в мышь, и снова стал камнем.

Осколок приблизился, его холод коснулся её лба.

– Ты – проводник, Лиза. Твой путь закончится, когда они переступят порог.

Она кивнула, смахнув со щеки каплю чего-то похожего на росу. Проводник. Семь лет – или семь веков? – она вела их сквозь лабиринты снов, показывая путь тем, кто блуждал в потёмках. Но что ждало её за финальной дверью? Забвение? Или что-то хуже?

Внезапно воздух вздрогнул, и между ними возникло зеркало – треснувшее, запотевшее. В его глубине мелькнули силуэты: Виктор, шатающийся по улице под дождём; Алексей, лихорадочно листающий старые газеты в кафе.

– Они близко, – прошептал Осколок. – Встреча неизбежна.

Лиза прижала ладонь к стеклу. Холод проник в кости, но она не отдернула руку. В зеркале Виктор поднял голову, его глаза встретились с её взглядом – он её не видел, но что-то заставило его замереть.

– Он чувствует, – сказала Лиза. – Как Алексей чувствовал тогда, в библиотеке…

Осколок замер, его свет стал резким, режущим.

– Не вспоминай. Не надо.

Но было поздно. Память, острая как лезвие, вонзилась в неё.

– Мама, папа, посмотрите! – семилетняя Лиза тянет родителей к зеркалу в прихожей. В его глубине – не их отражение, а лес из хрустальных деревьев. – Там кто-то есть! Он зовёт!

– Лизонька, хватит выдумывать, – отец смеётся, но в его глазах тревога. – Зеркало просто запотело.

Она касается стекла, и мир взрывается светом. Родители кричат, но их голоса тонут в рёве ветра. Последнее, что она видит, – их руки, тянущиеся к ней сквозь вихрь, и тень с лицом из граней…

– Ты спас меня, – Лиза не отводила взгляд от зеркала. – Забрал меня у них.

Осколок молчал. Его молчание было ответом.

– Почему? – она повернулась к нему, и зеркало рассыпалось в пыль. – Почему ты сделал меня этим… проводником?

Он отступил, его форма дрожала.

– Потому что ты могла видеть. Большинство слепы. Ты… ты была пустым холстом. Готовой принять истину.

Гнев, горячий и неожиданный, поднялся в её груди. Камень в её руке превратился в кинжал с лезвием из звёздной пыли.

– Я была ребёнком! Я хотела домой!

Осколок рассыпался, избегая удара, который она даже не планировала наносить. Его голос зазвучал мягче:

– Дом – это иллюзия, Лиза. Как и семья. Как и любовь. Всё, что ты потеряла, – лишь тени на стене пещеры.

Она опустилась на колени, кинжал снова став камнем. Слёзы капали на его поверхность, оставляя следы, похожие на созвездия.

– Тогда почему это больно? – прошептала она. – Почему я до сих пор помню их голоса?

Осколок собрался рядом, приняв форму плаща, который накрыл её плечи.

– Потому что ты всё ещё человек. Боль – твоя последняя нить с тем миром.

Они молчали, наблюдая, как город внизу перестраивается: улицы складывались в новые узоры, окна гасли и вспыхивали в другом ритме. Где-то в этой мозаике Алексей закрывал папку с газетами, а Виктор прижимал ладони к трещине в стене своей квартиры.

– Что я должна сделать? – спросила Лиза, ощущая тяжесть камня-судьбы в руке.

– Ждать, – ответил Осколок. – И быть готовой заплатить цену.

Ветер подхватил его слова, унося в бездну. Лиза знала – когда настанет момент, ей придётся нарушить все правила. Проводник не должен вмешиваться. Но как оставить их одних перед лицом того, что идёт из трещин? Как позволить им упасть, когда она помнила вкус собственного падения?

Она сжала камень, и он взмыл вверх, превратившись в ястреба. Птица кружила над мостом, её крик разрывал тишину.

– Я помогу им, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому. – Даже если это будет последним, что я сделаю.

Осколок не стал возражать. Он знал – её человечность, эта смесь страха и сострадания, уже изменила уравнение. Иллюзия трещала по швам, и в трещинах проглядывало нечто древнее, голодное.

И где-то в глубине зеркал, на границе миров, часы начали отсчёт.

Глава 8. Встреча

Кафе "Эклипс" пахло жжёным кофе и старыми книгами. Алексей стоял у входа, сжимая в потной ладони смятый листок с адресом. Сквозь запотевшее стекло он разглядел Марту – её седые волосы были собраны в беспорядочный пучок, а пальцы нервно барабанили по папке с выцветшей надписью "1990". За окном моросил дождь, превращая огни уличных фонарей в расплывчатые жёлтые пятна.

– Опоздал на двадцать минут, – хрипло бросила Марта, когда он опустился на стул с протёртым виниловым сиденьем. На столе между ними стоял пузатый фарфоровый чайник, из носика которого валил пар, закручиваясь в спираль ДНК.

Алексей провёл рукой по лицу, пытаясь стереть остатки ночных кошмаров. С тех пор, как он начал расследовать историю Лизы, сны стали явью: зеркала шептались, тени в углах квартиры пульсировали в такт его сердцебиению.

– Вы уверены, что это безопасно? – он кивнул на папку. – После того, как в архиве…

– Охранник сам споткнулся о свой шнурок, – Марта хлопнула ладонью по обложке, поднимая облачко пыли. – Смотри.

Фотография выскользнула из её пальцев, как живая. Девочка лет семи в плаще с капюшоном, стоящая спиной к камере. На обочине дороги за её спиной – лужа, в которой вместо отражения неба плескалось нечто с щупальцами. Алексей почувствовал, как желудок сжимается в комок.

– Лиза Воронцова. Исчезла 12 сентября 1990-го. Родители утверждали, что она… – Марта закашлялась, будто слова застряли в горле. – Что она растворилась в зеркале.

Алексей прикоснулся к краю фото. Бумага обожгла пальцы. В ушах зазвучал тонкий звон, как будто кто-то провёл мокрым пальцем по краю бокала. Он вспомнил свой сон: девочка в плаще, ведущая его по коридору из разбитых стёкол, каждое из которых отражало разные версии его жизни.

– Почему вы показываете это мне? – его голос прозвучал чужим, будто эхо из колодца.

Марта наклонилась вперёд, и её глаза – мутные, с жёлтыми прожилками – сузились.

– Потому что ты видел её. Вчера. В три часа ночи у старого моста. – Она вытащила газету с заголовком "Следователь-любитель раскрыл дело о пропаже ребёнка". На фото под статьёй – он сам, но на десять лет старше, с сединой у висков. Дата: 2025 год.

Стул завизжал, когда Алексей отодвинулся. За спиной зазвенели колокольчики на двери.

Виктор стоял в проёме, промокший до нитки, с лицом, напоминающим треснувший фарфор. Его пальцы сжимали края чёрного плаща – точной копии того, что была на Лизе. Воздух в кафе загустел, заколебался, будто пространство стало жидким.

– Ты… – начал Виктор, но его голос утонул в грохоте.

Стена за столиком Марты взорвалась. Не треснула – именно взорвалась, выбросив в зал облако осколков, которые замерли в воздухе, как в замедленной съёмке. Алексей увидел за стеной – сквозь дыру размером с автомобиль – бесконечность: звёзды, плывущие в чёрной пустоте, и нечто массивное, извивающееся между ними.

– Не смотри! – Марта вскочила, опрокидывая стул. Её рука потянулась к портфелю, где торчал край чего-то металлического.

Но Алексей уже смотрел. Существо в трещине повернуло к нему лицо – вернее, скопление глаз, мерцающих как дискеты. Знание хлынуло в мозг волной статики: формулы на неизвестном языке, воспоминания чужих жизней, вкус металла на языке. Он закричал, но звук поглотила вода, хлынувшая из портала.

Виктор упал на колени, закрывая лицо руками. Его плащ трепыхался, как живой, пытаясь укрыть хозяина. Сквозь пальцы он бормотал:

– Это не настоящее, это не настоящее, я сплю, я сплю, я…

Холодная волна ударила Алексею в грудь, швырнув его к стойке бара. Бутылки с ликёрами разбились, окрасив воду в кроваво-красный. Где-то за спиной кричала Марта, но её голос обрывался, будто кто-то выключал звук.

– Возьми мою руку! – Алексей, цепляясь за барный стул, протянул руку Виктору. Тот покачал головой, его губы шептали: "Не трогай меня, не трогай, я заражу тебя, я…"

Стеклянная витрина за их спинами треснула. В воде, поднимавшейся уже по грудь, отражалось не кафе, а комната с зеркалами. Лиза стояла там, прижав ладони к стеклу с своей стороны. Её губы двигались: Сюда!

– Доверься! – Алексей вцепился в воротник Виктора, таща его к зеркалу. Вода теперь несла в себе обломки мебели, куски пола. Что-то длинное и гибкое щекотало его лодыжку.