Глава 2

De mortŭis aut bene, aut nihil.

О мертвых или хорошо, или ничего.

«Пражский трдельник»

«Дорогие читатели!

Сегодня произошло неприятное событие: ночью в Праге остановились знаменитые орлои^[10]. Пока причину поломки выясняют специалисты, в сети распространяется старая легенда. Напомним, что, согласно известному предсказанию, курантам приписывают магические свойства. Пока идут орлои, Чехию не постигнет несчастье, мор или война. Замолчавшие куранты, как известно, предвещают беду.

Причиной поломки часов также считают ночное землетрясение, эпицентр которого пришелся на Градчанскую площадь. В связи с внутренними разрушениями костел Святого Бенедикта закрыли на реконструкцию с самого утра.

К другим новостям: по собранным данным, страны Европы информируют о предположительной вспышке нового штамма гриппа, который наберет обороты к концу сентября.

Ваш Эл Вода».

Роули

Они вышли через главные двери костела. Вокруг стояли несколько полицейских машин, пожарная и скорая. На расстоянии пары метров от них люди в форме уже натягивали красно-белую ленту, оцепляя место. Случайные прохожие и постояльцы местных отелей столпились неподалеку: кто-то снимал на смартфон, кто-то указывал пальцем, а некоторые просто смотрели, будто действительно понимали, что здесь произошло.

Едва завидев Роули и Фауста, полицейские кинулись им навстречу, держа руки на раскрытой кобуре.

– Стоять! Ни с места!

Роули подавил желание тут же перенестись прочь. А Фауст, осторожно положив тело Лилит на тротуар из мелкой брусчатки, поднял руку и медленно засунул в карман, выудив оттуда документы.

Пока один из полицейских проверял его личность и разрешение на пребывание в стенах костела, другие стражи правопорядка отваживали зевак. Из машины скорой помощи показались медики с носилками и направились прямо к ним. Аластеру пришлось положить монашку на них.

– Я разберусь, – бросил Фауст, взглядом давая понять, чтобы Роули уходил, что тот и сделал. – Пропустите, пожалуйста, моего коллегу.

Завернув за угол здания, демон вытащил телефон словно бы для того, чтобы позвонить. Оглянулся и, удостоверившись, что никто не смотрит, он переместился в свои апартаменты. Жилье Роули располагалось в угловом доме того же перекрестка, на котором стоял его бар. Окна квартиры выходили на пересечение дорог и позволяли видеть парадные двери Абсентерии.

За спиной что-то упало. Он резко обернулся.

– Да вы издеваетесь!

Монашка, проклятая монашка, которую он только что оставил на носилках, переместилась вместе с ним. Сухая, скрюченная фигура лежала на паркете гостиной. Пыльное церковное тряпье мешком окутало мелкое тело. Нависнув сверху, Аластер недовольно цокнул языком – она была без сознания. Об этом говорили закрытые глаза и безвольно лежащая голова, немного повернутая в сторону.

«Надеюсь, сдохла», – подумал Роули и прислушался.

Нет. Ожившее сердце слабо, но билось. Мысль, посетившая его, как только он услышал грохот за спиной, сверлила голову.

В призыве он связывал себя с Лилит, но, похоже, прошедший не по плану ритуал привязал «это» к нему. И «это» теперь будет перемещаться вместе с ним, куда бы он ни отправился. Измененной рукой с острыми когтями Роули потянулся к шее монашки, намереваясь избавить себя от проблемы раз и навсегда.

В кармане брюк завибрировал телефон.

Аластер выпрямился, ехидно отвечая на вызов:

– Фауст! Что-то потерял?

– Она у тебя?

– Да.

– Значит, пусть у тебя и остается. Я приведу в чувство Лилит, а ты пока узнай, кто же с ней пожаловал.

– Зачем мне здесь монашка?

– А мне зачем?

– В сделке этого не было.

– Вот именно, поэтому она твоя забота. И да, Роули, не вздумай убить ее, если имеешь виды на Лилит.

Аластер сжал зубы и сбросил звонок. Засунув руки в карманы брюк и стоя в полумраке гостиной, он смотрел, как мумия приходит в себя.

На него уставились глаза цвета ясного неба, которые снова начала заполнять паника. Ее рот открылся, издавая хрипы, не способный исторгнуть внятную речь, а лицо будто бы стало выглядеть не таким сухим, каким было в костеле.

– Ты меня понимаешь? – спросил он на чешском.

Она медленно прикрыла веки, а затем открыла и снова посмотрела на него.

– Кто ты? – вырвалось у него, хотя Аластер и понимал, что голосовые связки в ее немощном теле, скорее всего, разрушены.

Роули зло потер шею, развязывая тесемки белого воротничка, который сыграл свою роль. Он бросил его возле лежащего на полу тела и ушел в ванную. Роули, бесспорно, мог сделать так, что одежда и тело выглядели бы чистыми, лишь пожелай этого, но стоять под теплыми струями в душе куда приятнее. Исчерпав годовой лимит воды одной из южноафриканских стран, он обернул бедра полотенцем и вышел из душа.

Его квартира с двумя спальнями, кабинетом и гостиной занимала половину этажа, а в сочетании с высокими потолками, казалось, и вовсе воровала все пространство здания.

Пройдя гостиную, он переступил через монашку, которая лежала там же, куда упала после перемещения, и Роули не собирался переносить ее куда-либо еще. Он обвел взглядом помещение, разделенное на несколько зон: антикварный диван, стоящий у стены напротив окон, и отреставрированный комод семнадцатого века легко контрастировали с новой черной мебелью и светлыми стенами. Картины с черно-белой графикой соседствовали с темными полками, где умещались старые фолианты на разных языках. Единственным диссонансом в жилище было тело, лежащее на черном паркете, и этот факт заставлял Роули кривиться.

Как и душ, сон был необязательным для Аластера, но он любил ни в чем себе не отказывать, поэтому отправился в спальню и улегся на просторную кровать с шелковыми простынями. Демоны по своей природе отличны от людей настолько, насколько могут отличаться камень и вода. Но долгая жизнь на Земле и сотрудничество со смертными изменили Роули, хотя он предпочитал об этом не думать.

Сны, которые были редкими гостями, в эту ночь посетили его. Роули сидел в машине, мчащейся по оживленной горной трассе, а навстречу ему несся грузовик. Аластер напрягся всем телом, пытаясь перенестись, но не смог. В момент столкновения он услышал девичий крик, и все потемнело. Роули перевернулся на бок, и сон сменился другим, оставляя в нем тревожащее чувство надвигающихся неприятностей.

Едва сумерки в квартире уступили место рассветному солнцу, в гостиной послышались тихие шаги. Роули моментально проснулся и прислушался. Потянулся всем телом, выгибаясь, словно огромный хищный кот. Скатился с кровати, взял из гардероба штаны и направился проверять незнакомку.

Она стояла в углу гостиной, прильнув к оконному стеклу. Низкая худая фигура в черной одежде, висящей на ней мешком.

– Окрепла, значит, – проворчал он, и фигура в католическом тряпье обернулась. Кожа на лице перестала напоминать сухой пергамент и сделалась обычной для женщины средних лет. А вот глаза не соответствовали облику – яркие и такие голубые, словно небо в погожий летний день.

– Кто ты? – снова требовательно спросил Роули, добавив в голос злых нот.

В глазах, устремленных на него, была лишь растерянность, граничащая с паникой. От ее кожи или одежды все так же странно пахло фиалками.

– Я не знаю, – ответила она по-чешски. Голос слабый, скорее девичий, чем принадлежащий женщине.

Роули подался вперед и схватил ее за подбородок, прикрытый белой тканью. Он заметил, что выражение лица стало еще более растерянным. А скулы, подчеркнутые монашеским полотном, украсил слабый румянец.

– Не знаешь? Или не хочешь говорить?

– Вы кто? Священник? Почему я здесь? Почему проснулась в костеле? – Ее голос обрел силу и зазвучал четче и увереннее.

Он отпустил монашку так же резко, как и схватил, и отошел на шаг.

– Меня зовут Аластер Роули. – Помолчал и досадливо констатировал: – Ты не врешь.

Тем не менее он продолжал внимательно отслеживать эмоции, появляющиеся на лице незнакомки.

– Вы знаете, откуда я? Я не понимаю, что происходит и как я вместо костела оказалась лежащей на полу в квартире. Я, наверное, монахиня?

Она отошла от окон и опустила взгляд на свою одежду: черная длинная туника, из-под которой у самых щиколоток выглядывали края двух нижних юбок, а затем подняла руку и тронула головной убор, состоящий из капюшона, закрепленного на пряжке, с вуалью на спине.

Роули покачал головой, а затем протянул руку, чтобы раздвинуть шторы. Машины уже вовсю спешили, превышая, впрочем, как и всегда, скорость на его перекрестке. Сентябрьское солнце медленно вставало, проникая лучами меж домов на узкие улицы.

Ему бы тоже хотелось знать, кто она. Он повернулся к незнакомке, рассматривая при утреннем свете. Та плакала: молча, подавляя рыдания так, что дрожал подбородок, и слезы бежали из распахнутых, разом покрасневших глаз.

– Я не знаю, кто ты, но выясню.

Еще раз зло выдохнув, Роули отлучился в кабинет, взял со стола ноутбук и, вернувшись в гостиную, уселся на диван. Монашка все так же стояла посреди гостиной, не двигаясь, словно начала превращаться обратно в мумию.

– Садись, – процедил он.

Она осторожно опустилась на самый край, подальше от него, и длинным рукавом привычки^[11] вытерла влагу со щеки.

– Ты знаешь, что это? – Он указал на раскрытый ноутбук.

– Ноутбук, – ответила она.

Из того, что она не испугалась вида из окна, обстановки комнаты и знала о существовании компьютеров, Роули сделал вывод, что умерла она относительно недавно, и это подогрело его любопытство.

– Как тебя зовут? – спросил он по-чешски.

– Я же сказала, что не знаю, – тут же ответила она с легким акцентом.

– Какая марка телефона тебе нравится больше всего? – Снова вопрос, но уже на немецком.

– Та, что названа в честь фрукта, – ответила она уже чисто, без усилий.

– Германия или Австрия? – тут же спросил он, надеясь, что она ответит так же по наитию.

– Австрия, – ни секунды не раздумывая, прошептала она, уставившись на него в явном замешательстве.

Роули быстро набрал новости и повернул к ней экран, но она помотала головой, словно в припадке, и ее тело начали сотрясать судороги. Он отложил ноутбук, схватил ее за руку, чтобы привести в чувство. Кисть со старческой кожей под его пальцами была холодной как лед и при этом сухой.

Появившееся желание просто устранить «эту проблему» снова пришлось подавить, и Аластер потащил ее в ванную комнату.

Король сделок обустроил ее таким образом, что не оставалось сомнения в величии владельца. Черный мрамор, минимализм и рога. Да, оленьи рога служили вешалкой для одежды, а также украшали потолок, свисая при входе и возле душа, неся на себе лампы. Душ располагался за стеклянной прозрачной перегородкой с правой стороны, а в центре помещения стояла ванна на бронзовых звериных лапах. Слева висело огромное зеркало и каменный умывальник. Рядом с ним – полки с туалетными принадлежностями и рядами полотенец.

Роули включил горячую воду и впихнул монашку в душевую кабину. Одеяние, пропахшее вековой пылью и фиалками, тут же намокло, но, кажется, это помогло. Она перестала трястись и просто замерла под горячими струями, склонив голову.

– Я принесу одежду, а ты избавься от этого мерзкого тряпья.

Он прошел в спальню, распахнул гардеробную с рядами одежды от кутюрье. Пальто, пиджаки, рубашки, свитера, жилеты, брюки, развешанные по цветам и оттенкам, а дальше повседневная и домашняя одежда, такая же дорогая, но сшитая из простых материалов. Полки с обувью и отдельные ниши для украшений и часов. Часы – это людское изобретение – нравились Роули больше всего остального.

Аластер приложил палец к губам, размышляя, во что ее обрядить. Она где-то метр шестьдесят, а значит, утонет в любой его одежде, Фер бы ее побрал. Выбрал тонкий бежевый свитер и кожаный пояс, отметив про себя, что придется купить ей что-то по размеру.

Он замер, обозлившись на собственные мысли.

«Какую, к бесам, одежду? Я что, нянька ей? Узнаю, кто она, проверю связь с Лилит и, если связи нет, убью».

Когда он снова вернулся в душевую, она так и стояла под струями воды в одежде.

– Я же сказал, сними с себя тряпье и помойся нормально!

– Если вы священник, вам не должно видеть, – запротестовала она, а он выругался и, бросив одежду на туалетную тумбу, вышел, грохнув дверью о косяк.

Выругался громко, со вкусом, припоминая, что и куда суют люди тем, кто их злит.

«Она и правда, скорее всего, была гребаной монашкой, дьявол бы ее побрал!»

Хотя знания о католических законах могли быть и у обычного верующего человека. Нет! Не мог обычный человек, каким бы он ни был верующим, оказаться в небытие.

Он в раздражении прошел в спальню, собираясь позвонить Фаусту и наорать, чтобы он забрал к себе старуху-монашку, но тут звук шумящей воды стих. Кинув телефон обратно на постель, Роули вышел в коридор как раз в тот момент, когда дверь ванной открылась.

На пороге стояла уже не монашка, но и не женщина.

Девушка.