Как мне подступиться к Золотому храму и попытаться объять необъятное? В одноимённом романе Мисимы напластовано столько смыслов и оттенков, что одного прочтения явно недостаточно. Это бесконечный коан, многодневная тема для медитации, которая с каждым новым подходом поворачивается к тебе другим боком, иногда совсем неожиданным.
Я сейчас напишу о том облике Золотого храма, в котором он мне явился при этом прочтении, но это отнюдь не значит, что я буду говорить о самом очевидном, самом важном для меня или каком-либо другом "самом". Просто в данный момент "Золотой храм" читается мной именно так.
Надеюсь, никого не удивит, что я не буду предупреждать о спойлерах, что Золотой храм сгорит. Хотя я встречала людей, которые искренне жаловались на то, что им проспойлерили финал фильма "Адмирал", дескать, помер адмирал-то, зачем об этом говорить. Впрочем, недостаток школьного образования у этих товарищей не равнозначен ценности сведений о Золотом храме, вряд ли много кто им в России интересуется. Тем не менее, факт остаётся фактом — Золотой храм существовал, в пятидесятом году некий монах его сжёг, а Мисима так впечатлился сим событием, что накатал отличнейший роман едва ли не в жанре криптоистории. То бишь он попытался реконструировать внутренний мир монаха (по его представлению, само собой), мотивы сжигания храма и как он вообще до жизни такой докатился.
Дальше много и скучно.
Главным гером "Золотого храма" является тонко чувствующий мир вокруг юноша, некая изолированность которого от общества определяется не только своеобразным складом ума, но и физическим изъяном. Мидзогути сильно заикается. Нам сейчас, возможно, это не кажется большой проблемой. Но, во-первых, японское понятие об отличиях человека от большинства несколько иное. Во-вторых, на дворе предвоенные времена, когда с толерантностью к недостаткам во всём мире было чуть хуже. Ну и, в-третьих, в Мидзогути с детства сильно чувство прекрасного (и тут во многом постарался — к счастью или огорчению — отец-священник), а заикание сильно эту картину прекрасного портит. То есть, Красота с большой буквы для Мидзогути изначально закрыта, и ничего он с этим поделать не может. Возможно, это ещё одна причина, по которой он совершает мелкие набеги на прекрасное (например, ни с того, ни с сего испещряет царапинами ножны кортика молодого уберменша, ибо уж очень они хороши). Не исключено, что от этого изъяна идёт и его постоянная тяга к тёмной стороне. Хотя с другой стороны, гармония, а значит и прекрасное, невозможна без тьмы, как и Янь без Иня будет недотыкомкой.
С детства идеалом Красоты и Прекрасного (это пошло, но я попробую всё-таки выделить это большими буквами, так как понятия действительно очень обширные, идеальные и едва ли не философские) для Мидзогути становится, собственно, Золотой храм. Отец столько рассказывает мальчику о нём, что в воображении храм становится настолько крутецким, что побивает все рекорды по поням и радугам. Совершенно логично, что настоящий Золотой храм в плоти и дереве разочаровывает главного героя. Потемневшее старое здание, всего-то и. Он сам не знает, чего ожидал от храма. Волшебника в голубом вертолёте? Блёсток и синдрома Стендаля? Ожидания не оправдались, но всё постепенно приходит в норму, потому что Мидзогути отнюдь не дурак. Он понимает, что в самом здании ничего быть и не может, это просто здание. Вся суть храма и Прекрасного — в символе, внутреннем дузовном смысле. И Мидзогути хочет интегрировать себя в Золотой храм, стать причастным великому Прекрасному. кто ж не хочет стать Золотым храмом?
У меня ещё шевелилась мыслишка на первых страницах, что Золотой храм заменял Мидзогути отца. То есть отец, конечно, в жизни мальчика был, исправно поставлял сведения об объекте фапа — храме — и... И всё. Чему ещё у него можно было научиться? Смирению, когда твоя жена на твоих глазах зажигает с другим? Мидзогути не может просто закрыть глаза в трудную минуту, как это делает его отец, поэтому он обращается к храму, как к источнику ответов на все сложные вопросы.
Самая моя любимая линия в романе — постепенное разделение героя на тёмную и светлую частичку души, а также появление двух двойников. Как водится, один светлый, другой тёмный, два весёлых гуся. Светлый Цурукава (крепитесь, имён в романе не так уж много, но все длинненькие) подпитывает прозрачность главного героя, его открытость миру и верность высоким идеалам. Уродливый и хромой Касиваги — тоже учитель, но хорошему он не научит. Касиваги отрицает мир, словно видит его искажённым, как на реверсе цветов. У него есть все возможности быть славным парнишей, но он предпочитает деструкцию. Так и получается, что Касиваги понемногу отравляет главного героя, ведь яд так легко усваивается юными податливыми организмами, а Мидзогути к тому же восприимчив ко всему и гибок, как стебель бамбука.
Интересная линия стыда, которая ярко показана не в одном только "Золотом храме", но и в других романах. Видимо, уж очень сильно эта тема припекала Мисиму. Главный герой совершает не одну гадость в своей жизни. Он очень хочет, чтобы его поймали, уличили, разоблачили, и это принесло бы ему возможность покаяться, а значит и прощение. Но всё не так просто. И опять же один из возможных подтекстов, почему главный герой решил сжечь Золотой храм, — он захотел очищающего огня, аки у Феникса. Сжечь всё дотла, вместе со своими внутренними проблемами.
Ещё одна из любимейших подтем романа — соотношение вечного и временного, как раз в контексте Прекрасного. Золотой храм, казалось бы, принадлежит ко временной рукотворной красоте. Со временем позолота поблекнет, доски сгниют, и даже при умелой реставрации это будет уже не тот Золотой храм. Но главный герой воспринимает это здание как символ, а значит Золотой храм существует для него в идеальном мире и принадлежит к вечной Красоте. Так что ничего удивительного, что он порывается его сжечь и освободить бренную оболочку. Ведь действительно позолота облупилась, а доски ссохлись, в памяти же потомков Золотой храм останется прекрасным и сияющим, совсем как в воображении Мидзогути-ребёнка.
Тут можно намедитировать себе ещё десяток причин, по которым Мидзогути взял спички и пошёл к храму. Выбирайте те, которые вам кажутся наиболее важными. Формальным поводом же станет присказка про "Встретишь Будду — убей Будду", главный герой идёт этому самому Будде навалять.
И вот тут очень интересный момент, который мне нравится в романе больше всего. Главный герой подходит к храму со спичками, завершены все приготовления, он понимает, что достаточно одного только движения и ничего его не останавливает... И он осознаёт, что храм-то сжигать необязательно. Это как со звуком падающего дерева, который неизвестно, есть ли, если его никто не слышит. У себя в голове он уже сжёг Золотой храм, деяние не может быть остановлено, а значит оно всё равно, что совершено.
С этого момента я настолько влилась в текст, что старалась читать помедленнее. По одной простой причине: я знала, что храм всё-таки будет сожжён. Это тот же умирающий Колчак, факт не изменить. Но храм существовал на страницах романа и параллельно в мире книги внутри моей головы, а значит, чем медленнее я читала, чем дольше храм имел возможность стоять. Пусть и в таком зыбком воображаемом месте.
Последние страницы романа довольно противоречивы по отношению к главному герою. С одной стороны, он вполне удовлетворён своим деянием, а значит оно что-то повернуло в его голове, и квест был закрыт. Правда, текст не даёт нам достаточно информации о том, что именно в его голове перещёлкнуло. по крайней мере, убивать себя главный герой раздумал. С другой стороны, вершины Прекрасного Мидзогути так и не смог достичь, хотя пытался. Не знаю, как соотносится храм-здание с его отношением к Прекрасному, но в самую высокую башню здания, а значит и на вершину Красоты от там и не смог забраться, хоть ты тресни.
В общем, это прекрасный, прекрасный, прекрасный роман. Многогранный, многоликий, многоумный и многохитрый. Всё в нём меня удовлетворило: и неспешность повествования, и ловкий сюжет, и красота перевода (спасибо, Григорий Чхартишвили), и обилие тем для обсуждения. То, что я к нему вернусь, сомнения не вызывает, потому что переварить такой объём информации в один присест просто невозможно. Да и не нужно. Есть тут такая особенная чисто восточная фишечка, когда они могут извлекать профит и удовольствие из обыденных вещей. Поставить вазу с одиноким цветком на стол и каждый день смотреть на неё другими глазами. Так и тут. Я ещё до фигищи тем не затронула, которые в романе поднимались, ни слова не вякнула про дзен-буддизм и отношения с женщинами, а уже из одного этого можно накатать отзыв более многобуквенный, чем сейчас перед вами. Но всё это я оставлю на потом.