Странно, с детства была уверена, что камушки, а потом хлебные крошки на тропинку кидала Гретель. Девочка казалась взрослее и ответственнее брата. Ну, хотя бы потому, что с ведьмой в финале расправляется она. Еще из детства помнилось, что это сестра посоветовала Гензелю просовывать сквозь прутья решетки куриную косточку вместо пальца, чтобы обмануть подслеповатую ведьму. А после и не перечитывала сказку ни разу.
Потому что у всего на свете свой начальный посыл. У сказки о Гансе и Грете помните, какой? Родители, посовещавшись, решают завести детей в лес и оставить там, опасаясь голода (дети - лишние рты). Понятно или еще раз повторить? Маленьких. Детей. Уводят. В лес. На смерть. А сами продолжают жить дальше. Никакие очаровательные детали, вроде цветных камушков, помогающих вернуться обратно в первый раз и склёванных птицами хлебных крошек во второй, не отменяют монструозного зачина. И никакая радость встречи в конце, подкрепленная богатством ведьмы, что принесли дети родителям, не сделает его небывшим.
Скажи, любить детей, заботиться о них, защищать их любой ценой от бед и напастей большого мира - это естественное человеческое поведение или патология? Естественное, считаешь. Я тоже. Откуда тогда эта сказка? Ее появление связывают с Великим Голодом, постигшим Европу в начале XIV века.Аномальное количество осадков погубило урожаи за несколько лет, что послужило причиной смерти от десятой части до четверти населения. Общественные правила перестали действовать. Многие родители бросали своих детей, некоторые продавали, чтобы купить себе еду. Понятно:
"В мире есть царь. Этот царь беспощаден. Голод названье ему".
Теперь так, я читаю сейчас "The Thousand Autumns of Jakob de Zoet" by David Mitcell, это не для понтов по-аглицки, просто читаю в оригинале и потому медленно, невольно уделяя деталям текста больше внимания, чем если бы книга была на русском. Митчелл модный автор, но люблю его не за то, конечно. Он хорошо знает Японию (действие романа конец XVII века в Стране Восходящего Солнца); о нем говорят, как о человеке, тщательно прорабатывающем матчасть и не допускающем грубых ляпов. Значит можно рассчитывать, что реалии книги не вступают с реалиями описываемых места-времени в вопиющее противоречие.
Дети. Девочка - одна из четырех дочерей бедного самурая, зарабатывает он на жизнь, торгуя рыбой. Когда монастырскому (ну. вроде завхоза) требуется проводница и прислуга "за все" во время поездки по их краям, отец сдает дочь в аренду. А по окончании визита монах спрашивает, хочет ли тот, чтобы девочка жила и работала при монастыре и получает радостное согласие - обузу с плеч сняли, о приданном не думать. За тринадцать лет никто не навестил и письма не прислал.
Мальчик - сын коробейника. Все ничего, да любит папа азартные игры и как-то Фортуна не на его стороне, проигрывает сына кожевнику. Пацан попадает в ад: в аду не серой воняет, а так, как в кожевенной мастерской (моча и экскременты использовались при выделке кожи, как дубильные вещества). Еще он режет кляч, проданных хозяину кто-то же должен это делать? А сыновья мастера по ночам, кхм, опустим. И когда ученик решается бежать, за ним отправляют двух охотников (чего еще надумал), не учитывая, что обретенная за несколько лет сноровка в обращении с ножом может распространяться и на двуногих животных.
Еще девочка. Родилась с уродством - острыми "эльфийскими" ушками. У деревни специальное место, куда неподходящих кондиций деток сносят, оставляя на съедение диким животным. Папа и отнес. Но ночью того дня в дверь к нему постучался местный провидец и сказал, что острые ушки - не проклятие. а благословение богини-лисицы и надо девочку спасти, если еще жива. Мужчины устремились к кругу острых камней и, о чудо - богиня сама кормила младенца млеком своих сосцов. Эту историю девочка много раз слышала от проповедника, который забрал чудо-ребенка и пошел странствовать по ярмаркам. Вонючие рты, кривые, косые, в язвах и болячках лица, корявые руки - самые ранние ее воспоминания. И все тянутся за исцелением, пока покровитель выкрикивает навязшую в зубах историю. А когда девочке пять, продает в бордель - не оправдала его надежд на красивое будущее.
Так что, любить детей - норма или патология? Все-таки норма, думаешь? И я с тобой соглашусь. Только в жизни, видишь, всякое бывало. И бывает. И вовсе не обязательно каждый, как мы с тобой. Но Мир движется в верном направлении, что бы ни думали об этом циники и пессимисты. Иначе, категорический императив заботы о них, сегодня был бы патологией.