Очень я разочаровалась, прочитав "Старую девочку". От историка, лауреата двух престижных премий не ожидала получить театр абсурда в декорациях сталинской эпохи.
А как неплохо всё начиналось и как довольно сносно и удобоваримо (для магического реализма) всё закончилось. Но в середине, когда более-менее вырисовалась общая концепция романа, стало возникать ощущение, что смотришь старый наивный ч/б фильм о войне, где Гитлер и немецкие солдаты изображаются пациентами ПНД с легкой степенью дебильности, только здесь в ролях умственно отсталых - Сталин и Ежов. А как иначе воспринимать людей, углядевших в действиях главной героини, Веры Радостиной, жены репрессированного замнаркома нефтяной промышленности, в её решении проживать в обратном порядке события своего дневника, который она вела 20 лет с пятилетнего возраста, угрозу увести за собой назад (это за революцию, к царизму, что-ли?) окружающие её массы города Ярославля, а в дальнейшем, видимо, и всего Советского Союза!
А чудесная идея собрать всех состоявшихся и гипотетических Вериных мужей и любовников в лагерь и держать их там, кого 15, а кого и 20 лет, что называется, до востребования, пока героиня в своих скитаниях до них не дойдёт?! Прямо как у Бродского: "Из забывших меня можно составить город..." У Шарова получается "Из любивших её можно составить зону."
А несчастный башкирский муж номер два, покинутый Верой с двумя детьми, мальчиком и девочкой, в лагере оказывается с пятью детьми мужского пола и примерно одного 15-летнего возраста (описывается, что на празднике они стоят все пятеро в основании гимнастической пирамиды, держа на плечах троих взрослых мужчин)! Это что, автор забыл содержание, пока писал?!
В общем, если бы не интересные исторические сентенции и довольно читабельный стиль изложения, всё было бы намного грустнее.
Идея романа, даже если принять во внимание достаточно прозрачную аллюзию на то, что Вера Радостина - это вера, и что народ возвращается не к Вере, а к вере, показалась мне чрезвычайно наивной.