И все же самый последний бег в его жизни был полон счастья, и он получил доказательства того, что смерть – это всего лишь вопрос стиля.
На самом деле, ничто не вопрос стиля. Изначально все хаос и боль от захлестывающих тебя нитей чужих судеб. Перепутанных сетей, где бьешься оглушенной рыбой, пока не является проводник мировой гармонии. И все освещается: видишь яснее, можешь дышать, имеешь силы идти. Их много, таких людей-маяков, они разные. Для кого-то Боэций и Кьеркегор, для другого Зеланд и Свияш, а кому Кафка и Набоков.
"Под знаком незаконнорожденных" в конгениальном со всем, кроме заглавия, переводе - это Bend Sinister, второй английский и самый кафкианский роман Набокова. Невыносимой горечи смысл, облеченный божественной прозой. Книга, которая отчаянно нуждается в том, чтобы кто-то рассказал о ней, хотя бы вполовину, хоть на десятую, сотую часть так хорошо, как она того заслуживает. Я постараюсь и начну с названия.
"Bend Sinister" в геральдике, где для цвета и расположения любой детали есть свое значение - это лента, которая пересекает герб из верхнего правого угла в нижний левый, означая незаконнорожденного отпрыска. Бастарда. И хотя Набоков говорил: "Изъян названия в том, что оно побуждает читателя, ищущего в книге "общие идеи", отыскивать их и в этом романе», - отказаться от возможности интерпретировать заглавие, которое автор зачем-то же сделал именно таким, значило бы отказ от попытки осмыслить. В моем понимании - "под властью ублюдков".
Теперь о содержании. Ученый с мировым именем Адам Круг один воспитывает восьмилетнего сына Давида после смерти любимой жены Ольги. В его стране недавно произошла революция, в результате которой к власти пришел бывший одноклассник Круга, Падук. Установившийся строй Эквилизм провозглашает общее равенство, отрицая качественные различия между людьми ( а - приставка отмены, quality - качество). Столица переименована в Падукград (ничего не напоминает?).
Падук, над которым яркий одаренный популярный Круг в школе насмехался, прозвав Жабой, намерен теперь поставить его авторитет и влияние на службу моральному оправданию своей идеологии. Диктатуры во все времена широко пользовались этим приемом. Адам, однако, отказывается, он вообще не готов воспринимать Жабу всерьез, и очень зря. Сначала его лишают возможности работать. Потом арестовывают всех друзей и единомышленников. После внедряют в его дом служанку, агента ГБ (гимназических бригад, род гитлерюгенда) нимфетку Мариэтту, которая безрезультатно пытается соблазнить хозяина.
И в тот самый момент, когда Круг, ненавидящий ухватки развязной девицы, готов уступить разожженной ее натиском похоти, собственно - уступает, в дом врываются юнцы из ГБ, Круга увозят, а Давид остается дома под их надзором. Это последняя треть романа, время, когда набоковская витиеватость и словесная избыточность сменяются экономной емкой, невыносимо больной прозой. А дальше совершенный кошмар, от которого задыхаешься.
В обмен на гарантии безопасности для Давида, Круг соглашается на роль буревестника революции и рупора системы, однако ребенка, отдают на растерзание самым отъявленным мерзавцам из числа уголовников (а вот не обзывай диктатора жабой, умник). Под запись на кинопленку. Которую после демонстрируют отцу, с извинениями - ошибочка, мол, вышла. Бывает: лес рубят - щепки летят. Но мы устроим вашему мальчику пышные похороны и поставим дорогой памятник, а виновных ГБ-шников вы можете уничтожить собственными руками. Круг сходит с ума и застрелен при попытке убить Падука.
Это все. Окончание разрывает душу в клочья, при том, что первые две трети изысканная словесная эквилибристика, которую лучше бы не браться читать неподготовленному человеку. Проза той степени смысловой насыщенности и стилистической изощренности, какая ментально- недостаточным читателем воспринимается как личное оскорбление. И нет, это не для того, чтобы обидеть, но за тем, чтобы дать представление о мире, в котором обитали Круг и Ольга, частью которого должен был стать Давид. Как бы понятнее - таком, в котором у радуги не семь, а семьдесят оттенков.
И, наконец, о русском переводе романа. Сергей Борисович Ильин был гениальным переводчиком, возможно единственным, достойным переводить Набокова, и с Bend Sinister в очередной раз блестяще это доказал.