Цитаты из книги «Хубара. Сирийский дневник. Ливанская война»

Молодой переводчик, зачем-то передёрнул, уже заряженный автомат, направив его на Белова и Кульницкого. Выдернутый из автомата патрон, покатился по песку. Убежавших не было видно за углом сарая но, судя по тому, что главарь вскоре удовлетворённо опустился в кресло, было ясно, что беглеца поймали. Через некоторое время, его окровавленного, с разбитым лицом, поставили перед хозяином. Тот вскочил с кресла, начал орать, размахивая руками, и несколько раз ударил солдата по лицу. Солдат, вырываясь из рук бородачей, в ответ плюнул кровью в его свирепое лицо. Главарь заверещал, как резанный, вытирая рукавом френча испачканную бороду. Быстро что-то заговорил, указывая пальцем то вверх, то на солдата. Пнув его ногой, прорычал несколько раз какую-то длинную фразу. Ливанца повалили на землю, вниз лицом. Порвали на спине форму. Худой сел ему на голову, прижав руки. Толстый, долго бегал возле брыкающихся ног, и лишь после окрика главаря, отважился сесть на них, прижав к земле руками. Худой вытащил из ножен, висящих на поясе, длинный, узкий, сверкающий на солнце, нож. Кротким движением опытного мясника, посредине лопаток, от плеча, к плечу, сделал глубокий надрез. По спине несчастного, брызнула кровь. Солдат вскрикнул, окровавленная спина, судорожно содрогалась от нестерпимой боли. Запустив, длинные, грязные пальцы в надрез, резкими движениями всего корпуса, отклоняясь назад, палач начал сдирать кожу, вместе с мясом, от лопаток, к голове. Сопровождая каждый рывок, выдохом – «Ах! Ах!». Солдат закричал, каким-то животным, не передаваемым криком, будоражащим воздух на одной, высокой ноте, жуткий в своей безысходности и обречённости. Ноги, в тяжёлых армейских ботинках, бороздили землю, упираясь носками в мягкий песок, пытаясь выползти, из-под сидящего мучителя. Руки, ломая ногти, скребли землю. Тело дёргалось и изгибалось, что ещё более приводило палачей, в какой-то звериный экстаз, распаляя всё больше, и больше.

бросились следом, подгоняемые воплями, привставшего с кресла, предводителя

то нереальности происходящего, как будто это было кино. Сейчас кончится сеанс, зажгут свет, люди выдут на улицу, где всё, как прежде, светит солнце, и щебечут птички. А весь этот ужас, останется там, в тёмном и пустом зале. Закрутив свободный конец верёвки за столб, мучители вернулись к солдату. Схватив подмышки, они попытались подтащить его к сидящему хозяину. Но боец, каким-то невероятным образом, как уж, выкрутился из рук палачей и побежал. Перепрыгнул через забор, но споткнулся и упал, пока преследователи оббегали через калитку, вскочил и побежал по полю. Оба бородача

Первым к трону подтащили упирающегося старика, ударом по ногам, поставили на колени. Тот стоял возле белых кроссовок бандита, опустив голову, лёгкий ветерок, шевелил его седые волосы. Главарь что-то громко и враждебно спросил. Стоящий рядом, молодой, с редкой бородёнкой, по-видимому переводчик, выражая всем своим видом, угодливость и заискивание, перевёл. Старик глухо ответил, крупные слёзы покатились по его изрезанному морщинами лицу. Не вставая с кресла, главарь толкнул его ногой в грудь. Старик упал на спину, подогнув под себя босые, грязные ноги. Толстый и худой бородачи, подхватив его под руки, потащили к петле. Согнув пополам, лицом к земле, связали верёвкой, на костлявой спине руки. Худой бандит накинул петлю на голову несчастного. Ухватившись за верёвку, свёрнутую на земле, бородачи, без усилий, вздёрнули лёгкое тело к самой перекладине. Старик закружился в петле, захрипел, глаза выкатились из орбит, изо рта пошла пена. Белов отвернулся, его не покидало

Из открытой двери дома, медленным шагом, чувствуя на себе взгляды стоящих людей, важно появился средних лет, бородатый, с надменным выражением лица мужчина. В военном, старомодном френче, с накладными карманами и, неким подобием тюрбана, на голове, как новогодняя ёлка обвешанный оружием. На ногах этого господина, ярко выделялись белые кроссовки, с красными рантами. Он был похож на хозяина гарема из кинофильма «Белое солнце пустыни». Пока владелец френча, важно, с чувством собственного превосходства, подходил к своему импровизированному трону, медленно перебирая в руках костяшки чёток, умащивался на нём, Белов, желая отвлечься от отвратительного вида петли, лихорадочно, как будто от этого зависела его жизнь, пытался вспомнить имя этого киношного персонажа. На ум приходили имена и фамилии других героев – Сухов, Махмуд, Гульчитай, Петруха, но как звали этого

скрученным узлом, какие обычно изображают на картинках. Другой, длинный конец верёвки, лежал на земле, свёрнутый в кольцо. Эта, покачивающаяся на лёгком ветерке петля, как магнитом притягивала взгляд Белова, не давая сосредоточиться ни на чём, другом. Вполуоборот к стоящим пленникам, возвышался старинный стул, с резными ножками, по-видимому, единственная, ценная мебель, этого бедного жилища.

Заскрипела открываемая дверь, впустив в полумрак сарая яркую полосу света. Согнувшись в низком проёме, вошли два бородатых, свирепого вида, мужчины средних лет. Увешанные оружием, с автоматами в руках. Лица обоих выражали необъяснимую ярость и злость. Пинками, ударами в спину и громкими криками, на незнакомом языке, они вытолкали за дверь, мальчишку, лет двенадцати, старика, в длинной, арабской одежде, и солдата, в ливанской военной форме. Затем, вернулись за Беловым и Кульницким. Подбадриваемые ударами, держась друг за друга, пленники выползли на свет, и построились вдоль стены дома. Двор представлял собой три одноэтажных убогих здания, стоящих буквой «П», по-видимому, жилище какого-то земледельца, брошенное хозяевами. Возле забора, сложенного из камня, стоял древняя соха, и одноосная тележка, на высоких колёсах, которые обычно таскают ослики. Справа, полуразрушенный навес, на деревянных столбах, с торчащими, кривыми стропилами. На одной, покачивалась под порывами ветра, зловеще висела петля. С толстым, фигурно

деле. А я, – твой русский переводчик. Договорились? Если хочешь выжить, соглашайся! Ошарашенный услышанным, Белов промолчал.

ждёт та же участь, я не выберусь отсюда один. Поэтому мы должны, в один голос говорить, что ты тот, кто есть на самом де

– А я, командир танковой роты армии обороны Израиля, – увидев удивление на лице Белова, сказал, – об этом поговорим позже. Сейчас, в интересах нас обоих, говорить, что мы оба русские, что, впрочем, является истиной. Насколько я понял, арабским ты владеешь, как говорят, со словарём. Я разговариваю прилично и могу быть переводчиком. Извини, пока ты был без памяти, я тебя обшарил – у тебя нет никаких документов. На сегодня, у меня тоже. По-моему, мы в плену у иракского формирования. Народ свирепый, фанатичный и безжалостный, человека убить, что муху пришлёпнуть. Но, эта территория должна контролироваться Сирией, значит – просирийское формирование. Самое печальное, что они принимают нас за евреев, что тоже, наполовину правда. Но, и большое – «но!», состоит в том, что мы связаны друг с другом. Без меня, они решат, что ты израильтянин и, без колебания, повесят. Есть у них такая народная забава, – грустно улыбнулся Кульницкий, – ты просто не объяснишь, что это не так. Без тебя, мен