Глава третья

Лис хмыкает, и я его понимаю. Просто как в кино, но колонна странная, никак на танковую роту не тянет. Или потрепали их уже, или здесь не все, то есть «птица-говорун» нужна. В те самые времена это называлось «язык». Два мотоцикла с пулемётами, три лёгких танка, две «тройки», и всё. Больше на маневренную группу смахивает, чем на танковую роту. Сейчас они как раз стоят, жру… принимают пищу, а мы их в оптику разглядываем.

– Ну, самокатчикам я самокаты продырявлю, – задумчиво произносит он. – «Тройки» одним залпом, а там и «двойки» можно, если нам, конечно, не нужен танк.

– А зачем нам танк? – не понимаю я.

– Ну как… покататься, – делает он умильную рожицу, отчего я хихикаю.

Шутки у нас, конечно, специфические, но оно и понятно. Кстати, о танке вопрос интересный, особенно если детей найдём, но это уж Змей решит, командир у нас он. Вообще интересно, это всё или ещё что-то будет? Потому что пять танков – это взвод, но, учитывая смешанный состав, действительно напоминает группу прорыва или рейдовую, например. Мотоциклисты за разведку, лёгкие танки с ними, а те, что потяжелее, замыкают. Всё логично, кажется.

– Лис работает по разведке, – негромко сообщает Змей. – Я тут немножко пошуршу.

– Давай лучше я, – предлагает ему отлично понявший, что нужно сделать, Лис.

– Давай лучше ты, – соглашается командир, кивнув Доку. – Трубы к бою.

– Док понял, – подтверждает тот, вынимая заряды. – Сюда бы «шайтан-трубу», шашлычок бы сварганили.

Тоже шутит, но он прав, реактивным огнемётом мы бы их прямо в консервах… Впрочем, задача пока простая – лишить техники и взять кого-нибудь поговорить. Потом уже будем разбираться с этой фантастикой. Вот только почему мне кажется, что мы будто в поддавки играем?

– Серёжа, – говорю я ему мимо гарнитуры, – нет ощущения, что всё как-то просто получается?

– Знаешь, Вязь… – он вздыхает. – Как во сне, бац-бац…

– Готовность, – слышится голос Змея в гарнитуре.

Я приникаю к оптике своего оружия и вдруг вижу, что офицер в люк залезать не хочет, а наоборот, застывает в таком положении. Я ещё некоторое время наблюдаю, понимая, этот танк надо брать. Во-первых, машина командирская, во-вторых, сам офицер, которому я аккуратно прострелю плечико, чтобы он не участвовал в общем веселье.

– Лис, – зову я, – переднему по щелям попадёшь?

– Как два пальца, – отзывается он.

– Работаем после меня, – предупреждаю я всех, услышав три щелчка.

Правила обмена мы, на самом деле, очень лихо нарушаем, но учитывая, что спутников нет, то и частоты наши вряд ли засекут, хоть песни пой. По крайней мере, я так думаю. Учитывая очень спокойно готовящихся фрицев, имею право. Мотоциклы могут стать проблемой, но Лис, думаю, их уже учёл. Поэтому в тот момент, когда офицер поднимает руку, он получает в неё мою пулю и вереща падает вниз, а с нашей стороны две реактивные гранаты делают танки историей. При этом товарищи десантники перезаряжают духовой оркестр и делают ещё два танка историей. Мотоциклисты явно в панике рвут дальше по дороге, даже не успев осознать тупиковость такого решения, ибо сдвоенный взрыв отправляет их вслед за танками… А нет, шевелится, гадёныш…

Я внимательно выцеливаю того, к кому ненависть у любого русского просто генетическая, и заканчиваю его историю. В это время решивший было убежать танк, последний из оставшихся, уже никуда не бежит, а его товарищи вообще выглядят так, как будто их консервным ножом вскрывали. Что-то мне не сильно верится, что это должно так выглядеть, но глазам я верю, как и тому, что выжить там некому.

– И как выкуривать будем? – интересуется Змей, наблюдая, как Док работает над орудием да пулемётом танка, а у меня буквально всё застывает внутри от страха за Серёжу.

– Шашку под башню, – предлагаю я. – Они вроде негерметичные были. Только погоди, я его предупрежу.

Немецкий у меня поставленный, причём не литературный «высокий», а настоящий швабский, который немец из Берлина и поймёт-то с трудом. Это мне, кстати, на руку, за свою сойду. Именно поэтому при помощи Серёжи я забираюсь на броню и громко сообщаю в вентиляционное отверстие, разумеется, по-немецки:

– Вы нарушили приказ, поэтому будете сожжены во славу Германии! – и пафоса побольше, а заканчиваю «ведьминским» хохотом, кивнув Серёже.

Он прикидывает, откуда дует ветер, дёргает шнурок шашки и осторожно оставляет её на броне так, чтобы дым максимально окуривал машину. Ну эти шашки «от вредителей» очень хорошо действуют на всяких… И противогазы ими проверяют, и насекомых в сельском хозяйстве. Полезная они штука, полезная.

И действительно, спустя некоторое время вылазит весь в соплях и слезах офицеришко немецкое. Его ребята хвать – и на землю-матушку, а Лис в это время проверяет технику. Так, теперь моя очередь расспрашивать, и все это понимают. На лице у меня боевой грим, форму такую немец не видел никогда, так что нас не идентифицирует. Ну и обгадился ещё, конечно, да слёзы взгляд застилают.

Поначалу вопросы простые – имя, звание, хотя я и так вижу, откуда он такой красивый, ну и так далее. Затем перехожу к тому, что нас интересует: почему состав такой, с какой целью напал на поезд, почему прервал выполнение задачи ради развлечений. Вот от этих вопросов лейтенант краснеет, но я киваю Серёже, принимающемуся ломать нашему «языку» пальцы. От этого он сразу разговорчивее делается и выкладывает всё, как есть.

– Здесь Вязь, – сообщаю я уже по-русски. – Это передовая группа, оторвавшаяся от своих. Прошу разрешения поступить с «языком» так же, как он с нашими детьми.

Все отлично понимают, что именно я имею в виду. Теперь нам, кстати, детишек искать, потому что эти убили не всех. Ребята утаскивают немца приводить приговор в исполнение, а я опять внимательно смотрю на буквально разорванные танки, поражённые нашими боеприпасами. И вот кажется мне, что не с чего им было так бумкать, а это возвращает к мысли о кино или иллюзии.

Взрёвывает танк, оказавшийся вполне на ходу, затихает последний крик фрица, и снова тишина падает на лес. Теперь-то задача посложнее – найти и опознаться с испуганными детьми. Это само по себе непросто, ведь это для нас шесть десятков лет прошло, а для них – три дня всего, если фриц не соврал, а это очень вряд ли. Значит, так тому и быть.

***

Удобная машина танк, но громкая слишком, поэтому его ребята отогнали в лес, а дальше мы ножками. Идей, где искать детей, у нас нет, поэтому вариант только прочёсывать лес. Вчетвером – это даже не смешно. Я пытаюсь поставить себя на место детей той поры, но почему-то не могу. Мрачно грызу галету, пытаясь что-то придумать.

– Там, где мы прошли, никого не было, – медленно произношу я. – Или они отмигрировали дальше в лес, или мы просто не дошли.

– Или в другую сторону идти надо было, – замечает Серёжа. – Мы же на дорогу под прямым углом вылезли.

– Вариант… – произносит Змей, уже тоже поверивший, что основная наша задача – дети. – Тогда надо в обратную сторону пройтись.

– Проехаться, – вношу я предложение.

Ребята это предложение поддерживают, поэтому мы заползаем в танк. Ну меня сажают внутрь, Док за управление, а ребята сверху – местность разглядывают. Дети есть дети, они след обязательно оставят, надо только этот след увидеть. Машина взрёвывает двигателем и споро едет в обратном направлении, оставив за собой всё, во что превратились немцы сорок первого года.

На самом деле, конечно, сплошная фантастика, помноженная на кино, потому что такого не бывает. Так танк, даже лёгкий, может вскрыть только внутренний взрыв, да и то, если его вообще хорошо взрывчаткой начинить, насколько я всё-таки знаю. Да и вообще, как мы их взяли, именно кино напоминает.

Танк останавливается. Значит, ребята что-то увидели, ну или бензин закончился, тоже может быть, но тогда мне бы Серёжа сказал, а он просто среагировал на команду, которую я также услышала, но не среагировала. Поэтому лезу наверх, чтобы узнать, что, собственно, нашли. Интересно мне очень, ну и Серёже интересно, но ему шевелиться команды не было, потому он сидит, где посадили.

– Чего тут? – интересуюсь я.

– А вот, – хмыкает Лис, ткнув пальцем.

Я вглядываюсь – впереди сплошной стеной стоит лес, дороги нет. Обрывается, как ножом обрезали. Слезаю с машины, подхожу к срезу, трогая его ногой, ступаю на траву, осознавая – дальше дороги не было никогда. То есть или надо теперь в другую сторону катиться, или… И вот тут рядом со мной, как телепортировавшись, вдруг оказывается Серёжа, указывая перстом своим… Некультурно тыча пальцем в обломанную ветку. Значит, нам точно сюда.

– Идём осторожно, чтобы не напугать, – советую я ребятам, сразу же мне кивнувшим.

Шагаем молча, в основном жестами переговариваемся, потому что тишина вокруг, что для леса нехарактерно, и любой звук хорошо слышен будет, а нам нужно найти детишек до того, как они услышат нас. Испуганные, наверняка голодные, а нам их выводить, и не факт, что получится просто. Может быть, среди них есть кто-то дорогой нашему начальству? Да нет, вряд ли, тогда бы раньше почесались, а не сейчас. Ладно, всё равно на отсутствии информации версий не построишь.

Явно заметны следы волочения, значит, дети ещё и ранены, что вполне логично. Интересно, как они от точки входа досюда добрались? Сколько их? Нет пока ответов на эти вопросы. Зато есть следы, по которым мы идём, охватывая с двух сторон, чтобы, если даже испугаются, не ловить их по всему лесу.

– Стоп! – показывает Лис.

Дальше следует активная жестикуляция, демонстрирующая, что кого-то мы нашли. И действительно за кустами что-то белеет, при этом, если прислушаться, можно услышать сдавленное поскуливание, на лисье похожее, но я уже понимаю, что животных здесь нет. Достав из кармана набор, стираю с лица камуфляж, чтобы не напугать, и иду вперёд.

– Здравствуйте, дети, – здороваюсь я из-за кустов, в ответ же слышится выстрел, прямо в молоко, то есть неизвестно куда. – Не надо стрелять, мы свои.

– Вы кто? – слышу я мальчишеский голос и едва успеваю поймать себя за язык. Не помню я, была ли уже тогда именно военная разведка как центральный орган.

– Осназ НКВД, – отвечаю я, выходя из кустов в полной готовности броситься на землю.

Но держащий в руках разряженную винтовку мальчишка уже видит красную звезду, садится на землю и плачет. Я же быстро оглядываю небольшую поляну, на которой в основном лежат окровавленные дети. Перевязанные чем бог на душу положит, они смотрят на меня с такой надеждой, что сердце на мгновение замирает.

– Серёжа, ты здесь нужен! – нарушая все правила, зову я Дока. – Очень!

На поляну выскакивают ребята, при этом Лис просто не может сдержаться от такого зрелища. Одно дело читать, совсем другое – вот так. Мы выдёргиваем индивидуальные аптечки, Серёжа разворачивает своё, и начинается работа. При этом дети чуть постанывают, но не кричат, только одна из них, малышка совсем, тихо плачет. Больно ей очень.

– Серёжа, глянь, – зову я его, на что Док отвлекается моментально, взглянув на ребёнка. В следующий момент он колет ей прямо сквозь одежду что-то из шприц-тюбика.

– Надо покормить и эвакуировать, – сообщает он мне. – Больше половины неходячие, а остальным тоже не сильно весело.

– Вот и танк пригодится, – хмыкаю я, понимая, что решение так себе, но получше, чем растрясти раненых пешком.

– Мы у гитлеровцев танк отняли, – с улыбкой объясняет Лис, а я вижу эти глаза.

Мы заканчиваем с перевязками, теперь надо покормить. Не все дети контактные, они начинают рассказывать нам, что случилось, и я понимаю – просто жизненно необходимо им дохлых фрицев показать, чтобы они увидели. Мне сейчас неважно, кино это или нет, я вижу перед собой травмированных детей, которых очень хотели убить нелюди. Правда, тех нелюдей уже нет, но вот каково будет именно им уже в нашем времени, когда вокруг нет ничего знакомого?

– Змей, – негромко произношу я, – надо деток расспросить, имена-фамилии, чтобы знать… Потому что вдруг не за спасением послали?

Он сразу же понимает, о чём я говорю, – что если задача не спасти, а совсем наоборот? Чтобы, например, не выплыл какой наследник неучтённый или ещё что-то в таком духе? Может ли такое быть или я уже паранойю раскатала?

– Как тебя зовут, маленькая? – интересуюсь я у уже успокоившейся девочки с очень нехорошим ранением.

И вот когда звучит фамилия, я понимаю, что моя догадка может иметь право на жизнь. Но тогда понятно, отчего никакой вводной не было. Кто-нибудь «ошибётся», и нас всех накроет в момент доклада или эвакуации, например. Как там наиболее вероятные противники говорят? «Хьюстон, у нас проблема».