Приодевшись по последней бухарской моде в лаковые штиблеты, стального цвета брюки-галифе, белоснежную косоворотку и серый парусиновый пиджак, Агабек в поисках очаровательной незнакомки устроился в станционном буфете, у выхода на перрон. Внимательно вглядываясь в толпу, спешащую на утренний поезд, он, по давней своей привычке, находил в толпе наиболее любопытные лица, пытаясь угадать по мине, застывшей на лице, о чем снующие мимо него люди думают. Агабек считал себя неплохим физиономистом. Работая с агентурой, он частенько убеждался в этом. Намечая себе очередной объект для вербовки, он старался узнать о нем как можно больше, и не только анкетные данные, но и мельчайшие подробности его жизни, влияющие на его характер, поступки и интересы. Особое внимание он уделял проблемам и неисполненным желаниям. Владея этой информацией, он, как правило, выстраивал четкую систему мер воздействия на человека, на его болевые и сладострастные точки.
Задумавшись, Агабек чуть было не пропустил томный взгляд черноглазой красавицы, случайно брошенный из-под длинных ресниц.
«Так это же она! – возбужденно подумал Агабек, вспомнив рассказ Лациса. – Конечно, это же она!»
Не показывая виду, что женщина его интересует, Агабек последовал за ней. Сначала он хотел, пробравшись первым в вагон, предложить ей при посадке свою руку, но тут же от этой джентльменской идеи отказался.
«Это будет слишком навязчиво», – подумал он и, когда на перрон подали железнодорожный состав, спокойно, следуя в отдалении от своего объекта, разместился на крайней, отполированной до блеска деревянной скамье. Вскоре поезд тронулся, и за окном замелькали серые стены и голубые купола многочисленных медресе и мечетей. За городом, на бескрайних полях уже вовсю кипела работа. Одни дехкане с помощью буйволов, деревянными сохами пахали, как в древние времена, землю, другие сучковатыми бревнами боронили ее, третьи чем-то засевали вспаханные пашни.
«Ну прямо настоящая сельская идиллия, – подумал Агабек. – Даже не верится, что вокруг вот уже который год идет борьба не на жизнь, а на смерть».
Неожиданный женский вскрик оторвал Агабека от витавших вдалеке от реальной действительности мыслей.
– Ой! Мою сумочку украли!
Резво вскочив, он увидел, как, расталкивая локтями пассажиров, к межвагонной двери бежит крепкий детина выше среднего роста, в рваном халате, накинутом на голое тело, и прохудившихся чувяках. Пассажиры испуганно расступались при его приближении. Оборванец имел такой, поистине разбойничий вид, что никто не решался стать у него на пути.
Поравнявшись с крайней скамейкой, он уже намеревался улизнуть в дверь, когда Агабек резко подсек его подножкой. Тот грузно рухнул в проходе, выпустив сумочку из рук. Агабек, повернувшись спиной к поверженному вору, поднял сумочку и стал искать глазами ее владелицу. В середине вагона, в проходе между скамьями, стояла перепуганная женщина, по описанию Лациса похожая на Соломею. Силясь что-то сказать, она вместо этого безмолвно хватала открытым маленьким ротиком воздух.
Агабек, перешагнув через замершего на полу детину, направился к ошарашенной наглым грабежом женщине.
Детина, увидев, что обидчик не собирается сдавать его в милицию, вскочил на ноги, погрозил Агабеку огромным кулаком – и был таков.
– Возьмите, товарищ, вашу сумочку. – Агабек протянул свою неожиданную добычу Соломее.
Женщина, заполошно взмахнув руками, торопливо выхватила из рук незнакомца сумочку и только после этого облегченно вздохнула:
– Спасибо, дорогой товарищ! Вы спасли меня от настоящего позора, – неожиданно добавила она в нервном запале, но тут же осеклась.
– Да что вы, – смущенно ответил Агабек. – Я просто не мог поступить иначе и очень рад, что помог такой прелестной женщине.
Соломея, тут же позабыв о происшествии, растаяла от комплимента, лаская своего неожиданного спасителя горящим взглядом черных, бездонных глаз.
Завороженный обаянием этой необычной женщины, Агабек, забыв обо всем на свете, готов был стоять перед ней вечно, всматриваясь, словно в ночное звездное небо, в бездну ее таинственных глаз.
– Станция Новая Бухара, – объявил кондуктор.
Эти привычные слова прозвучали для Агабека, словно гром среди ясного неба. С трудом оторвав взгляд от Соломеи, он предложил проводить ее на перрон.
– Почему же только на перрон? – игривым голосом произнесла женщина. – Мы можем еще немного погулять, – добавила она, мельком взглянув на свои блеснувшие позолотой наручные часики.
– Я буду рад проводить вас хоть на край света, – нашелся Агабек.
– Ну зачем нам идти так далеко, – улыбнулась Соломея, – мы можем погулять и в новом парке, – неожиданно предложила она.
Они уже вышли на перрон, когда Агабек, словно высвободившись из плена женских чар, вдруг, по-гусарски щелкнув своими лаковыми штиблетами, сказал:
– Своей неземной красотой вы так пленили сердце солдата, что я совсем забыл вам представиться! Агабек, начальник разведки каршинского штаба Красной армии.
Соломея с любопытством взглянула на своего неожиданного знакомого и нежным, бархатным голосом произнесла:
– Соломея.
– Я счастлив, что судьба так неожиданно нас свела, – искренне произнес Агабек. – Разрешите вашу ручку? – склонив голову, добавил он.
Женщина протянула ему маленькую, белую как снег ручку. Бережно обхватив ее жесткой и сильной ладонью, он коснулся губами пахнущих розами пальцев.
Женщина испуганно оглянулась по сторонам, словно боясь, что кто-то увидит ее за таким, довольно необычным на Востоке, откровенным излиянием чувств. Но на площади перед вокзалом было уже пустынно, только несколько извозчиков дремали в своих экипажах в ожидании следующего поезда.
Новая Бухара представляла собой городок, состоящий из многих малозастроенных и почти пустых площадей, где строительство только начиналось. Возведенные еще при царском режиме сплошь одноэтажные, невзрачные строения в строго выдержанном серпуховско-калужском стиле, явно не являли собой достижений российской и тем более восточной архитектуры. Главными достопримечательностями городка были вокзал, дом русского политического агента, отделение Государственного банка да почтовое отделение. Восточного в Новой Бухаре не было ничего, за исключением новых улиц и проулков, где освобожденный от рабства люд строил глинобитные сооружения по своему усмотрению, где придется и как придется.
Прекрасно зная об этом, Агабек взял растерявшуюся красавицу под руку и быстро увлек ее подальше от вокзала, в узенькую улочку, с трудом пробирающуюся сквозь нагромождение новых одно-двухэтажных глинобитных и кирпичных строений.
– Мы можем зайти к моему хорошему другу, – предложил он.
– О да, конечно, – удивительно быстро согласилась Соломея.
Вскоре они вышли к окраине городка, где изворотливая, словно горный поток улочка заканчивалась.
Подойдя к массивным арчевым воротам двухэтажного особняка, Агабек несколько раз постучал. Через минуту небольшая дверца, искусно врезанная в одну из створок огромных ворот, открылась, из нее вышел невысокого роста человек в грязно-сером, перепоясанным красным кушаком халате, в коричневых фетровых сапогах, с белой чалмой на голове. Увидев Агабека, он низко поклонился ему и, молитвенно воздев руки вверх, произнес необычно скрипучим голосом:
– Слава Аллаху, у нас такой важный гость! Хозяин будет вам очень рад, господин.
– Сколько раз я говорил тебе, Абильбджан, – раздраженно промолвил Агабек, – чтобы ты не называл меня господином. Товарищ я! Понял? Товарищ!
– Понял! Господин товарищ!
– Ну, что с ним поделаешь? – улыбнулся Агабек, своей пленяющей улыбкой стараясь обаять все еще смущенную Соломею. – Смело идите за мной, – добавил он, уверенно входя во двор.
С первого взгляда на дом было видно, что это довольно просторное по восточным меркам жилище сочетало в себе комфорт усадебной жизни с теми благами, которые доставляли городская жизнь и торговля. Двор представлял собой просторный, почти правильный квадрат, одна из сторон которого выходила в небольшой, густо разросшийся сад, справа от которого находилась опрятного вида конюшня с пароконным экипажем, стоящим под навесом. Слева от сада возвышался г-образный двухэтажный кирпичный дом, первый этаж которого, судя по окружающему его аромату, служил галереей и комнатой для сушки фруктов и хранения дынь.
Застоявшийся фруктовый аромат, резко ударивший в нос гостей, как только они перешагнули порог дома, а также обеспокоенный и недоуменный взгляд прекрасной Соломеи, который Агабек поймал на себе, требовали объяснения, и тогда он со знанием дела решил не только рассказать своей спутнице об особенностях Востока, но и хотя бы в общих чертах ознакомить ее с жилищем своего друга.
– Это мой друг Тульки-бай, – представил он Соломее высокого статного черноволосого человека с круглым лицом, большими черными глазами и огромным носом с орлиной горбинкой, делающим его похожим на доброго дэва из сказки «Тысячи и одной ночи». Бай с удивлением взглянул сначала на женщину, затем на Агабека и многозначительно покачал головой.
– Соломея, – зарделась гостья и подала хозяину руку. Тот, по-восточному сложив на груди руки, приветствовал ее полупоклоном, не касаясь руки.
Соломея опустила руку и, смущенно взглянув на Агабека, неожиданно спросила:
– Я впервые нахожусь в таком богатом и по-восточному необычном доме. Нельзя ли мне его осмотреть?
Хозяин недоуменно взглянул на нежданных гостей.
– Желание гостя для хозяина закон, – твердо сказал Агабек, всем своим видом показывая хозяину, что, несмотря ни на что, этой женщине надо услужить.
– О да! – глухо буркнул Тульки-бай. – Я сейчас позову свою старшую жену, и она покажет вам весь дом. Эй! Айша! – крикнул он в приоткрытую дверь, и на пороге тотчас появилась невысокая полная женщина лет сорока в желтой полупрозрачной накидке и пестроцветных шароварах.
– Слушаю, мой господин…
– Покажи нашей гостье дом, – приказал хозяин.
– А мы пока займемся делами, – предложил Агабек.
Женщины вышли в небольшой коридор. Айша сняла накидку и, улыбнувшись гостье, сказала:
– Мне редко приходилось встречаться с такими красивыми женщинами, как вы…
– Соломея меня зовут.
– Вы еврейка?
– Да. Вернее, наполовину. Мама у меня русская.
– Какое красивое у вас платье.
– Вам нравится?
– Да!
Соломея сняла легкую накидку и, расправив руками складки, самозабвенно закружилась на месте, показывая все достоинства своего последнего приобретения.
– Дорогое, наверное?
– Очень! – остановилась Соломея.
– Пойдемте, я покажу вам дом, – с трудом оторвав восхищенный взгляд от платья, предложила хозяйка.
За большой комнатой, которая служила гостиной, в которой Соломея показывала свой роскошный наряд, располагался дарун – внутренняя жилая половина с зимним и летним комплексом комнат и галереей-айваном по трем сторонам второго этажа, четвертую сторону замыкала высокая летняя комната в два этажа. Между этими двумя холлами во втором этаже помещался еще один совершенно изолированный мощеный дворик с чардарой – комнаткой в четыре двери, которые открывались и внутрь верхнего дворика, и наружу, в сад и во двор. Эта комната, как по секрету сообщила Соломее Айша, сообщалась с галереями женской половины, где кроме комнат для женщин в особых закромах хранились зерновые продукты, а в кладовой сушеные фрукты. Пока женщины, привлеченные ароматными запахами, ходили в закрома и пробовали там сушеные фрукты, мужчины сели за уставленный чайниками и пиалами достархан, посреди которого возвышалась гора ароматных лепешек и вазы с орехами и пахлавой.
Принимая из рук хозяина пиалу с чаем, Агабек, смущенно улыбнувшись, сказал:
– Прости, дорогой, что без приглашения, но здесь в Новой Бухаре у меня не так уж и много друзей, кому я могу доверить свою сердечную тайну.
– Не извиняйтесь, я всегда рад вас видеть, уважаемый Агабек, – искренне произнес Тульки-бай. – Как я понимаю, у вас намечается деловая встреча. Для этого можете воспользоваться комнатой на втором этаже. Я распоряжусь, чтобы ее подготовили.
– Спасибо! Вы настоящий товарищ, – искренне поблагодарил Тульки-бая Агабек. – Я не хотел бы, чтобы об этой встреч знали и наши общие товарищи, – после небольшой паузы добавил он.
– Можете на меня положиться.
Через полчаса, когда Соломея возвратилась, Агабек вместе с ней прошел в небольшую, но светлую комнату, окна которой выходили в сад. Посреди комнаты, на роскошном афганском ковре стоял уставленный всевозможными яствами достархан, с расписным чайником посредине.
– Присаживайтесь, – радушно предложил Агабек, указывая на гору разноцветных подушек. Дождавшись, пока женщина устроится, он присел рядом. Налил в пиалы ароматный кок-чай и одну из них передал Соломее.
– Угощайтесь! Чувствуйте себя, как дома, – сказал он.
– Но где же хозяева? – удивилась женщина.
– На Востоке мужчины не сидят за одним столом с женщинами, – объяснил Агабек.
– Но почему?
– Вера не позволяет.
– А вам?
– А мне позволяет. Потому что я атеист.
– Это хорошо, – хитро улыбнулась Соломея. – А то мы с вами так и не смогли бы вместе даже чайку покушать.
Агабек нашел своей ручищей тонкую белую ручку женщины и вновь прикоснулся к ней губами.
– Как я счастлив, что неожиданный этот случай в поезде свел нас вместе, – проворковал Агабек, нежно глядя в горящие таинственным огнем глаза Соломеи. – А вы? – неожиданно спросил он.
– Я? – Соломея печально вздохнула. – Я не принадлежу себе, – загадочно сверкнув глазами, добавила она.
– Почему?
– Потому что по воле отца я помолвлена с другим.
– С кем?
– С полковником Садвакасовым, адъютантом командующего бухарскими войсками.
– А-а-а! Слышал о таком, – сказал Агабек, уловив во взгляде женщины еле скрываемую тоску. – Но вы же не любите его, – уверенно произнес он.
– Я дала слово!
– Что значит для женщины слово, если всем ее существом управляет сердце, – с видом знатока произнес Агабек.
– Но я дала честное партийное слово!
– Вот это уже хуже. До чего же докатились нынешние нравы, – улыбнулся Агабек, – что и на любовь перенесли партийные клятвы.
Нелепая эта мысль рассмешила обоих. Впервые за все время их знакомства Соломея наконец-то свободно и раскованно смеялась, не обращая ни на что внимания. Смеялась так, что из глаз у нее брызнули слезы. Вытирая их, она, вызывающе взглянув в глаза своего собеседника, задумчиво произнесла:
– Если бы вы повстречались мне раньше…
– Если бы я знал, что в Бухаре живет такая красавица, я бы постарался здесь родиться.
– И зря. Я всего лишь год, как приехала в Бухару. Петросовет по просьбе Бухарского правительства направил сюда моего отца. А после того, как мама умерла, всегда и всюду я следую за ним.
– Значит, вы из Петрограда!
– Да!
– Ну, тогда я бы постарался родиться в Санкт-Петербурге.
– Вы настоящий джентльмен и сердцеед, – с природным, чисто женским жеманством в голосе сказала Соломея, чарующе поворачивая свою милую головку к Агабеку. – Но мне уже пора, – неожиданно, с явным сожалением сказала она, взглянув на свои золотые часики.
– Как быстро пронеслось время нашей первой встречи, – с сожалением сказал Агабек. – Но прежде чем мы расстанемся, я хочу задать вам обычный мужской вопрос: «Что вы делаете сегодня вечером?»
Соломея опустила глаза долу.
– Я не знаю, – тихо промолвила она.
– Но я могу надеяться на встречу с вами?
– Пожалуй, нет!
– Но почему?
– Садвакасов пригласил меня в чайхану.
По тону и по тому, что Соломея назвала жениха по фамилии, Агабек понял, что предстоящая в чайхане встреча, скорее всего, носит для нее лишь формальный характер.
– А если ваш жених по каким-то причинам не сможет прийти?
– Ну, тогда я свободна, – радостно сообщила она.
– Что не сделаешь ради такой красавицы, как вы, – озорно промолвил Агабек и, уловив во взгляде женщины искреннее любопытство и еле скрываемую симпатию, добавил: – На сегодняшний вечер я освобожу вас от всех обязательств.
– Вы хотите убить моего жениха? – с деланым страхом в голосе спросила Соломея.
– Я вижу, вы держите меня за какого-то уголовника, – улыбнулся Агабек.
– Нет! Совсем нет! Вы герой, спасший мою честь, – искренне промолвила женщина и, запечатлев на губах незадачливого любовника поцелуй, вскочила на ноги.
– Но кто же посмел покуситься на вашу честь? – недоуменно спросил Агабек.
– Если бы не вы, то я уже держала бы ответ перед ревтрибуналом. В моей сумочке лежат секретные документы, которые я должна передать полковнику Садвакасову лично, – объяснила Соломея. – А теперь мне пора! – категорически заявила она.
– Хорошо. Я попрошу Тульки-хана отвезти вас в своем экипаже. Куда прикажете, мадемуазель? – Агабек услужливо склонил голову.
– На вокзал, желательно к прибытию двенадцатичасового поезда. Оттуда я дойду до нужного места пешком.
Агабек вышел из комнаты и, спустившись во двор, где в это время прохаживался хозяин, отдавая распоряжения своим работникам, попросил его снарядить коляску.
Когда Агабек вместе с Соломеей вышел во двор, пароконный экипаж уже в полной готовности стоял у ворот.
Радушно попрощавшись с Тульки-ханом, Агабек помог женщине устроиться в коляске.
– До вечера, – сказал на прощанье он.
– До вечера, – многообещающе улыбнулась Соломея.
О проекте
О подписке