ПРОЛОГ

– О Боже! Они нас догоняют, – простонала молодая женщина, выглянув из окна кареты.

Топот копыт громыхал в ее ушах, бешеный топот копыт по мокрой, черной ночной дороге: храп полузагнанных лошадей с пеной на мордах, яростный свист погоняющего их кнута. Бешеная дробь дождя была под стать бешеному стуку подков; карета неслась сквозь беспросветную стену воды – беспросветную, как отчаяние несчастных, что мчались в карете сквозь грозу.

Вспышка молнии перечеркнула ночное небо, и отразилась в лаковых стенках кареты, блеснула на позолоченном гербе, что украшал ее дверцы.

– Они поймают нас, – повторила женщина, судорожно сглотнув, и начала бормотать молитву, желая заглушить отчаяние. Прелестное лицо ее было мертвенно-белым. Ребенок, сидящий у нее на руках, был слишком мал, чтобы понимать происходящее, но заплакал оттого, что ужас матери передался ему.

– Элисса, ты можешь что-нибудь сделать? – голос мужчины был полон отчаянной надежды, – ты же можешь…

– Не могу… у меня не осталось магии совсем: я всю ее растратила, – отвечала она слабым голосом.

Мужчина тоже выглянул в окно, и убедился, что дюжина вооруженных всадников все больше сокращала расстояние, отделявшее их от экипажа.

– Если бы только успеть доехать до Обрубленного моста… мы свернем на мост, а эти негодяи пусть догоняют пустую карету, – он произнес это, как молитву к высшим силам.

– Но ведь пройти по мосту до конца сможем только мы – только я и ребенок – а как же ты?! – голос женщины сорвался.

– Вода в реке теплая, – нервно хмыкнул мужчина, и, высунувшись из окна кареты, крикнул кучеру:

– Останови у Обрубленного моста!

– Понял! – отозвался кучер.

Дорога шла вдоль реки, повторяя ее изгибы. Завернув за поворот, кучер остановил карету; беглецы нырнули в густые заросли ивы и пригнулись; тьма скрыла их. Карета вновь помчалась во весь опор. Когда погоня пронеслась мимо троих несчастных, они встали и бросились бежать по мосту, к небольшому каменному домику с башенками, стоящему ровно на том месте, где была середина реки. Вбежав, они тут же заперли двери; пробежав по узкому коридорчику, вышли с другой стороны домика; теперь муж и жена смотрели вперед.

То, что видел каждый из них, разнилось очень сильно.

– Попрощаемся, – сказал мужчина торопливо, – я пришлю тебе весточку, и ты приедешь ко мне, да?

Он жадно вглядывался в лицо своей юной жены, словно делая запечатлеть на прощанье каждую его черточку.

– Да, – отвечала жена, – я буду ждать. Только – ты побыстрее, ладно?

Они торопливо обнялись. Муж, наклонившись, поцеловал ребенка, и повернул голову назад, откуда уже доносились злые крики и топот копыт.

– Кажется, это погоня… они смекнули, где нас искать. Ну, давай, родная…

Тяжелые удары уже сокрушали хрупкие двери домика.

Когда группа вооруженных мужчин взломала запертые двери и обыскала сам домик – они не обнаружили никого. Сразу за домиком, на середине реки, мост обрывался, и дальше не было даже разрушенных основ моста. Только черная ночная вода, вспененная яростным дождем.

Так в ненастную осеннюю ночь навсегда покинули свою родину, королевство Галидорро, кронпринц королевства, его супруга и ребенок. Много лет прошло с того рокового дня. Тайна их исчезновения так и не была разгадана.

ГЛАВА 1

Флавиенна

Я видела в прошлой жизни этот ослепительный город, я жила в нем. Это ощущение не покидало меня каждую ночь, ибо повторяющийся сон про великолепный город, с роскошными зданиями до неба, выше неба, выше самой высоты, так что фасады домов плывут среди облаков – этот сон прокрадывался в мое сознание всегда с наступлением темноты – как нежный любовник прокрадывается на свидание с любимой…

А еще мне иногда снился старинный замок – с башенками, винтовыми лестницами, со стенами из желтоватого туфа, поросшими мхом… Во сне я гладила рукой его шероховатые стены, впитывала ладонями тепло нагретого солнцем камня…

Звонок телефона прервал мой сон на том месте, когда мне уже казалось, что вот-вот, еще секундочку – и я пойму, что это за город, и пойму еще что-то важное. А именно вот что: почему этот сон всегда сворачивает не туда?

Ибо каждый раз меня давит тревожное предчувствие, что с городом что-то не так. Сначала я любуюсь им, но потом вдруг замечаю, что садики вокруг домов выглядят запущенными, а клумбы заросли бурьяном. Витражи зияют разбитыми стеклами, а между камнями мостовой пробивается трава.

А ещё на меня волнами наплывает тишина. Нигде не хлопает створка окна, не слышатся человеческие голоса. Из окон кухонь не доносятся манящие ароматы утренней выпечки. И кошка, пушистая домашняя любимица, не устроилась погреться на солнышке возле дома. Только шмели кое-где тихо гудят над клумбами.

И я отчетливо, с полной ясностью понимаю, что я одна в этом зачарованном мире пустых домов, полевых цветов и утреннего солнца. Чувство невыносимого одиночества давит меня…

– Но почему?! – кричу я в отчаянии, – Почему? Где все?

И тут же ужас ледяной иглой прокалывает мне грудь, и я понимаю, почему: это я виновата, я! Это я покинула этот город давным-давно, и он завял, засох, умер без меня – как погибает цветок, брошенный без воды и присмотра…

Прекрасная архитектура все еще плыла перед моими глазами, но в конце концов – растаяла, рассыпалась клочьями тумана, и я узрела реальность: стены моей жалкой спаленки в съемной квартирке. В спаленке не было ничего, кроме пружинной кровати, на которой я и помещалась, облезлого комода и платяного шкафа с рассохшейся дверкой.

Я стиснула зубы. Эта скудость, эта пустая и бедная обстановка всегда нагоняла на меня тоску.

Застонав, я схватила телефон.

– Флавви, спишь? Ноги в руки, капор на голову и вперед – у нас тут убийство. Не вздумай опоздать, как придешь в участок, сразу на выезд!

– Но сегодня суббо… Слушаюсь, шеф, – я скрипнула зубами.

Села на постели и потерла лицо руками. Надо вставать.

В ванной я плеснула себе в лицо воды, глянула в зеркало, удрученно вздохнула. Нет, личико вполне миловидное. И волосы хорошие – пышные, блестящие, очень светлые с голубоватым отливом. Никто не верит, что это мой естественный цвет. Так что все неплохо, Флавви! А что до всяких там дефектов внешности, то наплевать. Спрячем, прикроем и скроем. Для полицейского следователя не так важно.

Наспех перекусив, я потрусила в «офис». Утренний Эйнелем был полон свежести раннего лета. Проходя мимо цветущего куста алларии, увешанного гроздьями белых цветов, я зажмурилась, улыбнулась, и шепнула: «Желтые». А затем взмахнула рукой. Из куста тут же вылетела целая буря лимонно-желтых бабочек. Я покрутила в воздухе пальцем, слегка дунула, и бабочки вихрем закружилась вдоль парка.

Я, Флавиенна Триальер, следователь полиции, живу в той части Эйнелема, который называется Старый Город. Двух или трехэтажные каменные домики с овальными окнами, остроконечные круглые крыши, крытые оранжевой черепицей, и мостовые, вымощенные камнями, которые отполированы до блеска – ноги горожан топтали их столетиями; лабиринты из узеньких каменных лестниц, которые кружат между двориками, взбираясь на Каменную Гору. Здесь пахнет выпечкой и сливочным кремом из маленьких кондитерских, парфюмерией из парикмахерских, здесь на каждом углу – магазинчики, мелкие мастерские, ателье…

Короче – здесь все живое и греет мне душу. Находиться на окраинах, где дымят фабричные трубы, мне тяжело, просто дышать нечем.

Поселилась я тут недавно. Раньше я жила на окраине; но, на мое счастье, судьба свела меня с почтенной вдовой Леру, которая недорого сдавала две комнатки с чуланчиком «для приличной девушки», и – ура! – она сочла меня достаточно приличной. На всякий случай, я не стала сообщать этой помешанной на приличиях даме, чем я занимаюсь – вдруг сочтет, что это неприлично – и позволила ей домыслить, что я секретарша…

Я перешла центральную площадь, украшенную собором и ратушей, свернула в проулок и вошла в офис. Там я скинула летнее пальто, и, не снимая шляпки, направилась к кофеварке, но спокойно попить кофе мне не дали. Мои лучшие друзья – Миррек и Хаджар – веселились, составляя какой-то отчет.

– Флавиенна, у нас вопрос, – заорал, обернувшись ко мне, Миррек, – если нападавший бил жертву об стену головой, то юридически, может ли стена рассматриваться, как орудие?

Я покосилась на Миррека, – умное лицо с живой мимикой, очки в тонкой золотистой оправе. За беззащитного ботаника его может счесть любой – любой из тех, кто не видел, чего этот парень стоит в крепкой драке…

Потом хмыкнула и ответила в тон:

– А разве, в данном случае, не голова является орудием при попытке повредить стену??? Тут ведь при желании, можно совсем другой состав усмотреть! То есть, стену вообще можно рассматривать, как потерпевшую!

Миррек отвечал коварно:

– Тут проблема: потерпевшая стена отказывается давать показания.

– Для начала отправить ее в суд, – сурово молвила я.

– Так она часть здания, как мы ее туда отправим! – хохотнул Хаджар, наш лучший оперативник – глыба мускулов и зверская внешность, но при этом характер плюшевого медведя.

– Вырежьте ее лобзиком, – посоветовала я, наливая себе кофе.

И тут появился шеф в сопровождении какого-то незнакомца.

– Двойное убийство на улице Соленого Нетопыря, – обрадовал он нас, – Привет, Шляпка, ты опять в новом капоре? Ишь ты какой фасонистый. Я его у тебя отберу!

– Не надо, – я поплотнее натянула шляпку-капор, – это моя главная ценность.

И кинулась к выходу. Надобно заметить, что шутливая война шефа с моими капорами, которые я упорно не желала снимать в помещении, была одной из дежурных развлекушек в нашем офисе.