Я привстал на цыпочки в надежде разглядеть, чем же закончиться противостояние скопища народа с суровой и неординарной личностью. Внезапно толпа у своего внешнего края всколыхнулась, будто в неё врезался огромный гранитный валун. Послышались гневные протесты и возмущённые крики, сдобренные забористыми ругательствами и проклятиями. По колышущимся головам и болезненным вскрикам мне стало понятно, что кто-то настойчиво пробивается к эпицентру событий. Время от времени недовольные возгласы прерывались ироничным рокочущим гласом: «С Вашего позволения! Извините! Простите! Пардон!». Но я никак не мог разглядеть незримого богатыря, прокладывающего себе дорогу сквозь вздыбившееся людское море. Наконец, в стене человеческих тел возник рванный пролом и из него вывалился худосочный гражданин, примечательный разве что своим необычным обликом. Брешь в толпе мгновенно затянулась, но я успел заметить в ней крепкую ногу, обутую в тяжёлый рабочий ботинок. Очевидно, именно она и поспособствовала успешному прорыву настырного «форварда» к воротам усадьбы. Об этом наглядно свидетельствовал отпечаток подошвы на ягодицах тщедушного на вид джентльмена.

Ему несомненно шла к лицу причёска а-ля Владимир Ильич, которая у него, как видно, образовалась природно. Однако нижней частью своего бородатого обличья он больше напоминал создателя бессмертного «Капитала». Строгий, но очень дорогой костюм и роговые очки должны были придавать образу этого чудачка иллюзию начитанности и интеллигентности.

Вслед сеньору, явившемуся из толпы таким оригинальным образом, неслись не очень-то и добросердечные напутствия и пожелания. А если уж строго придерживаться истины, то они скорее напоминали весьма изощрённую, нецензурную брань. Но это нисколечко не смутило своеобразного и неповторимого индивидуума. Он встал с булыжников, отряхнул с одежды грязь и пыль, а потом аккуратно поправил свои очки и галстук. Затем сеньор развернулся, встал в величавую позу и прогремел в скопище своих недоброжелателей хорошо поставленным, низким голосом:

– Я свободнорождённый гражданин Португалии и имею полное право беспрепятственно войти в мой собственный дом! И если кому-то не понравилось, как я реализовал это моё законное право, то он всегда может обратиться в третейский суд!

Произнося публичную речь, оратор энергично жестикулировал ручонками, стараясь придать вескость своим чеканно выговариваемым словам.

– Да! – с уважением подумал я. – Кабы этому джентльмену добавить росточка и накачать мышцы, то из него вышел бы профессиональный уличный зазывала или же оголтелый агитатор и пропагандист!

А «Цицерон», прищурив лукавые глазки, с надменной ухмылкой отвернулся от притихшего и посрамлённого плебса. Но узрев дона Фабиу и двух его подручных, плутовские зенки сеньора сразу же расширились до величины почётного национального Ордена Свободы.

– Что?! Моя супруга убила кого-то из соседей?! Доктора Алвару?! Сеньору Розу?! Дона Алонсу?!

Однако в его срывающемся голосе проскальзывали скорее скрытые нотки надежды, чем интонации ужаса и растерянности.

И тут я заметил на лбу хозяина усадьбы чёткий тёмно-красный отпечаток, который не вызывал ни малейшего сомнения в своём амурном происхождении. Похоже, что владелец дома был уже по самое горло сыт своим чересчур громоздким и сварливым «сокровищем». Так что вовсе не удивительно, что он предпочитал нырять за жемчугом хотя и в отдалённых, однако весьма благодатных нейтральных водах.

Маленького развратника спасла в этот вечер слабая освещённость улицы и отменная реакция опытного полицейского.

– Добрый вечер, сеньор Филипе, – шагнул навстречу бородатому волоките дон Фабиу, закрывая его от жены своим статным телом. – Какое счастье, что Вы вернулись домой так вовремя.

Обмениваясь рукопожатиями, полицейский незаметным движением левой руки снял платочком помаду с чела незадачливого ловеласа. Сеньор Филипе на мгновение оторопел, затем опустил очи на платочек служителя порядка – и его лицо стало таким же багровым, как только что стёртая с него губная помада.

– Вы неудачно попрощались со своей дамой, – едва расслышал я слова старого легавого. – И мне думается, что сделала она это преднамеренно.

– Я повыдёргиваю ноги из задницы этой соплячки, – тихо прорычал спасённый донжуан и, оббежав дона Фабиу, бросился к своей «Сокровищнице». – Дорогая! Что же стряслось в нашем доме, пока я отсутствовал по уважительным причинам?!

– Пока ты резался в картишки с падре Антониу и доктором Рибейру, нашу усадьбу нахально обчистила банда грабителей! – забрызгала мелкой слюной благоверная маленького распутника.

– Какие картишки, моя бесценная?! – запротестовал плешивый бородач. – Мы обсуждали план торжественных мероприятий к предстоящему Дню Всех Святых!

– А ты тыкву своей жёнушке на празднество уже приготовил?! – раздался из толпы насмешливый голос, намекающий на предшествующий Дню Всех Святых Хэллоуин.

– Постой-постой, милая! – вдруг, встрепенулся сеньор Филипе. – А что конкретно похитили из нашего дома?

– Как что?! – взорвалась в бешенстве Пресиоза. – Да самое ценное, что у нас было!!!

– Господи! – вылупил очи побледневший как полотно владелец усадьбы. – Неужели они унесли всю коллекцию моих старинных винных этикеток?!

– Придурок!!! – взревела в ярости далеко не лучшая половина хозяина дома. – Оборвали и утащили на рынок все мои драгоценнейшие карвильские розы!!! А твой холёный Вельзевул даже не тявкнул, пока разбойники здесь хозяйничали!!!

Чем закончилось словопрение между «любящими» супругами, я уже не дослушал, так как выбрался из толпы и отправился к центру города. Мне уже было предельно ясно, и кто именно похитил розы из сада почтенной доны Пресиозы, и даже каким образом он это сделал.

Ключом к пониманию таинственного исчезновения роз послужило событие, произошедшее со мной и Степаном в прошлогоднюю Рождественскую ночь. Мы заблудились в густом тумане в незнакомом нам городе и опоздали на последний фафинский автобус. Нам ничего не оставалось, как сидеть на парапете ограды затемнённого особняка и дожидаться долгожданного рассвета. Мой друг потчевал меня разными небылицами из его якобы насыщенной яркими событиями биографии. Всё это сходило гиганту с рук, пока он разговаривал тихо, вполголоса. Но увлёкшись своим рассказом, тернопольский богатырь повысил свой тон и начал выплёскивать свои бьющие через край эмоции.

Вот тут-то на нас и напал огромный ирландский дог, как видимо, охранявший хозяйскую усадьбу. Мы буквально слетели с парапета на жёсткий асфальт, чуть не переломав наши промёрзшие руки и ноги. Я с ужасом взглянул вверх и увидел сквозь решётку ограды оскаленную пасть мерзкого чудовища. С острых клыков взбешённого страшилища капала густая и обильная слюна. Именно по басистому лаю монстра, я и догадался, что нас атаковала крупная и весьма агрессивная собака.

– Ну и телёнок! – гневно изрек поверженный наземь гигант. – И какая подлая тварь! Мы ведь с четверть часа мирно гутарили на заборе и только сейчас эта коварная зверюга надумала нас пугнуть!

– Видно, он где-то безмятежно дремал, но его разбудили твои вопли, хлёсткие как удар бича бывалого дрессировщика, – нервно пробурчал я, с трудом вставая на дрожащие ноги.

Степан обижено взглянул на меня, потом поднялся с тротуара, медленно подошёл к решётке ограды и пристально посмотрел в глаза лающей взахлёб псины. Огромная собака словно поперхнулась слюной. Её лай стал похож на кашель простуженного старика и, медленно затихая, выродился в тихое и жалобное поскуливание. Злость и ярость как-то незаметно растворились в глазах притихшего и умиротворённого зверя. Теперь он смотрел на своего визави взглядом собаки, жестоко наказанной своим любимым хозяином. Затем Степан сотворил то, чего я не сделал бы за все богатства и сокровища этого мира. Он протянул свою руку сквозь прутья решётки и ласково потрепал здоровенного пса за холку. Зверь закрыл глаза, покорно и доверчиво принимая дружбу властного исполина. Неожиданно пес повернул свою морду влево и признательно облизал ласкающую его крепкую руку. Я ещё тогда и подумал:

– Интересно. А Стёпа львов и тигров раньше дрессировать не пробовал?

Нечто подобное произошло и сегодня, ещё засветло, практически всего лишь несколько часов назад. Мы со Степаном спешили по переулку Суареша Велозу, срезая путь к агентству доктора Дуарте. Внезапно, из-за высокой сплошной ограды донеслось утробное, резонирующее рычание. И этот рык напоминал бурлящий рокот из желудка огненного дракона, переваривающего очередного рыцаря вместе с его лошадью и доспехами. Гигант резко остановился, привстал на цыпочки и с интересом заглянул через двухметровый забор. Степан присвистнул и замер, будто увидел за оградой нечто весьма и весьма примечательное.

– Стёпа, поторопись! – возопил я, поглядывая на часы. – Через пять минут агентство закроется, и мы не добудем позарез нужную нам информацию!

Однако великан даже не шелохнулся, пристально вглядываясь во что-то потустороннее. У меня даже возникло подозрение, что за стеной приземлилась тарелка с инопланетянами и Степан телепатически общается с ними. И тут я обратил внимание, что грозный рык как-то незаметно переродился в жалобное и заунывное поскуливание. Мой высокорослый товарищ, наконец-то, пошевелился и весьма дружелюбно молвил:

– Ну что, Бобик! Теперь мы друзья до гроба?

И жалостливое поскуливание за забором преобразовалось в восторженное щенячье повизгивание.

Неожиданно я поймал себя на мысли, что задумчиво топчусь у дальнего края усадьбы и прислушиваюсь к странным звукам за его высокой оградой. Решение пришло само собой, непредвиденно, как говорят, с бухты-барахты. Я ухватился за верхнюю кромку забора, легко подтянулся и осторожно заглянул во внутрь сада. Вельзевул безмолвно стоял прямо подо мной, печально всматриваясь в меня огромными разумными глазищами. У меня от щемящей жалости сердце болезненно сжалось.

– Ну что, Бобик, допрыгался? – посочувствовал я псу. – Мне стало известно, что хозяйка собирается пустить тебя на мыло. Даже не представляю, чем смог бы тебе помочь.

Совершенно спонтанно у меня возникла сумасбродная мысль, отвести Вельзевула на квартиру Степана. Таким макаром я смог бы хоть как-то ему отплатить за нанесённое мне поражение на любовном фронте. Прокормить такого громадного зверя было бы накладно даже для хорошо зарабатывающего великана. Меня остановило только то, что Степан сегодня навряд ли придёт домой ночевать. А Коля Маленький будет далеко не в восторге, если я приведу чуток переросшую собачонку его компаньона.

Вельзевул будто прочёл мои тайные мысли, радостно заскулил и начал перебирать передними лапами, словно готовясь к решающему прыжку.

– Постой, не спиши! – предостерегающе зашипел я на мастифа. – Ты же не хочешь, чтоб Коля меня удавил, когда мы явимся в его апартаменты. А если ты придёшь со Степаном, то Николай вас двоих уже не осилит. И вообще, раз Стёпка подвёл тебя под монастырь, то пусть теперь сам о тебе и позаботится. Так что выслушай мой совет, дружище! Бери Степанов след и иди по нему, пока его не нагонишь!

Я по-молодецки спрыгнул с забора, но не удержал равновесия и завалился набок. Чертыхаясь, я встал, отряхнул пыль и попытался рассмотреть в полутьме расцарапанный локоть. Меня чуть не хватил удар, когда рядышком со мной пружинисто приземлилось громадное четырёхлапое чудовище! Вельзевул почтительно обнюхал меня со всех сторон и вопросительно взглянул в мои расширившиеся от ужаса очи. Мне понадобилось не менее трёх минут, чтоб «раздуплиться» и вновь обрести способность членораздельно говорить.

– В последний раз я видел Степана вон там, – чуть слышно пролепетал я, указывая трепещущим пальцем на Дом Финансов. Мастифф по-человечески кивнул тяжёлой головой и затрусил напрямик к тому месту, где Степан и Моника сели в автомобиль. Покрутившись на месте стоянки, Вельзевул выбрал верное направление и помчался именно туда, куда укатил кремовый «опель».

Я с величайшим удовлетворением потёр мои руки. Если Моника квартирует неподалёку, и пёс не собьётся со следа, то адвокатессе придётся делить спальню сразу с двумя крупными кобелями.

– А если Бобик их не найдёт? – проснулся во мне дремлющий пессимист. – Как может пёс по запаху шин найти двух скрывшихся с его глаз греховодников? Ну, погоди же, Стёпка! Вот приедет с Украины твоя Катя, то и без меня найдутся «добрые люди», которые нашепчут ей о твоих левацких амурных похождениях. Доброжелатели оповестят её и об эбонитовой африканке Джулии, и о бразильской танцовщице Авроре, и о звезде китайской кулинарии Жилан. Да ещё и присовокупят свои буйные фантазии и смутные подозрения. А из этого следует, что из мужского достоинства блудного жирафа Катюша состряпает яичницу глазунью с хорошо поджаренной тернопольской сосиской.

Но даже эти злорадные размышления не позволили мне обрести ни внутреннего спокойствия, ни психического равновесия. Ведь вполне возможно, что Катюша окажется женщиной неревнивой и незлопамятной и закроет глаза на интимные приключения своего видного и завидного женишка. И от этой мысли лавина щемящей обиды и душевной боли снова волной нахлынула на меня.

– Кто б мог подумать? Мой верный друг, мой лучший товарищ, которому я доверял как себе самому, подложил мне колоссальнейшую свинью …. Стоп!!! А не дурак ли я?! А может быть, как раз от грандиозной свиньи он меня и избавил?! – озарила мой рассудок оптимистическая и отрезвляющая догадка. – Видел же я только что одушевлённое сокровище, которое выродилось в гибрид хавроньи и волкодава! Ведь когда-то и Пресиоза была юной, образованной и обаятельной девушкой! И только Бог ведает, каких бедствий я избежал благодаря вмешательству моего любвеобильного и падкого на блудодейство приятеля! Не зря же в народе говорят: всё, что ни делается – делается к лучшему!

Я выпрямился во весь мой рост и пружинисто расправил мои уже было поникшие плечи:

– Как там в песне поётся: друг всегда уступить готов, вместо шлюпки – круг? Нетушки! Я мой проверенный в бурях и передрягах спасательный круг не на какую прогулочную шлюпку не променяю!

И окрылённый этой тривиальной идеей, я помчался в моё уютное гнёздышко, где меня дожидалась моя добрая, нежная и верная жёнушка.