Глава II. Первая вылазка потрошителя

Следует вновь обратить внимание на некоторые особенности лица, прозванного в народе и правоохранительных структурах Ростовским чудовищем. С наступлением ночи, а вернее попросту темноты, он, подвергаясь воздействию магических, где-то потусторонних, сил, превращался в жестокого, безжалостного и бездушного потрошителя, обладающего неведомой силой и способного голыми руками разрывать людей на мелкие части. Однако ему было нужно совсем не это: маньяк, с помощью кухонного ножа и мучений выбранных жертв, удовлетворял свои сексуальные потребности (сделать это естественным путем он просто не мог, о чем было дано профессиональное свидетельство экспертов, в том числе психиатров, еще при жизни этого некого подобия человека). Он обладал также и еще одной необыкновенной способностью: в любой ситуации недочеловек не терял над собой контроль и каждое свое действие производил вполне осознанно, никогда не выпуская из виду пространственной составляющей, в определенный момент времени создавшейся в окружавшей его обстановке; с появлением же первых лучей света демонические энергии оставляли его могучее тело и уходили назад, в саму Преисподнюю, а значит, с этого времени он становился вполне простым обывателем и превращался в обыкновенного человека, все же его зловещие привычки уходили в небытие; иначе говоря, он приобретал вполне осознанный облик и мог общаться с окружающими его людьми совершенно нормально, не вызывая никаких, даже незначительных, подозрений – монстр обретал вид солидного, ухоженного мужчины, окончившего не одно высшее учебное заведение.

На следующий день, несмотря на отсутствие в его организме мистических сил, Ростовского потрошителя не оставляло чувство непонятной ему неуверенности, подталкивающее его в срочном порядке выдвигаться в столицу. Целый день он провел в бесцельных догадках и несколько раз порывался купить себе право единичной поездки, но так и не смог этого сделать: никаких документов, удостоверяющих личность, при нем – как этого, в принципе, и стоило ожидать – попросту не было, а под честное слово билеты на проезжающие поезда, увы, не давали. Так он и бродил до самого вечера… когда же солнце уже стало клониться к закату, непонятный гражданин, измученный и уставший, присел на лавочку, специально установленную на ровном перроне и расположенную недалеко от вокзала. Как оказалось, на ней уже сидел бомжеватый мужчина, прихлебывающий из бутылки, снабженной этикеткой: «Портвейн 777». Не вызывало сомнений, что он являлся местным жителем, в том плане, что обитал в районе городской станции, бичуя в каком-нибудь близлежащем подвале. Сейчас он где-то раздобыл такой желаемой выпивки и, очевидно не желая делиться с товарищами, проживающими с ним вместе, пристроился спокойно на лавке, в одиночку смакуя «живительное» спиртное.

Когда к нему подсел незнакомец, он недоверчиво его оглядел, как бы соображая: «Не придется ли и его тоже потчевать?» – но, давно научившись разбираться в людях, склонных употреблять горячительные напитки, безо всяких сомнений определил, что если этого человека что-то интересует, то, уж точно, не полюбившийся ему простенький «портвешочек». Поэтому он отнесся к нему довольно доброжелательно и даже попытался завести незадачливую беседу:

– Ты кто такой, «дядя»? Поезда, что ли, ждешь или по какой другой надобности?

Маньяк-убийца не знал, что следует ответить на этот вопрос, так как, вдруг очутившись через тридцать лет в двадцать первом веке, всему удивлялся и не мог еще оценивать обстановку сообразно существующим обстоятельствам; первостепенное, о чем он сейчас думал, как же ему действовать дальше, а главное, как, не имея при себя документов, попасть в город Москву. Бомж между тем непринужденно продолжал, считая, что его очень внимательно слушают:

– Ты, парень, какой-то странный. Может быть, ты больной или все-таки выпить захочешь?

Последнее предположение больно отозвалось в мозгу говорившего, но не высказать его он просто не мог, пользуясь общепринятыми правилами приличия. Неизвестный оценил собеседника недоверчивым взглядом, но снова ничего не ответил, а лишь придвинулся ближе.

Почти в то же самое время полицейская оперативная группа приехала осматривать до неузнаваемости изуродованный труп Пети Игумнова, хотя и оттащенный Ростовским потрошителем подальше от асфальтированной дорожки, но все-таки к вечеру обнаруженный гуляющими по парку детишками. Среди сотрудников, выехавших на место случившегося происшествия, находился старый офицер-подполковник, начинавший службу еще в самом начале девяностых годов прошлого века. Это был седовласый мужчина, давно «разменявший» пятидесятипятилетний возраст; выглядел он подтянуто, без лишнего веса, и при своем невысоком росте имел коренастую, жилистую фигуру; за долгие годы службы он научился придавать лицу беспристрастное выражение, однако «колючие», въедливые глаза говорили о наличии дюжего ума и способности к аналитическим размышлениям; нос, прямой, острый, был увенчан густыми усами с едва начинавшейся проседью. В настоящем он – а именно Рыков Николай Геннадьевич – исполнял обязанности начальника участковых уполномоченных. Как старослужащий полицейский, именно он, увидев тело растерзанного парнишки и сопоставив раны и отдельные факты, вспомнил то старое дело, под названием «Лесополоса», где очень похоже орудовал местный маньяк-убийца, которого не могли вычислить долгие годы.

– Виктория Алексанадровна, я вижу все признаки «работы» Ростовского потрошителя, – сказал он молодой девушке-следователю, старшему лейтенанту юстиции, по фамилии Гринева, едва достигшей двадцатипятилетнего возраста; она представлялась невысоким «ростиком» (что компенсировалось огромными каблуками), была одета в форменную одежду и как раз начинала заполнять протокол осмотра места случившегося здесь происшествия, – но что для меня удивительно: его расстреляли в 1994 году и в глубокой тайне похоронили на одном из заброшенных кладбищ – практически на моих глазах.

– И что в связи с этим делать? – выразила недоумение Вика, которой, если честно, не терпелось побыстрее закончить осматривать невероятно страшное тело и выдвинуть хоть какую-нибудь правдоподобную версию. – Мне что, теперь докладывать, будто у нас объявился подозреваемый тридцатилетней давности и, по всей видимости, он, возможно, еще и покойник?

– Конечно же, нет, – посчитав озвученные вопросы насмешкой, неприятно усмехнулся старослужащий подполковник, – но есть вероятность, что кто-то изучил методы того исчадия Ада и сейчас полностью копирует все его прошлые действия.

– Глядите, – крикнул молодой участковый, младший лейтенант, только что поступивший на службу; звали его Козеев Сергей Николаевич, – здесь какая-то сумка с женскими шмотками!

– Неси ее сюда! Срочно! – приказал Николай Геннадьевич.

Дальше провели подробный осмотр содержимого переносной поклажи, имевшей ручку и маленькие колесики, вследствие чего (по отдельным характерным признакам и опросу вблизи живущих жителей) довольно быстро установили, что она принадлежит Шалуевой Дарье, дочери достойных родителей, проживающей практически рядом – менее чем в километре. Сразу возникло три версии: либо она также убита и необходимо искать ее изувеченный труп, либо она и является тем самым пресловутым имитатором изверга, некогда наводившего ужас на всю Ростовскую область, либо – просто обыкновенным случайным свидетелем. Такой поворот дела, в части второй имевшейся версии, был, разумеется, маловероятен, но возможность такая не исключалась. Естественно, с целью ее отработки был выслан участковый Козеев, не замедливший «броситься» исполнять озвученное ему поручение.

К этому моменту совсем стемнело и на вокзале стали разворачиваться совсем иные события. Как уже говорилось, Ростовский потрошитель приблизился к распивающему спиртные напитки бомжу, и как только солнце полностью скрылось за горизонтом, он полез в имевшийся при нем портфель и достал оттуда огромный кухонный ножик.

– Эй, парень? – выпучил бомжеватый мужчина глаза от охватившего его страха, начиная отодвигаться на самый край лавки, подальше от незнакомца. – Ты чего, шутить, что ли, вздумал? Давай, давай заканчивай, я тебе вроде ничего плохого не делал?

Однако яростный взгляд, перекошенное злобой лицо и очевидность намерений не вызывали сомнений о задумках, посетивших голову безжалостного соседа по лавке. Действительно, долго он не раздумывал, а встав в основную человеческую позицию и развернувшись гневной физиономией к выбранной жертве, всадил ему в лицо длинное лезвие, рассекая кожу и пробивая кость аккурат возле носа, но только немного справа. Дальше последовали возвратно-поступательные движения, пока рана на лице не стала свободной, а нож не перестал чувствовать тугое сопротивление; правый глаз, естественно, вытек, а следующий удар был сделан прямым направлением в левый. Поерзав в голове ножом, Ростовское чудовище стало методично бить клинком в различные части тела бомжа, не вынимая его сразу, пока у него в конце концов не случилось долгожданной эякуляции. Только после этого он смог успокоиться и вытер нож об одежду уже умершего мужчины. Как уже говорилось, даже подверженный дьявольским, демоническим силам, он не терял ясность мысли и способности здравого рассуждения; именно эта особенность заставила маньяка-убийцу начать осматривать карманы умерщвленного им человека. Ему посчастливилось: убиенный носил с собой все свои документы, среди которых были такие: паспорт на имя Чурилова Антона Ксенофонтовича, его трудовая книжка, не имевшая, кстати, отрицательных записей, а также диплом об окончании строительного техникума, полученный обладателем еще в период советского времени.

– Ну что же, Чурилов так Чурилов, – вслух произнес изувер, накануне восставший из мертвых, – и фамилия очень даже похожая. С другой стороны, особо выбирать не приходится – мне в создавшейся ситуации все подходит.

Забрав добытые им свидетельства и пользуясь помощью мистических сил, он незамедлительно изменил в паспорте фотографию, приведя его в полное соответствие со своей нынешней личностью. Далее, новоявленный Антон Ксенофонтович сложил документы в карман пиджака, после чего ножом стал вырезать у умершего печень, не забывая снабжать свои действия отвратительным комментарием: «Я целый день ничего не ел, изголодался совсем не на шутку, так, может быть, орган этого «грязного бомжика» поможет мне утолить тот нечеловеческий голод, что терзает меня изнутри; в былые времена, помню, мне очень нравилось поедать питательные части людских органов и останков». Методично работая лезвием, он извлек, как ему казалось, самую вкусную часть туловища и, не задумываясь, вписался в нее своими зубами; вероятно, ему не очень понравилась одеревеневшая печень давнего алкоголика, потому что он тут же избавился от откушенного куска и выплюнул его в сторону. «Давай лучше попробуем почки», – продолжал он свои рассуждения, кромсая тело убитого им мужчины. Однако и здесь произошла та же история, что и с первым надкушенным органом. По вкусу Ростовскому чудовищу пришлось лишь сердце умерщвленной им только что жертвы. Насытившись и озарившись довольной улыбкой, он убрал нож обратно в портфель, а труп убитого им человека скинул назад, под откос, прямо за лавку, где тот скатился вниз, а кромешная тьма, разрезаемая только привокзальными фонарями, освещавшими один лишь перрон, надежно скрыла совершенное им только что неимоверно жестокое преступление.