Глава I. Отъезд

На следующий день Шалуева Дарья Ивановна добралась до дома только к семи часам утра. Ей до сих пор не верилось, что она смогла избежать беспрецедентного кровавого месива; ее трясло, лихорадило и не раз выворачивало наружу. Если коснуться личности этой девушки, то особенно можно выделить следующие факты: она только что закончила одиннадцатый класс средней общеобразовательной школы, но как строить свою жизнь дальше еще не решила; по характеру, как уже удалось убедиться, она была трусовата, но не лишена логического мышления и, в принципе, в экстренной ситуации могла «собраться», включить активные мыслительные процессы и показывать чудеса решительных действий… единственное, ее всегда выводила из состояния равновесия внезапность, где нельзя было хоть сколько-нибудь секунд поразмыслить; зато она обладала еще такими положительными чертами как доброжелательность, красноречие – говорить она могла просто до бесконечности – преданность, благородство, вежливость, дальновидность, а главное, способность к организации. Внешности Даша была просто божественной: достигнув восемнадцати лет, она обрела формы тела, восхищавшие не только ее сверстников, но и представителей сильного пола более зрелых; имея сто семидесятисантиметровый рост, девушка обладала сочными грудями, прикрытыми бюстгальтером третьего номера, а еще широкими бедрами, восхитительной талией и длинными, прямыми ногами; лицо, чуть продолговатое, не имело себе попросту равных и, как уже говорилось, выделялось большими зелеными глазками, украшенными длинными, загнутыми кверху ресницами… маленький, как пуговка носик, удачно гармонировал с пухленькими коралловыми губами, где верхняя была чуть вздернута кверху, выдавая маленький признак капризности; небольшие ушки были чуть оттопырены и успешно скрывались за белокурыми, кудрявыми волосами, спускавшимися чуть ниже восхитительных плеч. Одевалась она сообразно погоде, а принимая во внимание семейную состоятельность Шалуевой, основной одеждой у нее в последнее время являлась черная кожаная куртка, украшенная клепками, молниями и другими аксессуарами, отлично сочетавшаяся с синими джинсами и фирменными кроссовками марки «Nike», разумеется, как и неизменная дамская сумочка, имевшими сообразные курточке очертания.

В этот раз глаза ее горели испугом, прическа полностью растрепалась; она шла и с осторожностью озиралась по сторонам, ежеминутно ожидая внезапного нападения. Жила девушка в фешенебельном, частном особняке, построенном почти на окраине города, так что идти ей было, впрочем, недалеко – кладбище располагалось как раз с этого края Новочеркасска. Даша дождалась, когда родители уедут из дома, после чего, зайдя внутрь, немедленно прошла в ванную, где заперлась примерно на час. Ей стоило большого труда придать себе уравновешенный вид и принять важное, судьбоносное для нее, решение: перепуганная блондинка ни за что не хотела оставаться в одном городе с таинственной неизвестностью, убившей ее друзей, пути с которой могли пересечься у красавицы в любое мгновение. Встряхнув головой, будто скидывая с нее все невеселые, вызывающие сомнения, мысли, белокурая девушка прошла в свою комнату, где тут же стала паковать свои вещи, собираясь в дальнюю и длительную дорогу. В течении пары часов ей удалось до отказа заполнить вместительную дорожную сумку, бывшую на колесиках, но она все еще думала, что взяла с собой не все, что ей может понадобиться в дальнейшем; таким образом, перепуганная красавица «забила» еще и школьный рюкзак, обычно носимый на спине, перехваченным лямками через плечи. Теперь, по мнению молодой блондинки, все было готово и ничто не должно было ее стеснять в предметах быта, косметики, а также одежды.

Являясь совершеннолетней, Даша заранее купила себе билет на ночной поезд, следующий прямиком до Москвы; теперь осталось только дождаться родителей, чтобы объявить им свое решение. Отец и мать девушки были людьми среднего возраста, где мужчина был старше женщины на неполных шесть лет. Они были примерно одного и того же роста, правда, различались комплекцией. Иван Ильич, в силу прожитых лет, несколько располнел, но не так уж значительно, представляя из себя солидного, но не толстого человека. Мария Игоревна сумела сохранить отличную фигуру, дарованную ей с молодости и выглядела просто великолепно, не позабыв и о дочери, «одарив» ее своими прекрасными формами. Оба они были успешными людьми и имели должности в крупных финансовых фирмах, поэтому домой возвращались после семи часов вечера, заранее запасаясь ужином в каком-нибудь ресторане. Так произошло и на этот раз, но родители еще не знали о решении Дарьи, принятом ею о внезапном и скором отъезде. Лишь только они вошли во внутренний холл, являвшийся в этом доме просто огромным и где обычно принимали гостей, дочка, сидевшая на удобном, оббитом кожей, диване, полностью собранная в дорогу, тут же их огорошила:

– Мам, пап, – начала она без каких-либо предисловий, – я уезжаю в Москву, к тете Ире; похожу там пока на курсы, а на следующий год буду поступать в любое, доступное для меня… какое-нибудь из театральных училищ. Я уже все обдумала – и решение мое непреклонно. Меня кто-то подбросит до станции, а то на улице уже давно спустился глубокий вечер и молодой девушке страшновато одной ходить по такой непроглядной темени.

– Ты у нас взрослая, – возразил ей Иван Ильич, лишь усмехнувшись на поведение дочери, в принципе, давно ожидавший от нее чего-то подобного, – идеи выдвигаешь сама, вот сама и реализуй их в полном объеме – собралась ехать в Москву, и никого не спросила? – значит, и до вокзала сможешь прогуляться пешечком, без чьей-либо помощи; думаю, не заблудишься.

Блондинке с изумрудными глазками просто не терпелось поделиться со своими, как она называла, предками всем тем, что произошло с ней и ее друзьями нынешней ночью, но, если честно, она и сама-то до конца уже не верила во все, что с ними случилось, и считала это какой-то страшной, больше сказать, зловещей мистификацией, подстроенной ее «бесбашенными», ополоумевшими друзьями; однако своего мнения «побыстрее «свалить» из этого города» ни за что бы не поменяла, прекрасно понимая, что только так избавится от неразумных товарищей и ночных наваждений. Именно поэтому белокурая красотка не посчитала нужным рассказывать отцу об их так называемом приключении, справедливо полагая, что тот ей попросту не поверит или, наоборот, полицию вызовет, а те, – если все, что случилось, это все-таки правда – дознаваясь до истины, обязательно выставят ее виноватой; но может быть и гораздо хуже: ее поместят в психушку либо выставят на смех, что для молодой девушки было гораздо неприятнее, чем жуткая прогулка к железнодорожной станции, где, в сущности, по пути ей нужно было миновать только одну небольшую рощицу… Шалуева надеялась проскочить ее за семь, как максимум, восемь минут, а за это время, по ее наивному предположению, с ней вряд ли бы что-то случилось.

До поезда оставался примерно час, а молодая красотка, предполагая нечто подобное, заранее приняла снова душ, чтобы окончательно смыть с себя, как это принято считать, страх и сомнения, плотно покушала и теперь могла выдвигаться. В ходе прощания мать тем не менее пустила скупую слезу, отлично понимая, что теперь будет видеться с дочкой очень и очень редко, и даже попробовала убедить главу этого небольшого семейства все-таки отвести едва достигшую совершеннолетия девушку к поезду, но Иван Ильич был в своем решении непреклонен:

– Раз она считает себя достаточно взрослой, – сказал он в своем последнем слове, провожая Дашу к дверям, когда уже пришло время выдвигаться на станцию, – что способна сама распоряжаться судьбой, а родителей только ставить в известность, так пусть сама и достигает вершин, к которым стремится; ну, а для начала пёхом прогуляется до вокзала.

Вот так зеленоглазая блондинка оказалась на темной улице одна-одинешенька, одетая в обычную свою одежду, с маленькой дамской сумочкой, школьным рюкзаком за плечами и огромной сумой на колесиках. Пока она шла городской чертой, где существует хоть какое-то освещение, Шалуева чувствовала себя вполне уверенно и даже не помышляла о каком-то там страхе. Но вот! Путь ее подошел к небольшой березовой роще, где в половине восьмого вечера первого ноябрьского дня, как это и полагается, стояла кромешная темнота. Сердце Даши бешено заколотилось, а сама она остановилась, не решаясь шагнуть в пугающее пространство, тем более что ее де́вичья интуиция подсказывала об однозначном нахождении рядом живой, а возможно, враждебной сущности. Минуты шли одна за другой, время натягивалось, до поезда оставалось совсем немного, а если быть точным, не больше, чем сорок минут.

Как уже известно, Дарья не была такой смелой, поэтому она уже стала подумывать о полном провале своей затеи; в эту минуту блондинка предположила, что она попросту не сможет преодолеть небольшой лесистый участок, казавшийся ей непреодолимым барьером; в действительности шелестом веток, скрипом стволов и другими странными звуками он был способен напугать даже самого какого ни на есть не робкого человека. Блондинка же с изумрудными глазками таковой не являлась и уже совсем было хотела «плюнуть» на все и возвращаться обратно, «поближе к дому», где уютно, тепло и спокойно, как – вдруг! – услышала сзади себя отчетливые, до «коликов» в животе пугающие шаги. Шалуевой почему-то показалось, что приближавшийся к ней человек – это тот самый неизвестный ей незнакомец, который нынешней ночью перебил всех ее бедных друзей (в таких ситуациях страхи обостряются, и человек вспоминает все, что с ним было, причем очень явственно, и отчетливо начинает осознавать всю серьезность создавшейся ситуации). «Я ведь единственная, кого он еще не убил…» – пульсирующим импульсом промелькнуло в ее голове зловещее размышление.

Очаровательная красотка была напугана до такой степени, что впала в панический ступор и не могла ни кричать, ни повернуться назад, чтобы самой убедиться в опасности, ни даже просто пошевелиться. Так она и стояла, дожидаясь неминуемой гибели. Внезапно! В двух шагах от нее раздался ободряющий голос Пети Игумнова, ее бывшего одноклассника:

– Шалуева, ты чего застыла как часовой возле кремлевских курантов? Как всегда, наверное, перетрусила и не можешь преодолеть эту лесную преграду? Так положись на меня – я тебя вмиг проведу и никто, поверь, к тебе не пристанет!

Невозможно будет себе представить, как Даша была рада слышать голос этого умственно отсталого паренька, проучившегося с ней до девятого класса и с большим трудом закончившего общеобразовательный курс обучения. Касаясь его внешности, стоит отметить, что был он невысок ростом, но при этом обладал значительной физической силой и выделялся развитым торсом и натруженными «качанием» мышцами; лицо его не было привлекательно, но и не отталкивало, имея какую-то особую притягательность, выраженную большими глазами чрезвычайно карего цвета; все остальное было самым, что называется, обыкновенным: волевые скулы, выпирающий нос, снабженный горбинкой, излишняя худощавость, сопряженная с продолговатым типом физиономии, тонкие широкие губы; одежда его состояла из утепленного костюма спортивного типа – говоря в общем, личность его была нисколько не примечательна, но тем не менее вызвала радостные эмоции у перетрусившей девушки, совсем уже собравшейся распрощаться с жизнью.

– А-а, Игумнов, – сказала она, стараясь придать голосу твердость, – это ты? – она вновь не решилась показать, что чего-то боится и на ходу придумала вполне правдоподобную, не вызывающую сомнений, причину: – Нет, ты неправ… в действительности я встала здесь отдохнуть: видишь – какой у меня чемодан тяжелый, что я его еле пру… и никого я вовсе не испугалась. Однако, если ты меня проводишь и поможешь донести мои вещи, то признательность моя не будет знать никаких мыслимых границ и условных ограничений. Ну так что, Петя, – красотка посчитала, что обращение по имени придаст собеседнику в своих глазах больше весу, – сопроводишь меня через этот лесочек до станции?

– Без проблем! – воскликнул беззастенчивый юноша, озаряясь счастливой улыбкой. – Меня это, без сомнений, не напряжет, тем более что мне все равно необходимо срочно в станицу Кривянская. Кстати, а чего ты не хочешь обойти эту лесопосадку по улице Вокзальной?

«Ага, «блин»?.. Она все одно примыкает вплотную к лесистому парку, и, как не старайся, все равно придется держаться «опасной» зоны; в общем, что ни говори, а зловещее место всегда будет рядом и уж лучше пройти его напрямую, чем обходить по еще более длинному кругу», – подумала Шалуева про себя, вслух же ответила:

– Я уже, кажется, сказала, что ничего не боюсь, просто у меня очень тяжелые вещи – вот мне и приспичило встать здесь немного постоять отдохнуть, чтобы набраться сил и следовать дальше. Так ты мне поможешь или так и позволишь хрупкой и слабой девушке тащить все это единолично?

– Пошли, – с готовностью согласился Игумнов, перехватывая у «состоявшейся» спутницы тяжелую сумку с ручкой, и притом на колесиках.

Рюкзак, содержащий самые необходимые вещи, и дамскую сумочку, с аксессуарами и косметикой, блондинка, обладавшая изумрудными глазками, оставила при себе, справедливо посчитав, что они ее если и обременят, то отнюдь не так уж и сильно (она одиннадцать лет таскала этот ранец, полностью набитый учебниками, что вразрез не шло с «девичьими тряпками», набитыми под завязку в эту минуту). Распределив обязанности и переносимые вещи, парочка, состоящая из ослепительной красотки и неказистого умственно отсталого шкета, двинулась в путь по асфальтированной тропинке. Они шли, вспоминая школьные годы, где, как оказалось, Петя еще в девятом классе испытывал к Даше нечто, похожее даже на теплые чувства, говоря простыми словами, неразделенную юношескую любовь. Шалуева от столь неожиданного признания испытала приятную негу: она была девушкой красивой, отлично знала себе цену, но при этом, оставаясь вполне нормальной, всякий раз умилялась, когда ей напрямую говорили о том, что она обладает всеми необходимыми качествами, дающими способность нравится лицам противоположного пола, причем не только красавцам, но и парням с не очень приятной наружностью.

Так, непринужденно беседуя, они прошли почти половину аллеи и приблизились к детской площадке, возле которой неподалеку располагались в том числе и игровые залы, к этому моменту уже, конечно, закрытые. Зеленоглазая блондинка шла впереди; Петр, «нагруженный» ее огромнейшей сумкой, плелся чуть сзади, немного поодаль, отстав шагов эдак на четыре, на пять.

– Послушай, Игумнов, – промолвила Даша, объятая счастливым воспоминанием детства, – а ты помнишь, как мы «химичку» тогда разыграли?..

Однако ответ на ее вопрос не последовал, а раздался неприятный, хлюпающий звук раздираемой плоти и ломающихся костей. В тот же момент спину вновь перетрусившей девушки сковало холодом ужаса и побежали предательские мурашки, счетом доходившие до миллиона, а может, и много больше. Тем не менее она смогла найти в себе силы обернуться назад, чтобы лично убедиться в том, что случилось. Что же такого увидела «бедная» Дарья? В голову сопровождавшего ее юноши, прямо возле правого уха, был воткнут огромный кухонный нож с длинным, острозаточенным лезвием, широким у основания, а рядом стоял тот самый мужчина, получивший в свое время прозвище Ростовского потрошителя. Из-под больших квадратных очков ненавистью «горели» безжалостные глаза, дающие полное основание полагать, что пощады от него не дождешься и вымолить ее не получиться. Он уже не выковыривал жертве глаза, а наносил, один за одним, удары в голову, превращая ее во что-то невообразимо уродливое. Может показаться странным, но на этот раз Шалуева осталась в полном сознании, единственное, что с ней случилось, так это слегка закружилась восхитительная головка. «Ну его, на «хер», со всеми вещами! – подумала она про себя и бросилась бежать в сторону городского вокзала. – Хорошо еще, что сообразила обуть кроссовки, а не, скажем, высокие туфли».

Между тем сзади нее происходила ужаснейшая картина: измочалив лицо Пети и превратив его в одно сплошное кровавое месиво, где жидкость бурого цвета перемешалась с мозгами и костным остатком как крупным, так и более мелким, Ростовское чудовище – и такое прозвище закрепилось за этим мужчиной – повалило безвольное тело на землю и начало, пока оно еще трепыхалось в предсмертных судорогах, методично тиранить его ножом; вводя его в тело и оставляя ненадолго внутри, он делал возвратно-поступательные движения, имитируя половое сношение. Как только ранка расширялась, маньяк перемещал свое оружие в другое отверстие. Так продолжалось минут десять, может чуть больше, при этом Ростовский потрошитель действовал так аккуратно, что совсем не испачкался кровью. Закончилось все тем, что он извлек свой половой орган и разрешился обильной эякуляцией. Именно это и было основной целью безжалостного насильника (по сути, он был импотентом и не мог вступать в нормальные половые акты, получая наслаждение и возбуждаясь, только при виде чужих жутких страданий и несоразмерных людям мучений), у Даши же появилась возможность набрать скорость и увеличить между собой и потенциальной опасностью расстояние, практически приблизившись к зданию станции.

Слышался уже шум подходившего поезда, своим гудком возвещавшим о своем приближении. Блондинка с изумрудными глазками дрожала от страха, готовая вот-вот лишиться сознания; но все же она стойко держалась, успокаивая себя тем, что человеко-монстр за ней пока вроде бы как и не гонится. «Может, он все же решил оставить меня в покое?» – думала перетрусившая до ужаса девушка, не зная об основной цели безудержного маньяка, а именно убийства людей для своей сексуальной удовлетворенности и кровавого наслаждения. Как бы там ни было, у нее появилось время, необходимое для того, чтобы успокоиться, все обдумать и хоть как-то восстановить душевные силы. Однако последнее получалось довольно плохо: нервная дрожь безжалостно колотила тело, зубы безостановочно выбивали дробь, кожа сжалась то ли от холода, то ли от страха – что было более вероятнее – ноги готовы были вот-вот подкоситься, как будто на них и не было вовсе прекрасных коленок.

Шалуева постоянно оглядывалась по сторонам – больше в сторону лесопосадки – мысленно подгоняя локомотив, чтобы уже скорее оказаться в вагоне и избавить себя от потустороннего, мистического преследования, жалости от которого, без сомнения, не дождешься. Вместе с тем поезд, словно специально, ехал не торопясь, замедляя свой ход перед станцией. В это же самое мгновение на краю лесопарковой зоны заблестели стекляшки больших очков, однозначно собой вещающие, что воскрешенный маньяк-убийца стремится в погоню. В этот момент наконец-то к перрону подошел долгожданный состав – поезд был проходящий и на остановку он отводил время не более двух минут – позволив молодой красотке запрыгнуть в вагон, а проводницам плотно закрыть входные двери, не позволяя безбилетным пассажирам просачиваться внутрь салонного помещения. Пока новоявленная путница показывала проводнику имеющиеся у нее на проезд документы, к вагону подбежал странный мужчина, своим внешним видом и выражением на лице больше склонный быть похожим на зверя, нежели на людское создание. Дарья, еще оставаясь в тамбуре, случайно выглянула в окошко и едва не поперхнулась от страха: она увидела перекошенное злобой лицо, из-под очков горящее «остекленевшими» глазами, гневными и чудовищными, не знающими человеческой жалости.