Через некоторое время подошел проходящий поезд, и Чурилов направился к одному из открывшихся для посадки вагонов. Он выбрал именно тот, где на этой станции не садился ни один человек, а стояла только одна проводница. То была женщина, давно уже переставшая хвастаться своей некогда, возможно, и удивительной красотой; достигнув сорока восьми лет, она, при своем среднем росте, умудрилась набрать довольно много лишнего веса, и было очевидно, что служба ей дается с невероятным трудом, причем она даже не покидала вагон, а билеты проверяла, уже когда пассажир поднимался в тамбур. Подобное обстоятельство было как нельзя более выгодно Ростовскому потрошителю, так как он избежал неприятных объяснений на улице (билеты купить ему так и не посчастливилось, потому что вокзал работает только до 19 часов 50 минут, а он закончил «заниматься» с бездомным уже после восьми часов вечера). Женщина была одета в форменную одежду, которая несуразно сидела на ее непривлекательных телесах, обвисших и, как следствие, уже некрасивых; лицом она выдалась круглым, некогда вызывавшим у молодых людей восхищение и сладостное томление, но сейчас выглядевшим сильно осунувшимся и обильно покрывшимся возрастными морщинами; взгляд давно был потухшим, не выражавшим той юношеской целеустремленности, какая была, когда она только начинала свою нелегкую службу. Звали ее Смирновой Еленой Валерьевной.

– Ваш билет? – обратилась она к странному пассажиру…

Поначалу, еще до того момента, как задать свой обычный вопрос, она не сразу стала заниматься непосредственно проверкой проездных документов, а решила вначале разобраться со своими непосредственными обязанностями, то есть: опустила заслонку на подъемную лестницу, закрыла и заперла входную дверь – словом, никак не обращала внимания на поднявшегося в вагон человека, заговаривая с ним чисто машинально, по большому счету оставаясь верной давно выработавшейся привычке. В обыденной ситуации, когда она заканчивала со всеми процедурами, ей уже протягивали запрашиваемое свидетельство, подтверждающее право проезда, поэтому она особо и не задумывалась, предполагая, что как только повернется к гражданину, то сразу получит искомый билетик, тем более что краем глаза она заметила, как пассажир засунул руку в портфель и продолжает ее там удерживать, очевидно отыскивая то, что ей и было в эту минуту необходимо.

Когда Смирнова закончила и, повторив вопрос «Ваш билет?», повернулась назад, странный пассажир все еще продолжал удерживать ладонь внутри своей клади, не извлекая ее почему-то наружу. Опытной проводнице, повидавшей на своем веку всяких людишек, в том числе и лихих, и непонятливых, и попросту глупых, этот человек сразу показался не то что бы необычным, но каким-то излучающим собой жуткую, чудовищную опасность. Его же полубезумный взгляд давал повод задуматься, что от этого человека можно ожидать всего, даже самого худшего. У женщины самопроизвольно похолодело внутри, как будто в кровь внезапно запустили ледяного, жуткого ужаса; она стала пятиться назад, но, как и следовало ожидать, уперлась спиной в прочную, металлическую преграду.

– Не надо… – безотчетно поняла она суть намерений Ростовского потрошителя, сразу же узнав его (ведь она была местной и, когда его судили, ей было достаточно лет, чтобы на всю жизнь запомнить этого страшного человека), – пожалуйста, не убивайте меня: я пропущу Вас бесплатно…

– Ты думаешь, – зарычал восставший из Ада мужчина, голосом больше напоминающим замогильные отголоски, посланные из самой Преисподней, – что меня интересуют твои одолжения или что я изначально собирался оплачивать свой проезд? Я вижу – ты меня помнишь, а значит, должна понимать, что человеческие тела меня интересуют лишь настолько, насколько являются материалом для очередного кровавого месива либо полового эксперимента.

– Я отдамся тебе добровольно… без насилия, – продолжала лепетать испуганная до последней жути Смирнова, надеясь при этом… сама не зная на что.

– Во-первых, я уже «сыт» на сегодня, – зловеще промолвил маньяк-убийца, медленно извлекая нож из портфеля и тут же вонзая его в полное тело Елены Валерьевны, чуть повыше женского органа.

Дальше пошла все та же процедура нанесения множественных ранений, но на этот раз при отсутствии возвратно-поступательных имитаций: Ростовский потрошитель просто получал удовольствие от созерцания несоразмерных мучений, которым подвергалась эта ни в чем не повинная женщина. После первых трех ударов она рухнула на колени, и Чурилову пришлось придерживать ее за́ голову, чтобы она не упала совсем; сам же он чуть нагнулся и бил, бил и бил, заливая кровью полы и одежду как свою, так и умирающей проводницы; он уже не обращал внимания на соблюдаемую им всегда осторожность, когда, отбирая людские жизни, он стремился быть аккуратным, всегда ограждаясь от того, чтобы случайно не запачкаться «вытекаемой» кровью. Через пять минут этого жуткого буйства работница РЖД перестала что-либо чувствовать, потому что она умерла; а недочеловек никак не мог погасить в себе тот дьявольский огонь, что терзал его изнутри, требуя непременного созерцания чьих-то страданий. Но Смирнова уже ничего не чувствовала, кровавая же алчность воскресшего маньяка-убийцы оставалась удовлетворенной не полностью: была ночь, и он должен был убивать.

На свою беду из купейной части вагона в этот момент в тамбур вышла молодая парочка, состоящая из молодого человека, по имени Олег Выжимаев, и его девушки, носящей имя Алены Закатовой. Они хотели было тайком покурить, но, сразу же улицезрев всю трагичность развернувшейся перед ними картины, повели себя совершенно по-разному: восемнадцатилетний юноша, оказавшийся более подвижным и развитым как физически, так и умственно, он имел еще и довольно приятную внешность, а главное, аналитический ум, поэтому, особо не задумываясь, ринулся прочь из страшного тамбура; но вот его ровесница и любимая им безумно Алена, хотя и не имевшая идеальной фигуры, но выглядевшая довольно эффектно (а еще эти ее роскошные, крашенные в рыжий цвет, пышные волосы!) не смогла побороть охватившего ее ступора и, поддавшись панической атаке, застыла на месте, будучи не в силах ни дышать, ни даже кричать: страх полностью овладел ее и телом и разумом.

Молодому человеку, миновавшему уже вторую дверь отсека, где располагается в поездах туалет, пришлось возвращаться обратно, так как он очень сильно любил свою девушку; а она за ним в эту жуткую минуту не следовала, продолжая оставаться в очень опасной для себя ситуации. Парень вернулся обратно в тамбур, и это было, без сомнения, его самой большой ошибкой… Чудовище, поняв, что у него появились новые жертвы, бросило бездыханное тело Смирновой на пол и двинулось в сторону рыжеволосой красавицы, застывшей на одном месте и дрожавшей от нестерпимого ужаса; маньяк-убийца как раз уже замахивался ножом, чтобы нанести очередной жертве ранение, как дверь, ведущая в общий салон вагона, неожиданно распахнулась – и появился Олег Выжимаев, поначалу сбежавший, но теперь готовый выступить в роли защитника; однако он не учел одного условия: с кем именно ему придется иметь при этих обстоятельствах дело. Два пальца – средний и указательный – пробили ему обе глазницы, полностью лишив зрения; в дальнейшем, надавливая на черепную коробку, они заставили молодого человека опуститься вниз и встать на колени.

Так и продолжая удерживать парня в таком положении, Ростовский потрошитель, чтобы тот не кричал, воткнул ему лезвие прямо в рот, перерезав язык и оставив тому способность только мычать как бездумный теленок; теперь он наконец-то смог осуществить задуманное им ранее и вонзил свой огромный нож в тело трепещущей от страха Аленушки. Далее, увлекшись молодостью «подвернувшейся пассии», пошли возвратно-поступательные движения, не заканчивавшиеся даже тогда, когда Закатова плавно осела на пол; Чурилову пришлось нанести не менее семидесяти ранений, прежде чем у него случилась повторная эякуляция; так и продолжая удерживать выдававшего нечленораздельные звуки Олега за обе глазницы, новоявленный Антон Ксенофонтонович испражнился на тело у́мершей девушки, а завершив с плотскими удовольствиями, перешел еще к одной жажде, требующей вида кровавых мучений; с этой целью он отвернулся от неинтересной уже ему в этом плане Алены и перешел к ее кавалеру, загодя им чудовищно покалеченному. Он так быстро вонзал в него нож и извлекал его из тела обратно, что изуверу понадобилось не меньше, чем тридцать ударов, чтобы Выжимаев затих навсегда, будучи жестоким убийцей в конце концов умерщвленным; на этот раз мучитель разнообразил свои действия и, каждый раз нанося ножевые ранения, сопровождал их дополнительным разрезанием, от чего тело страдальца превратилось в сплошное кровавое месиво, а часть внутренних органов вывалилась наружу.

Объятый животным голодом, Ростовский потрошитель схватил печень юноши и прямо тут же ее сожрал, наслаждаясь так называемой свежестью, еще не сгубленной длительным употреблением всевозможных токсинов, распространенных в современном сообществе. В дальнейшем последовали сердце и почки и наконец-то маньяк-убийца смог достигнуть питательной сытости, ведь, как следует теперь понимать, одного прогнившего органа, добытого им у бомжа, по всей видимости, ему показалось мало.

Выше уже говорилось, что, даже подвергаясь воздействию демонических сил, этот необычный субъект никогда не «тереял» своей головы и всегда все делал осознано. Так и сейчас, закончив из ряда вон выходящее насыщение, он принялся, если так можно выразиться, прибирать за собой в окровавленном тамбуре. Если быть кратким, то суть этой уборки состояла в следующем: он открыл входную дверь рабочего помещения и поочередно выбросил на улицу все три убиенных им тела, причем производил всю эту операцию он с такой легкостью, что даже наполненное жировыми складками туловище, принадлежавшее пожилой проводнице, не вызвало у него никаких затруднений и, не «мешкаясь», полетело наружу… Чурилову стоило только схватить ее запястье и голеностопный сустав и швырнуть женщину прочь из вагона. Однако он был не дурак и, прежде чем так поступить, забрал у нее изготовленные по стандарту ключи, позволяющие, собственно, открывать любую дверь, в той или иной мере находившуюся в подви́жном составе.

Вместе с тем на месте совершения жуткого преступления, как, в принципе, и на одежде воскресшего из Ада чудовища, еще оставались многочисленные кровавые пятна, а пол в тамбуре образовал одну большую кровавую лужу. Что же потусторонний изверг предпринял на это? Оставляя одну из дверей открытой, он встал посередине отсека, закрыл глаза, скрываемые большими очками, после чего, словно бы медитируя, на несколько минут застыл с вытянутыми вперед руками, где ладони были повернуты книзу. В последующем, очевидно достигнув нужной ему концентрации, новоявленный Антон Ксенофонтович стал медленно переворачивать свои кисти. Может показаться удивительным (не стоит забывать про адскую сущность этого воскресшего из мертвых чудовища), но вместе с осуществляемым им нехитрым движением, вся кровь, скопившаяся в это время в вагоне, стала медленно (где-то по мелким каплям, а где-то большими пятнами) отрываться от пола, стен, потолка и одежды «душегубителя», после чего собралась в один пульсирующий сгусток, висящий в воздухе прямо на уровне его чудовищных зенок. Ростовский потрошитель дождался, когда он достигнет полного своего насыщения, и легким мановением рук излил весь этот зависший поток наружу, полностью очистив тамбур от маломальских следов совершенного им сейчас особо жестокого преступления.

Однако кровавая жажда так и не покидала этого человека-монстра: ночь пока еще была в самом разгаре. Утолить ее можно было только единственным способом – это жестоко убивать любых, попавшихся на глаза, людей; осуществить это было довольно легко: необходимо было только проследовать в мирно покачивающийся вагон. Подхватив портфель, на время истязаний уроненный Чуриловым на пол, он стремительно проследовал из тамбура внутрь основных помещений и, воспользовавшись ключами замученной им проводницы, открыл первое, следующее по ходу, купейное помещение. Оно оказалось двухместным и там на своих полках спокойно сидели пожилой мужчина и молоденькая девица, очевидно бывшая ему дочкой. Маньяк не стал разбираться в их родственной принадлежности, а поочередно втыкая свой огромный нож сначала в тучное тело представителя сильной половины планеты, а затем в хрупкое тело девушки, постепенно превратил их в истекающие кровью останки, где практически не встречалось «живого» места. Опешившие люди даже не успели понять, что в действительности с ними случилось и скончались прямо так, находясь в неосмысленном состоянии.

От трупов недочеловек избавился, попросту выбросив их в боковое окошко. Туда же последовала и скопившаяся в помещениях кровавая жидкость. Точно таким же образом маньяк-убийца поступил и с остальными купе, пока полностью не «очистил» вагон от ехавших в нем пассажиров. Приближался рассвет, и с первыми лучами солнца демонические силы стали покидать эту в чем-то потустороннюю, а в чем-то и адскую сущность, постепенно превращая его в обыкновенного человека. Поскольку все койка-места были свободны, Антон Ксенофонтович посчитал для себя возможным занять первый, полюбившийся ему вагонный номер, не позабыв воспользоваться билетом хозяина, а также – поскольку была уже поздняя осень, и чтобы не выглядеть в одном пиджачке слишком глупо – серым, чуть удлиненным плащом, пришедшемся ему в самую пору. Успокоенный и удовлетворенный ночными тиранствами, «одинокий путник» растянулся на полке и спокойно уснул, чтобы побыстрее скоротать оставшийся путь до Российской столицы (поезд был скоростной и ехать оставалось чуть больше двенадцати с половиной часов).