От переполнявших его чувств Тимше не хотелось спать, но поскольку завтра предстоял ранний подъем, нужно было восстановить силы.
Юноша медленно поднялся по шатким скрипучим ступенькам на второй этаж, где находилась отведенная им с Синигиром маленькая комнатка, на ходу продолжая переживать впечатления долгого дня и размышлять о необычном знакомстве с углежогом с Черных болот.
Несмотря на некоторое улучшение вечером, к Синигиру этой ночью долго не приходило желанное забытье. Хотя боль в руке и ослабела, однако то ли от отвара, которым напоил его сверх всякой меры зверолов, то ли от яда, проникшего в кровь, – охотник испытывал мучительную жажду. Он время от времени пил из огромной глиняной емкости, иногда вместо воды снова глотал противный отвар, путая кружки. К тому же Синигир с трудом умещался на жестком ложе, сделанным, как и все в Бурой пустоши, из окаменевшей глины.
К полуночи больной почувствовал слабость и озноб – мысли болтались в его голове в совершенном беспорядке. Сначала охотник думал о ядовитой полосатой гике, потом неожиданно ясно вспомнил, как Тимша вез его, все время напевая. «Что это за шутки зверолова, о чем он поет и бормочет все время?» – вяло размышлял Синигир. Тут он вспомнил: Тимша отпустил ради его спасения добычу! Даже в бреду охотник продолжал удивляться поступку зверолова: такого от строптивого дерзкого юноши он никак не ожидал. Но чувство благодарности немного смущало Синигира: с того времени, когда они узнали друг о друге, их отношения определились – соперники! А что теперь?
Так и не решив, как же теперь относиться к зверолову, охотник принялся думать о своей тетушке, живущей на Пятом, самом близком к Дювону, холме. Давно он не виделся с ней! А ведь тетушка уже немолода, и, конечно, навещать ее нужно бы чаще. Вот Багряна обрадуется приезду племянника! Хорошо, что представился случай: и побывать у тетушки, и разобраться с таинственной историей зверолова. Охотнику пришло в голову, что непонятное событие, заставившее отправиться в неблизкий путь в компании Тимши, почему-то совсем не волновало его. Он подумал о другом: «Плохо – пришлось делать такой крюк. Теперь поедем по Бурой пустоши, где созерцать можно разве что серый кустарник и бурый мох – чахлые порождения несчастных почв. А ведь могли бы любоваться живописной дорогой среди холмов, полянками, поросшими сочной травой и цветами, светлыми озерцами, маленькими домиками под соломенными и черепичными крышами».
Так текли мысли охотника, пока он, наконец, не погрузился в дрему – мысли окончательно спутались, потом сон сморил его, и Синигир провалился в темноту, где бегала по лесной тропинке и почему-то шипела на него гика, а он (стыдно признаться) прятался от ядовитой полосатой белки. Однако после гика сидела у него на плече, как ни в чем не бывало. Неожиданно гика исчезла, и появилась женщина – тут Синигиру стало страшно, хоть он всегда гордился своей смелостью. Женщина, окутанная облаком черных волос, словно сотканная из синего тумана, плыла к нему по воздуху. «Синигир! – звала она мелодичным голосом. Охотник силился что-то ответить, судорожно хватал воздух пересохшим ртом, хрипел и, наконец, распахнул глаза. Увидев склонившуюся над собой фигуру, Синигир молниеносным движением руки выхватил нож. Фигура отпрянула и воскликнула:
– Это я – Тимша. Ты так метался, что я решил тебя разбудить. Не маши ножом, благодарный больной.
Синигир опустил оружие, всматриваясь в очертания человека, говорящего голосом зверолова. Зыбкое пламя свечки осветило лицо: большие черные глаза, вздернутый нос, непослушные вихры…
– Тимша… – пробормотал Синигир облегченно, – как ты меня напугал!
– Что?! – поразился Тимша, – напугал? Тебя?
Он взял со стола кружку, понюхал содержимое, скривился, поставил, взял другую и протянул Синигиру:
– На-ка, глотни воды.
Пока охотник жадно пил, проливая воду на белоснежную рубаху, Тимша, качая головой, рассуждал:
– Надо же – испугался. Вот что яд гики делает – охотник стал бояться.
– Да, – вытирая губы, уже придя в себя, поспешил согласиться Синигир, который чувствовал себя крайне неловко, показав слабость перед бывшим соперником, – это действие яда. Мне в бредовом мареве приснилась витара (о том, что снилась и пугала его гика, Синигир предпочел не упоминать), она звала меня по имени.
– Витара?! – Тимша даже присвистнул.
– Слушай – забудь, – укладываясь на каменную лежанку, пробормотал Синигир.
– Но ведь они существовали только в сказках, – словно не заметив слов охотника, проговорил зверолов.
Синигир молчал, уставившись в потолок, ругая себя за откровенность. Что стоило сказать, например, не «витара», а… да вообще ничего не говорить.
Но было поздно: Тимша, усевшись на свою лежанку, уютно устроился, подвернув ноги, принялся размышлять вслух:
– Я мало что помню из детства, но рассказ мамы о витаре из Синего леса запал мне в душу.
– Все витары давно исчезли. И в Синем лесу никакая витара не обитала. Все это выдумки, – сурово объявил Синигир.
– Ты говоришь «исчезли». Значит: когда-то все-таки жили? Ведь, согласись: исчезнуть может лишь то, что было.
Не дождавшись ответа, Тимша спросил:
– А интересно, как они колдовали?
– Кто? – обреченно пробормотал Синигир, переворачиваясь на спину и морщась от уколов соломы, которой были набиты матрац и подушка.
– Яд еще действует, – заметил тихонько, как бы про себя, Тимша.
– Почему это? – Синигир приподнялся на локте, – со мной все в порядке.
– Ты не помнишь, о чем мы говорили только что, а говорили мы о витарах.
– Говорил ты, – вздохнул Синигир, – я вообще не собираюсь обсуждать всякие глупости.
– Ты сам сказал «витара», – невинно пробормотал зверолов.
– Я просто поведал о своем сне.
– Ты заявил, что в Синем лесу витары никогда не жили. А где же тогда?
– Я ничего не говорил! – Синигир даже кулаком стукнул по стене от досады на себя.
– Ты поосторожней с рукой, – посоветовал Тимша невозмутимо, – не утруждай ее, а то рана заболит.
Синигир глухо застонал в ответ, но руку осторожно вытянул вдоль тела.
Зверолов помолчал минуту, а потом заговорил вновь:
– Ты же что-то знаешь! Ну, расскажи!
Синигир не отвечал, решив: Тимша рассердится и отстанет (ведь Синигир еще недостаточно хорошо знал Тимшу), и, конечно, ошибся. Не обращая внимания на молчание охотника, юноша продолжал рассуждать:
– Мама говорила, что витара, ну, та, из Синего леса, хоть ты и говоришь, будто она не жила в Синем лесу, знала все о зверях и умела их лечить. А еще зимой она засыпала лес снегом, чтоб ели не мерзли. Почему витары исчезли? Которые злые – понятно: их прогнали на Вонючие топи храбрые карагаи, ну, в сказках так написано. А та, из нашего леса? Пусть бы лечила зверей. Ведь она, наверное, была добрая.
Синигир молчал, притворившись спящим, все еще надеясь: словоохотливый юноша, не найдя в его лице собеседника, умолкнет.
Так и вышло: Тимша вздохнул и затих. Но не успел Синигир обрадоваться, как вновь раздался негромкий голос зверолова:
– Как-то в мою ловушку забрела матерая огромная лисица. Обычно такие старые звери очень умны – обходят тропы звероловов десятой дорогой. А эта вот попалась. Зверь, приметив меня, заметался. А когда я подошел совсем близко, лисица так резко рванулась, что вырвалась, при этом вывихнув лапу. Ох, как я испугался за нее! Лисица бросилась в лес. Она, бедняжка, меня не слушала, как я ее ни уговаривал, убегала, прихрамывая, а потом стала ползти. Что прикажете делать? Пришлось полдня ее уговаривать, чтобы далась мне в руки, а потом месяц лечить. Долго после она жила у меня, да и сейчас порой приходит в гости.
– Ты уговариваешь лисиц лечиться, а потом они ходят к тебе в гости? О небо, а я еще хочу от этого человека разумного поведения!
– Ну и что? – спокойно возразил зверолов, – животные не глупее человека. А вот еще послушай историю…
– Какое отношение твои истории имеют к витарам? – не выдержал Синигир.
– Ты опять сказал «витара»! Сам сказал!
Синигир молчал, а Тимша взволнованно и обрадованно затараторил:
– Мои истории имеют к витаре из Синего леса очень прямое отношение. Ну как же! Жила бы в лесу витара, я отнес бы лису к ней – пусть лечит. А я бы занимался своим делом. Вот скажи, кому ведьма помешала?
– Говорят, вреда от них было намного больше, нежели пользы. И потом, никто не разбирался: лечит витара или наоборот. Во всяком случае, так повествуют сказки.
– Сказки я и сам знаю, а вот что на самом деле произошло?
Тимша спрашивал с таким мальчишеским горячим любопытством, что охотник все-таки не выдержал. «Все равно упрямец не отстанет!» – решил он и начал рассказ вначале неохотно, но затем вошел во вкус, поощряемый взволнованными охами и восклицаниями Тимши. Охотник даже повернулся к зверолову, который, открыв рот, ловил каждое слово.
Синигир говорил, в глубине души удивляясь себе:
– — Витары когда-то давно обитали на каждом из Пяти холмов. Я слышал зим пять назад, как один рощевик-птицелов в «Колючей елке» вел речь о том, что на Третьем холме, на самой его вершине, среди непроходимого леса и острых камней можно обнаружить развалины волшебного замка, где жила могущественная витара. И будто бы растут там необыкновенные дубы, которые рассказывают волшебные истории. А еще как-то до меня доходил слух: в Бурой пустоши якобы учил ремесленников всякому мастерству витар со Второго холма, что имеет сотни лиц. А на рыночной площади однажды торговки упоминали витару, которая когда-то помогала садоводам выращивать золотые яблоки, дающие силы и здоровье. Правда, я таких яблок не пробовал, потому уверен: все это выдумки.
Вначале чародеи вроде бы даже помогали людям, а потом, уж не знаю почему, стали вредить: насылали град и ветер, бред и морок. Долго благородные карагаи и верховный Бескид терпели проделки витаров, и, в конце концов, оседлали своих могучих котоврасов, и выгнали чародеев на Вонючие топи, а там выжить невозможно. За эти годы витары наверняка умерли. Так что даже если они и жили некогда, то сейчас-то – точно нет.
– Но все-таки хотел бы я посмотреть на витаров, ну хоть одним глазком, – мечтательно произнес юноша, – как думаешь, какие они?
– Их давно нет, если они вообще были – я ведь тебе только что сказал! И ни ты, ни я, хвала небу, никаких витаров никогда не увидим. Разве что во сне.
– Ну да, – разочарованно вздохнул Тимша, – оно-то, конечно… Но все-таки интересно узнать, как они колдуют.
– Ничего интересного, – возразил охотник, – вот наведут они какую-нибудь порчу, а потом мучишься будешь не хуже, чем от твоей гики. Да и наверняка они страшные, словно волки.
– Ладно, давай-ка спать! – неожиданно заявил Тимша, – ты вот болтаешь, болтаешь без умолку, а утром встать не сможешь. Спи сейчас же!
Тимша отвернулся к стене, всем видом показывая – разговор окончен.
Синигир округлил глаза от справедливого возмущения и желания высказать бессовестному мальчишке все свое негодование. Но потом усмехнулся, задул свечку, смежил веки и последовал совету зверолова – уснул: провалился в черную бездну.
Тимша крепко спал, но темнота не поглотила его, как Синигира, а унесла в удивительное путешествие.
Во сне он летел, испытывая восторг, над Синим лесом, над Первым холмом, где деревья, украшенные резными нежными листьями, перемешались с темно-зелеными соснами, над желтой дорогой, ползущей вдоль северного склона Третьего холма, по которой можно добраться до Дювона. Однако почему-то целью ночного полета Тимши оказался не Золотой город, а холмы. С высоты полета юноша засмотрелся на зеленеющие волны садов, раскинувшиеся на юго-западе, в Межхолмье, откуда и до Четвертого холма недалеко, полюбовался на широкое живописное каменистое урочище, что пролегало меж Пятым и Третьим холмами, сам Пятый холм вырастал из легкой дымки цветными крышами.
Неведомая сила управляла Тимшей – он полетел на восток, где на пути зверолова, совершенно не зависимо от его воли, оказался Третий холм – удивительный и таинственный.
Третий холм расположился на равном расстоянии от четырех других. Люди обходят его стороной, удивляясь: для чего Третий холм, поросший причудливыми кустами и черными корявыми деревьями, нужен? Пользы людям от него никакой. Даже во сне Тимша подумал об этом!
Зверолов взмыл в небо, посмотрел на громаду Третьего холма с высоты птичьего полета и опустился на его вершину, прямо у подножия огромного дуба. Там он, переведя дух, присел, прислонившись к гладкому черному стволу, прислушался к шепоту темных коричнево-зеленых листьев. И правильно сделал, потому что в шелесте листвы, оказывается, отчетливо звучали слова, которые складывались в предложения. Тимша напряг слух, и вот что услышал:
«Во всякое время года на прекрасных дювонских холмах кипит жизнь. На Пятом холме фермеры пасут домашнюю птицу, огородники выращивают овощи и ягоды, на Четвертом – трудятся садоводы. Осенью хозяйки варят разнообразное варенье из фруктов и ягод – аромат его разносится по окрестностям, напоминая – скоро начнется зима, и тогда вырастут на рынках настоящие горы из баночек разноцветного лакомства, и торговцы станут зазывать народ громкими голосами. Второй холм – самый большой и высокий. На его западном и южном склонах пастухи и пастушки с самого раннего утра пасут стада коз и овечек да играют на дудочках, а вечером, заперев животных в загоны, выносят молоко в глиняных кувшинах на деревенские площади и продают сыроварам. Ремесленники, обитающие на северном склоне холма, трудятся в своих мастерских: там день и ночь гремят станки, а в кузнях звонко стучат молоты и молоточки, восточный же склон облюбовали лесорубы. Первый холм не так населен. Живут там в маленьких деревнях, что раскинулись средь рощ и заросших пахучими травами и цветами полян, пчеловоды и собиратели, дровосеки и рыбаки, охотники и звероловы, некоторые обитают также и в Синем лесу, чтобы не добираться слишком долго до заветных троп, голубых озер и мест охоты. А еще между Первым и Третьим холмами обитает немногочисленный народ – рощевики. Они занимаются ловлей певчих птиц.
Ярки и разнообразны краски, которыми наделила природа холмы. Зелень деревьев и трав, синь рек, пестрота цветов и птичьего оперения радуют глаз. С утра до ночи снуют по дорогам и тропинкам на самих холмах и в Межхолмье люди: пешком, на повозках, верхом.
О проекте
О подписке