Квартира Дэриана – это лофт в индустриальном стиле над рестораном «Тре Жоли»[6] – единственным в округе, не считая «Неупокоенной дочери». Если, конечно, вы не хотите ехать час до ближайшего города нонов. В отличие от «Неупокоенной дочери», в «Тре Жоли» подают высокую кухню, поэтому семья Винни тут бывала только по особым случаям, а теперь не бывает вовсе.
В квартире всегда пахнет свежим багетом, и на Винни тут всегда сразу нападает голод. Поэтому, стоит Винни появиться на пороге, Эндрю, благослови его боже, всегда отрывается от работы, чтобы соорудить ей перекус на открытой кухне.
Сегодня на кухонном островке (он же обеденный стол, он же бар) ее уже ждет торт, который Эндрю явно испек сам.
– На вкус он лучше, чем на вид, – предупреждает Эндрю, бросая виноватый взгляд в сторону поникших свечек в форме цифр один и шесть. Их робкое мерцание поблескивает на его острых скулах теплого темно-коричневого оттенка.
Родители Эндрю – выходцы из кенийского сообщества светочей, но сам он родился здесь, а потому носит фамилию Понедельникс.
Он учится на фельдшера, а в редкие минуты досуга пытается воспроизводить рецепты из шоу «Лучший пекарь Британии». Например, сегодняшний торт украшен шоколадной глазурью и синими завитушками, которые на вкус, вероятно, лучше, чем на вид.
– Спасибо, Эндрю. – Винни выдавливает улыбку, но выходит неестественно, и он это явно чувствует и переводит взгляд с нее на Дэриана. – А что у вас стряслось?
– Да ничего, – начинает Винни.
И тут Дэриан, который буквально секунду назад клятвенно обещал ничего не рассказывать Эндрю, выдает:
– Винни собралась на испытание сегодня. Прошу тебя, отговори ее. – И, поймав гневный взгляд Винни, добавляет: – Ну прости. Мы ничего друг от друга не скрываем.
Он подкрадывается к Эндрю, похлопывает его по плечу и удаляется в спальню под чердаком.
Эндрю просто таращится на Винни, а она, в свою очередь, яростно задувает свечи. «Пожалуйста, дай мне пройти испытание, – загадывает она. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, лесной дух, дай мне пройти испытание».
Эндрю склоняется над кухонным островком. Он – полная противоположность Дэриана с его трикотажными жилетами и безупречно отутюженными сорочками, застегнутыми на все пуговицы. Тема Эндрю – это мятые футболки со спортивными логотипами и треники.
– Тебе нельзя на испытание, Винни, – говорит он.
– А вот и можно. – Она выдергивает свечку в виде единицы и слизывает крем. – В большом, полном «Официальном своде правил» нет ни слова о том, что мне нельзя.
– Когда это ты изучила «Официальный свод правил»… Ох, – стонет он. – Так вот зачем тебе надо было в библиотеку? Это что за дела? Ты меня развела!
Он отодвигает от нее торт.
– Когда ты начала это планировать?
– Какое-то… много времени назад.
– А ты хотя бы, ну знаешь, тренировалась хоть немного?
– Да, – отвечает она, а Дэриан при этом кричит из спальни:
– Не по-настоящему, не считается!
Потом он появляется собственной персоной. В руках у него что-то похожее на старое тренировочное обмундирование охотника.
– А значит, ее ждет не только унизительный провал, но, вероятно, и гибель. На вот, примерь-ка.
Он сваливает на стол кучу объемных черных вещей.
Винни хлопает глазами, тут же позабыв, как Дэриан только что напророчил ей провал и вероятную гибель:
– Где ты все это взял?
Она подтягивает вещи к себе: кевларовый нагрудник, кевларовые набедренники и две ловушки с ядовитым туманом.
– Это вещи Эндрю, – отвечает Дэриан, примеряя ей нагрудник, а Эндрю морщится.
Так он обычно выражает весьма широкий спектр эмоций. Конкретно сейчас это значит: «Мне неловко».
– Хотел быть охотником, – признается Эндрю. – То есть я так думал, пока не встретил Дэриана и не понял, что, кроме леса и светочей, бывают другие вещи, ради которых стоит жить.
– Пфф. – Дэриан закатывает глаза, хотя Винни успевает заметить, как у него медленно краснеет шея. – Он хочет сказать, пока папа не разрешил ему изучать медицину вместо всего этого.
– Ну, это тоже, – скалится Эндрю, пододвигая торт обратно к Винни.
Пока он не передумал, она извлекает вторую свечку и набрасывается на крем. Ее живот отзывается урчанием.
– Это не настоящее охотничье снаряжение, а тренировочное. – Дэриан расстегивает липучку нагрудника – хррпп! – Но хоть какая-то защита, не идти же тебе в лес без всего.
Он пристраивает части амуниции к ее телу – сначала нагрудник, затем набедренники.
Винни кладет свечку на стол.
– Оно… Оно мне велико, – выдыхает она.
Дэриан прерывает возню с липучками:
– Ты ведь не обязана это делать, Вин.
– Обязана.
– Если провалишься…
– Не провалюсь. – Она не хочет снова начинать этот разговор и лишний раз видеть, насколько он в нее не верит.
А больше всего она не хочет видеть, сколько надежды при этом прячется в глубине его глаз. Он желает ей успеха так же, как она сама. Он хочет, чтобы его принимали в Совете, хочет, чтобы они снова были уважаемым семейством, хочет зарабатывать достаточно, чтобы Эндрю не приходилось тянуть бо́льшую часть арендной платы.
Когда папа исчез, Дэриан пострадал больше всех. Дэриан и папа не просто были похожи внешне, они ходили, говорили и организовывали пространство одинаково. Если Винни была жесткой и резкой, как мама, Дэриан был мягким и деликатным, как папа.
И если Винни делила с папой игры – «Охоту на мусор»[7] или секретные шифры, – Дэриан делил с ним более глубокие вещи. Книги, музыку, полуночные философские дебаты и споры о местной политике. Но особенно их сближала любовь к выращиванию садовых и диких растений.
Сейчас в квартире Дэриана нет ни одного росточка зелени.
Зато есть рамочка с рисунком Винни, на котором Дэриан и Эндрю держатся за руки и улыбаются. Это не лучший рисунок Винни. Ей было всего двенадцать, и она только училась передавать человеческие пропорции, поэтому голова Дэриана смахивает на вампскую, а туловище Эндрю вышло как у дролля. И все же оба вполне узнаваемы и нарисованы явно с большой нежностью.
Потому что Дэриан и Эндрю, ну и мама, конечно, – это самые важные люди в жизни Винни. А раз так, Винни знает, что не провалится. Отступать ей некуда. Никаких вторых шансов. Никаких летних курсов в Херитедже, где она «расцветет». Через семь часов она будет входить в лес. Через пять часов она будет делать то, ради чего тренировалась, и наладит жизнь своей семьи.
– Спасибо за снарягу, – говорит она Эндрю, стаскивая с себя части брони. Ххххрррп, хххрррп, хрррп. – И за тортик. Я съем его завтра, после того, – она стреляет в Дэриана убийственным взглядом, взглядом Средансов, – как я пройду испытание.
Потом она запихивает броню в рюкзак. А Дэриан вздыхает:
– Ну что ж, поехали. Отвезем тебя домой. Мама уже, наверное, гадает, куда ты запропастилась.
Ужин с мамой – тихая кухонная идиллия. Одинокое окно над покосившейся большой квадратной мойкой запотело, несмотря на сквозняк (окно очень старое, и створка плохо закрывается).
– Еще праздничной лазаньи? – предлагает мама, поднося ей керамическое блюдо.
Моцарелла у нее кончилась, и она вместо этого добавила сыр «пеппер джек», что, конечно, изменило вкус до неузнаваемости. Теперь это скорее кесадилья, чем лазанья.
– Я наелась, – отвечает Винни.
Она и первую-то порцию с трудом одолела – слишком сильно нервничает, чтобы есть. Мама все равно начинает накладывать добавку.
– Стой, мам, стой! – Винни берет ее за запястье. – Я же сказала, что больше не хочу.
– Ой. – Мама хмурит лоб и роняет сервировочную ложку обратно на блюдо. – Прости.
Она вскакивает на ноги и быстро подходит к мойке. Эпичная гора посуды свидетельствует о том, что готовка для мамы – подвиг.
Мама включает воду и начинает мыть посуду под мощной струей, напевая какую-то из песен «Бич Бойз»[8]. Она взвинчена еще больше, чем обычно, и не замечает, как встревожена дочь. И хотя Винни это сейчас на руку, ее огорчает, что мама никак не успокоится.
Но в ее день рождения всегда так. Каждый год папа каким-то таинственным способом посылает Винни открытку, и мама борется сама с собой, решая, стоит ли эту открытку показать. Показать, разумеется, не дочери. С Винни она этим никогда не делится. Винни вообще узнала о существовании открыток случайно – два года назад нашла одну раньше мамы. Обратного адреса не было, но Винни сразу узнала папин почерк.
Папа всегда писал печатными буквами (прописные для слабаков). А точки над «ё» расставлял в самом конце, поэтому они никогда не находились точно над нужной буквой. И вообще, там так и было написано: «Моей дочери Винни».
Письмо она тогда не открыла – ей было неинтересно, что хотел сказать папа (да и сейчас ей все равно). Вместо этого она вернула конверт в почтовый ящик, чтобы мама не догадалась, что Винни его видела. И стала ждать маминой реакции на письмо.
Франческу тогда колбасило так же, как и сейчас. Поначалу Винни думала, что мама колеблется, вручать ли открытку дочери… Но в прошлом году Винни случайно услышала, как мама бормочет: «Дело превыше всего. Преданность до мозга костей». С этими словами она сунула письмо в сумочку и исчезла.
Винни остается только предполагать, что мама сделает то же самое и в этом году: отдаст письмо Совету. И Винни это устраивает. Пусть открытка попадет к светочам. Пусть они сами разбираются с папой.
– Пойду немного домашку поделаю, – говорит Винни. И формально это даже не ложь: она же идет готовиться к испытанию, а это в ее случае домашняя работа. Поэтому сказанное прозвучало почти естественно. – А потом, наверное, спать лягу. – Это тоже не ложь, ведь Винни в конце концов обязательно ляжет спать.
Мама просто кивает, не отходя от раковины, и пытается улыбнуться:
– Твои очки прекрасно смотрятся, Винтовка. Хорошо в них сегодня было видно?
Винни кивает:
– Отлично все видно. Спасибо, мам. И за ужин тоже.
Из маминой улыбки уходит напряжение. Она отодвигает волосы со лба мыльной рукой и, кажется, впервые по-настоящему смотрит на дочь с тех пор, как та пришла домой. Мамин взгляд скользит по ней, а выражение лица смягчается. Как будто лесной туман проник сюда и сгладил резкие черты лица Франчески – такие же, как у Винни.
– Знаешь, я очень тобой горжусь.
У Винни пересыхает в горле. Зубы начинают стучать.
Ну нет. Ей сейчас нельзя такое слышать, иначе ее прорвет и она во всем признается. Дэриан поворчал-поворчал, да и отпустил ее на испытания, а как поведет себя мама, неизвестно. Может одобрить и даже поддержать больше, чем Дэриан. А может привязать к стулу и сторожить до рассвета.
Если честно, Винни, пожалуй, предпочла бы второе. Видеть проблеск надежды в глазах Дэриана было очень тяжело. Увидеть его в маминых было бы невыносимо.
– Люблю тебя! – кричит она.
Потом пулей вылетает из кухни, проскакивает гостиную с низким потолком, взмывает по скрипучей лестнице (третья ступенька – просто жуть, осторожно). И вот в конце коридора – ее комната со скошенным потолком, где все лето слышно топот беличьих лапок.
Винни «занимается» час, подпрыгивая всякий раз, когда ей кажется, что мама идет наверх, и выбегая пописать каждые десять минут – похоже, ее мочевой пузырь ни с того ни с сего сжался до размера изюма.
Наконец городские колокола вызванивают восемь. И Винни переходит к действиям. Она запихивает подушки под одеяло, включает генератор белого шума, собирает снаряжение Эндрю, берет новую кожаную куртку и на самых кончиках мысочков прокрадывается в комнату Дэриана. Он не живет дома уже почти два года, но, как все, к чему он прикасается или хоть раз прикоснулся, его комната – это сводная таблица. Даже цвета какие-то экселевские – оттенки зеленого и серого, с черными разделительными линиями.
Винни открывает сизые шторы, и первый лунный луч копьем пронзает комнату. Этого света недостаточно, чтобы что-то рассмотреть, но достаточно, чтобы одеться. Вот это окно с кривым стеклом, не знавшее ремонта со времен постройки дома, то есть почти сто лет, сегодня послужит Винни выходом. Крыша под ним выступает, и можно легко спрыгнуть на поленницу, а затем на землю. Винни неоднократно это проделывала, проходя свою импровизированную домашнюю «полосу препятствий».
Винни натягивает старые черные джинсы, которые ей немного тесны и сильно коротки, – прошлой осенью она неожиданно резко вытянулась. И черную водолазку, найденную месяц назад, когда они с Дэрианом копались в закромах секонд-хенда.
Внизу свистит кипящий чайник. Включается телевизор: показывают местные новости мира светочей.
«Стаи вампов снова активизировались», – сообщает диктор Джонни Субботон.
У Винни перед глазами возникают его уложенные гелем черные волосы. Мама раньше в шутку вздыхала о том, как он хорош собой. Папа в шутку бормотал, что не видит ничего особенного.
А все-таки любопытно, куда мама в этот раз спрятала открытку.
«Также наблюдается повышение активности в горячих точках, – продолжает Джонни. – Лодочникам рекомендуется держаться подальше от красных буйков в Малом озере, а также от всех зон, отмеченных вешками за пределами обычных границ. Полный список координат доступен на сайте охотников». – И Джонни диктует адрес сайта.
Винни тянется за кожаной курткой и вдруг замирает. Со всеми сегодняшними треволнениями она начисто забыла про Марио. Наверное, он уже отправил ей электронное письмо.
– Черт, – шепчет она, мысленно подкладывая доллар в банку-руганку, которая стоит у них на кухне и пополняется в основном мамиными усилиями.
О том, чтобы проскользнуть вниз, к семейному компьютеру, и проверить почту, нечего и думать. А мобильного телефона у нее нет, в отличие от большинства тинейджеров Цугута-фоллз. Мобильная связь здесь не работает – лес создает помехи, нет сигнала. Правда, для телефонов существует местная сеть вайфай, но у Винни нет доступа – и не будет, пока не закончится срок наказания ее семьи изгойством.
Придется отложить проверку до завтра. К тому же ответ едва ли поменяет что-то прямо сейчас. Выиграла она спор с Марио или нет, она идет на первое испытание. Она идет в лес.
Надев кожаную куртку, Винни находит в шкафу Дэриана коробку с надписью «сумки» и вытягивает одну – почти целиком черную. Она старая, с потертыми ручками, но в нее поместится ксерокопия страниц из «Свода правил» и мамина старая копия сокращенного «Справочника кошмаров». Еще туда влезут амуниция Эндрю и ловушки с ядовитым туманом.
В довершение она надевает медальон, который получила в подарок от Дэриана, и заправляет его под водолазку, ощущая сердцебиение на кончиках пальцев. Она жалеет, что наелась в ужин. И ей снова надо по-маленькому. Но поворачивать назад слишком поздно. Время действовать.
Лес ждет.
О проекте
О подписке