2.3. Пятница

Вскоре после работы раздался звонок. Матеус спросил: «Я зайду?», и Мальцев обрадовался: удастся скоротать вечер. А когда вместо одного прапорщика на пороге возникли сразу три лица, даже не знал, как себя вести. Под руку Зайкина держала Галя, а рядом улыбался Пирогов, пожимая руку которому, Мальцев испытал изрядное смущение.

– А мы вот с работы идём! – кричал Матеус, и стало понятно, что готовиться к выходному он начал уже на работе.

Мальцев присмотрелся. Юрка казался трезвым, хотя и улыбался как-то странно, Галя точно не пила ни капли.

– Ты, Семёныч, приютишь нас на часок, а то на улице зима разгулялась? – продолжал громогласить Зайкин.

– Разумеется! Проходите, чувствуйте себя! – в тон ответил Мальцев.

– Так ведь мы не с пустыми руками! – как бы шёпотом, но по-прежнему громко сообщил товарищ.

– Тем более – выставляйте на стол, не стесняйтесь!..

Мужчины заняли кресла возле стола. Уступив Юрке любимое место, Мальцев присел рядом с Галей на диван.

– У тебя ложки, вилки и ножик имеются? – спросил Матеус.

– Найдём!

Быстро сбегал на кухню, а когда вернулся, увидел на столе бутылку водки и рядом с ней палку копчёной колбасы, банку маслин, несколько солёных огурцов в целлофановой упаковке и буханку хлеба. Бутылка была «ноль семь».

– Это Юрка посоветовал седьмую модель взять, – кивнул в сторону товарища прапорщик.

– Ну а чего ноль пять на четверых-то?.. – пожал плечами, словно оправдываясь, Пирогов.

– Правильно: только губы зря мочить! – поддержал его морально Зайкин.

Налили по первой.

– За конец рабочей недели! – провозгласил прапорщик и не мешкая запрокинул содержимое рюмки в рот.

При этих словах Мальцев едва не поперхнулся. Конец рабочей недели! И с огромным трудом удержался от искушения задать какой-нибудь провокационный вопрос, только не придумал, какой.

Удержался он и после второй рюмки.

А после третьей не удержался. И спросил:

– А что, Матеюшка, разве не работаешь ты завтра? У нас на заводе многие выходят… Меня вот тоже звали, – добавил для правдоподобия.

– Не-е!.. Ни в коем случае! Суббота для еврея – главный в году выходной!

У Мальцева в душе умерла надежда… Не захотелось даже подковырнуть товарища внезапно проснувшимся еврейством. Но тут новоявленный сын сиона прибавил:

– Вот Юрка у нас работает! Дежурит, в смысле…

У Мальцева аж дыхание перехватило от этих слов.

– А ты разве не выходил дежурить тоже? – спросил он, замазывая равнодушным тоном всплеск внезапно вспыхнувшей надежды.

– Выходил! Но в этот раз буду дома сидеть! – ответил Зайкин. С учётом выпитого на работе, его уже повело нешуточно. Лицо стало красным, глаза стеклянными, а выражение лица несколько сонным.

– Допивайте-ка вдвоём! – сказала Галя. – А то мне ещё мужа домой тащить!..

Мальцев кивнул и разлил остатки по двум рюмкам. Они с Пироговым чокнулись и быстро её выпили. После чего гости пошли одеваться.

– Провожу вас до остановки! Заодно в магазин на обратном пути заскочу, – решил Мальцев, чьё упавшее настроение резко поднялось.

– Пойдём!

Оделись и вышли. Час пик прошёл, людей на остановке оставалось совсем немного. Четвёрка остановилась недалеко от козырька, когда Матеус обратил внимание на девушку в красной шапочке.

– Семёныч, мне кажется или я слепой? Это не твоя бывшая, часом?..

Неподалёку стояла Надя и смотрела на Мальцева. Увидев, что он её заметил, улыбнулась. Пирогов, зачем-то отошедший в сторону, случайно оказался к ней ближе всех.

– Привет, что-то часто встречаемся в последнее время! – помахал ей Мальцев. – А я вот с друзьями…

– Очень рада за тебя, – Надя кивнула Матеусу и Галине.

В этот момент Юрка сделал в её направлении шаг.

– Добрый вечер… – обратился он к девушке.

– Добрый вечер! – ответила она довольно приветливо, хотя и заметила, что парень в приподнятом настроении. Он подошёл ещё поближе и о чём-то спросил её. Надя ответила, искоса взглянув при этом на бывшего мужа. Тот миролюбиво подмигнул.

– Семёныч! – встрепенулся Зайкин. – Юрка внаглую твою женщину клеит, а ты молчишь?

Мальцев переглянулся с Галей. Её, в отличие от мужа, ситуация забавляла. Он улыбнулся. В этот миг из сумерек выплыл троллейбус и медленно подкатился к остановке.

– Зареченский, – прокомментировал этот факт Зайкин. – Не наш.

Зато Пирогов вместе с Надей запрыгнули внутрь. Юрка на прощанье поспешно махнул рукой, и двери закрылись.

– Даже не попрощался! – расхохоталась Галя. – Надо будет Женьке рассказать при случае.

– Семёныч! – заорал уже во весь голос отставной воин. – У тебя на глазах жену увели!

– Бывшую, Матеус, бывшую!.. Этим всё сказано.

– Ох, добрый ты, боярин! – покачал головой лучший друг.

Мальцев закрыл лицо руками. На него накатил судорожный смех, и он не хотел, чтобы друзья его заметили. «Завтра в десять часов позвонит Женя… И тогда мы посмотрим, кто у кого жену увёл!..»

– Ты чего, Семёныч? Плачешь, что ли?.. – подскочил к нему Зайкин.

– Чихнуть захотелось… – тот потёр нос и громко шмыгнул для вида. «Похоже, игра начинается весёлая!» – подумал не без иронии.

2.4. Суббота

Ровно в десять утра Мальцев сидел на диване с телефоном в руке. Готовый накинуть куртку, натянуть ботинки, завязать шнурки и выбежать из квартиры. А в последние минут десять ещё и курить хотелось безумно. И когда наконец раздался звонок, Мальцев, принимая вызов, от волнения едва не выронил телефон на пол.

Однако Женя несколько охладила его пыл.

– Мне ещё детей накормить нужно. Да и самой хоть жвальце умыть… Так что давай так: будь на остановке в половине двенадцатого. Только не возле «Чайки», а где «Штопор». Просто стой и делай вид, что трамвай ждёшь. А уж как поплетусь мимо – не потеряемся.

Закончив разговор, Мальцев почувствовал, что вспотел. Поэтому стянул свитер и джинсы, оставшись в майке и трусах. Ну и ладно. Ничего страшного… Теперь всё решено. А то странное дело: утром вчерашние слова Зайкина вдруг показались ему какой-то иллюзией. То ли говорил их прапорщик, то ли нет? Да и мало ли? Вдруг всё изменилось? И вообще, о том, что Пирогов дежурит, упомянул только Матеус; ни Галя, ни сам Юрка его слов не подтвердили.

Вышел на кухню, достал долгожданную сигарету, но тут же вспомнил слова Жени о мазуте: «Запах не противный; лучше, чем от табака». При ней он пока не курил ни разу. Да и вообще курил мало. Только когда выпивал с друзьями; иногда, за компанию, с мужиками на работе. Поэтому она и сказала про табак, что сочла Мальцева некурящим. Значит, и не стоит портить впечатление.

Мальцев снова оделся и вышел на улицу. Ночью выпал снег, и, хотя с крыш капало, мир вокруг казался белым, словно стояла середина зимы. Он зашёл в магазин, купил шоколадку и бутылку красного вина, такую, чтобы открывалась без штопора… «Что бы ещё взять? С другой стороны, мы не жрать туда собрались идти! Хватит вина и шоколадки!»

Можно было прогуляться пешком, времени оставалось достаточно… Но дорожки даже под снегом по-прежнему оставляли желать лучшего, а ему не хотелось приходить на свидание вспотевшим. Поэтому сел в троллейбус, доехал до Заречного и решил пройтись там – поблизости от места встречи.

Лет пять назад, когда он жил с Надей, в этом районе открыли храм с одним большим золотым куполом и четырьмя маленькими, голубыми, по углам. Издалека Мальцев видел храм много раз, но близко прежде подходить не случалось. Теперь он приблизился вплотную, обошёл церковь вокруг, внимательно разглядывая каждую деталь орнамента, и заглянул внутрь.

Довольно долго ходил перед образами, думая о своём, потом, взглянув на часы, двинулся к выходу. «Будем считать, благословение получил», – подумал, спускаясь с крыльца.

Когда Женя показалась вдалеке, Мальцев вышел из-под козырька и встал так, чтобы она не могла его не заметить. Она же, свернув с асфальта на тропинку, мельком улыбнулась и кивком головы указала идти за ней.

Он послушно пересёк тротуар и пошёл за ней по тропинке, не пытаясь догнать. Так, с интервалом в двадцать шагов, они и дошли до угла забора. Здесь Женя обернулась и подняла вверх руку в варежке.

– Не иди за мной! Я открою дверь, а ты выжди минуты две.

Она говорила тихо, но ему казалось, что он слышит каждое слово. Кивнув, прошёл мимо угла и остановился чуть дальше. Засёк на телефонных часах две минуты, по истечении которых не спеша двинулся обратно.

На крыльце чёрного хода отпечатались следы. Те, которые только что оставила Женя, и прежде чем войти, Мальцев пару раз провёл по ним носком своего ботинка. «Конспирация, мать вашу!» – пробормотал при этом.

Потянул дверь и оказался в узком слабо освещённом коридорчике.

– Проходи, я затворю! – Женя протянула к замку руку и повернула ручку щеколды. – Здесь никого, можно хоть в потолок головой биться, но лучше всё ж зря не отсвечивать.

Он поймал её за талию и притянул к себе. На миг перед глазами промелькнули смеющиеся глаза, и в следующий миг она его поцеловала.

– Представляю, как ты мандражи́л эти дни…

– А ты?

– Мне не до изяществ… Последний нерв давно изничтожен. Только сегодня утром, когда муж стал собираться, я убедилась, что была права!

Он снял куртку и повесил её на вешалку.

– Извини, я сегодня не стал брать джин-тоник. Купил вместо этого бутылку красного вина.

– Ой! А я как раз хотела, да забыла тебя попросить, чтоб ты вина взял! Как ты почувствовал?

– Не знаю… Наверно, сегодня день особенный.

– Наверно. А я пару мандаринов прихватила… И бутеры на перекус сделала.

– На второй этаж пойдём?

– Конечно! Тут я зажгла лампу, потому как окон нет, а наверху придётся светом не пользоваться: с улицы заметно будет.

– Будем сидеть в потёмках? – он привычно шагнул к детским столикам.

– Нет. Сегодня будем, где дети спят. Там вообще мрак! Койки, правда, крохотулишные, но если сдвинуть три вместе, то места хватит. Поперёк, естественно. Ты вроде не длинный…

Мальцеву стало смешно.

– Чего ржунькаешь?

– Цинизм твой забавляет.

– При чём здесь цинизм? Два взрослых тела хотят уединиться, а места для этого нет. Что делать?..

Единственное окно спальной комнаты было задёрнуто плотной занавеской, отчего даже в полдень здесь царил глубокий сумрак; видимо, специально, чтобы дети могли легче в тихий час заснуть.

– Не закемарить бы… ненароком, – усмехнулся Мальцев.

– Попробуем, – в тон ему отозвалась Женя.

– Как мы временем располагаем?

– Полтора часа.

– Понял! Ну, показывай, какие кроватки будем сдвигать!..

* * *

…Мальцев завернул кран и вышел из душевой. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь ему всё было видно хорошо.

– У детей всё как у взрослых. Только маленькое. Как будто игрушечное. Вот и кроватки… Неудобно даже…

– Ясно дело, неудобно, – Женя вложила в слово «неудобно» совсем иной смысл. – Надо было на ковре одеял накидать…

– Не поверишь, но когда-то я тоже был маленьким и тоже ходил в садик. И у меня был точно такой же шкафчик с картинкой, как вот эти. Только тогда он казался большим.

– Я тоже ходила. Но у нас садик был маленький, деревянный и больше напоминал многодетную семью…

– А ещё вдруг вспомнил! – сказал Мальцев. – В шесть лет однажды попал в больницу. Месяц лежал… И один раз нам устроили в рекреации концерт. Девочки из старших палат пели песни, медсестра сказку прочитала… А в четырнадцать я снова попал в эту же больницу… И разок решил пройтись по старым местам. Нашёл ту самую рекреацию, и меня поразило, какая она стала маленькая! Как они нас там всех на стульях рассадили, почти тридцать-то детишек?! Туда всего десяток стульев можно впихнуть, да и то тесно будет, как в консервной банке! Вот тогда первый раз почувствовал, что такое «стать большим»…

– Однако пора выходить, – голос Жени резко изменился. – Три часа колбасились!

– Думаешь, ищут?

– Не знаю… Дети – вряд ли. Они привыкли друг с другом… Но с огнём лучше не озоровать. Давай, помогай мне всё по местам распихивать!

И Мальцев начал послушно двигать кроватки.

– Ты сразу стала такая деловитая… – заметил, глядя, как Женя рассовывает по шкафам одеяла и подушки.

– Это ты можешь как кот: наелся сметаны и отвалился. А я работаю здесь! И знаю, что воспитательницы далеко не монашки. Дети вообще, если помнишь, от греха получаются. Поэтому если наши девчонки тебя расшифруют, даже не удивятся. Они ко всему привыкли! Но я этого не хочу. Понимаешь? – она пристально посмотрела на Мальцева.

Он кивнул.

– Надеюсь, что понимаю. Но вот Матеус говорит, что самое приятное в блуде – это как раз делиться впечатлениями с товарищами.

– Это потому, что твой Матеус блуда и ищет! У него всё по-собачьи.

– А у тебя… у нас по-другому?

– Хочется верить!

В голосе Жени был вызов. Мальцев подумал, что если продолжит тему, она укажет ему на дверь.

– Извини… – сказал, улыбнувшись. – Когда увидимся теперь?

– В понедельник приходи. Пораньше сможешь?

– Если только сразу после работы, на час где-то раньше. Нормально?

– Да, прекрасно. А теперь давай я тебя выпущу. С крыльца – сразу направо, и за угол. Я выйду чуть позже. И пойду в другую сторону. Так что прощаемся здесь.

Он чуть наклонился и легко коснулся губами её губ.

– Женя…

– Что?

– Имя такое.

– А я твоё не говорю. Просто «ты».

– Почему?

– Чтобы не привыкнуть и не брякнуть где-нибудь случайно. И ты моё не толки понапрасну. Если будешь выпивать и делиться впечатлениями, называй меня Мариной.

– Именно так?

– Можно как хочешь. Хоть крокодилом. Только одинаково. Иначе запутаешься.