2.7. Бакланов. Время

Восьмого марта с утра Мальцев позвонил матери – поздравил её и пообещал приехать в субботу. Потом долго думал, кого бы поздравить ещё. Написал сообщение Наде. Пролистал список знакомых дам в соцсетях, черканул пару строк каждой и, наконец, решил, что нужно не забыть мать Лёни Бакланова.

– Привет, Лёня! Ты не против, если я сегодня зайду?

– Если хочешь узнать, что такое экзистенциализация материи, заходи, – не без иронии отозвался тот.

– Чего купить по дороге? Маму твою поздравить хочу.

– А что сегодня такое? Ой-ё!.. Восьмое ж марта, я и забыл совсем… Цветов каких-нибудь, небольшой букетик. И от меня тоже, если не трудно. Вина красного бутылочку – больше для порядка… Мы с мамой не любители, так хоть сам выпьешь!

Мальцев улыбнулся. Лёня, несмотря на замкнутый образ жизни, всегда старался выглядеть хорошо воспитанным. Иногда это выглядело забавно, но обычно внушало уважение.

* * *

– Ой, Володечка, спасибо! – Нина Дмитриевна неловко притянула Мальцева к себе и чмокнула в щёку. – Давно уж меня мужчины не вспоминают, один Лёня только… Ты не голодный? – осведомилась она тут же, будто опомнившись.

– Я завтракал, – ответил Мальцев, – но от чашки чая не откажусь.

Плюшки к чаю были куплены им по заказу Лёни, так что всё сложилось будто само собой.

Улучив момент, когда сын для чего-то отъехал в комнату к компьютеру, Нина Дмитриевна скороговоркой произнесла:

– Старая стала. Смерти не боюсь, но боюсь, что Леонид один, без меня, пропадёт. Он ведь совершенно не от мира сего. У него и друзей-то, кроме тебя, Володечка, нет никого…

– Лёня неплохо зарабатывает в интернете, – возразил Мальцев. – И даже от меня никакой помощи не принимает.

– Да, он говорил… Но я в этом совсем не понимаю. Думаешь, не пропадёт?

– Любой одинокий человек уязвим. Если мне плохо с сердцем станет, никто скорую не вызовет. А что касается инвалидности, поверьте: Лёня в состоянии себя обеспечить! Да и я, если что, всегда помогу. Я ж ему каждые два-три дня звоню!

– Спасибо тебе, Володечка…

В этот миг в кухню вкатился Леонид, и Нина Дмитриевна сразу заговорила о другом:

– Как там мама, Володечка? Не болеет? Так и живёт в деревне? Привет ей передай от меня и с праздником поздравь!

– Обязательно! – пообещал Мальцев.

* * *

Попив чай, друзья оставили маму и перебрались в Лёнину комнату. Бакланов поставил рядом с собой открытую бутылку и стакан:

– Подходи, наливай себе, сколько сочтёшь нужным!.. – предложил он гостю.

– Ты в экзистенциализацию материи обещал меня погрузить, – Мальцев решил перейти к теме сам.

– Обещал. Но вопрос требует небольшого математического вступления. Ты в курсе, что если обычный лист бумаги сложить пополам пятьдесят один раз, то толщина полученной «тетрадки» окажется размером от Земли до Солнца?

– Всего лишь пятьдесят один?

– Да, если бумага хорошая. Вопрос не в этом… Просто лист бумаги считается эталоном двумерного пространства, но при этом всё же имеет реальную толщину, которая при последовательном удвоении даёт гигантские размеры. А вот если плоскость не будет совсем иметь толщины – тогда как? Сколько раз потребуется сложить такой лист?

Мальцев хмыкнул:

– Да, сколько ни складывай, ничего не получишь. Ноль, помноженный на любое число, всё равно ноль. Если только в вопросе нет какого-нибудь подвоха.

– Подвохов нет. Ноль так и останется нулём. Ну а что такой лист мы даже не увидим, понятно?

– Разумеется!

– Хорошо. А то, что пересечением двух прямых является точка, двух плоскостей – прямая, а двух трёхмерных пространств – плоскость, ты помнишь?

– Само собой.

– Как раз такая – невидимая! – уточнил Бакланов.

Мальцев кивнул.

– Вот с этого и начнём, – обрадовался Лёня. – Пространственно-временной континуум, согласно науке, – четырёхмерный. Между тем физические тела задаются всего тремя координатами: длиной, шириной и высотой. Так же и масса: величина, определяющаяся только тремя измерениями, и ни на йоту больше! То есть любое тело имеет три измерения, а пространство, в котором оно существует, – четырёхмерно. Стало быть, физические тела должны быть невидимы в пространстве, в котором существуют. Ты не подскажешь, как такое возможно?

– Нет, не подскажу. А в чём, собственно, проблема?

– В том, что четвёртым измерением в континууме является время. Именно оно придаёт толщину условному листу бумаги, делая его видимым. Но если тело обладает протяжённостью во времени, это должно как-то отражаться физическими формулами, а ни объём, ни масса четвёртой координаты не имеют! Парадокс?

– Ну… Как-то оно вот так вот устроено… – пожал плечами Мальцев, желая выслушать товарища, а уже затем, при необходимости, спорить.

Бакланов выдержал паузу.

– Теперь представь, что мы снимаем на киноплёнку фильм, – заговорил он потом. – В кадре остаётся только то, что излучает свет. Сверхкороткая вспышка может остаться не экспонированной, если попадёт в паузу между кадрами. Но даже она имеет протяжённость во времени. А предмет, не имеющий такой протяжённости, не отобразится даже при сверхвысокой скорости съёмки. По аналогии с плоскостью, не имеющей толщины. И получается, что ни один предмет во Вселенной не должен быть видимым!

– Однако энергия и импульс учитывают время! Их формулы связаны со скоростью, а та – со временем, – осторожно возразил Мальцев.

– Правильно, энергия четырёхмерна, – согласился Бакланов. – Полная энергия равна массе, умноженной на параметр, который связан с четвёртым измерением. Вот эту связь я и назвал термином «экзистенциализация материи».

– Для чего?

– Чтобы показать, что без этой связи реальности не существует. Материя как бы есть, но только в образе, в проекте, в чертеже. Без экзистенциализации всё – в лучшем случае абстракция. Черновик реальности, так сказать. В природе возможно всё что угодно, любая игра воображения, однако в реальности существует лишь то, что экзистенциализировалось.

– Метафизика какая-то… – скривил губы Мальцев. – К чему это?

– Чтобы понять кое-что дальше! Вот смотри: в нашем мире тела трёхмерны и имеют некий вектор во времени, но не факт, что невозможны иные способы экзистенциализации. Мы уже говорили о тёмной материи, которая может быть экзистенци-ализована иначе. Не в четвёртое, а в некое иное, условно «пятое» измерение…

– Стоп! В прошлый раз ты говорил, что тёмная материя – сырая, недоделанная, мёртвая и вообще – грязь низшего сорта. Давай-ка о более осязаемых субстратах!

– Так я и говорю об осязаемых! Вектор экзистенции, которым материя связана со временем, на самом деле связывает её вовсе не со временем, а всего лишь с дополнительным измерением! Это сам субъект ощущает его как время, а объективно такого параметра вообще нет! Четырёхмерный континуум во все стороны однороден. Координата времени – такой же параметр, как длина, ширина и высота. И мерить его нужно теми же метрами, что и три указанных. А собственно время – признак самого тела, которое материально существует в трёх измерениях и векторно в четвёртом.

– И что?

– А то, что именно здесь предстоит искать природу того, что я называю субъективизмом. Того, что делает материю изначально живой!

Мальцев снова скривил губы:

– Я думал, сегодня праздник. Хоть мы и не женщины, но всё же. А ты опять за старое!

– А как же? – хихикнул Бакланов. – Скажи, дружище, ты хоть отдалённо понимаешь, что вообще такое время? Вот первую его ипостась мы сейчас определили: это четвёртое измерение пространства, такое же, как длина, ширина и высота. Но всё ли это?

Мальцев пожал плечами:

– Так чертили на уроках физики в школе. По оси икс обозначали секунды, а по оси игрек – метры. Но мне всегда казалось, что так делают просто для удобства. Однако я буду рад, если ты покажешь что-нибудь ещё!

– Хорошо. Тогда представь железную дорогу. Прямую, уходящую вдаль. Поскольку время измеряется теми же метрами, будем считать, что железная дорога как раз и есть ось времени (икс) для идущего по ней поезда. И для пассажира, смотрящего в окно. За окном меняются пейзажи и проносятся верстовые столбы, на которых вместо километров нанесены секунды, минуты и часы. Понятно?

– Пока да.

– Предполагается, что поезд идёт с постоянной скоростью, поэтому верстовые столбы мелькают со строгой регулярностью. Как говорится, секунда в секунду. Но ведь это совсем не обязательно, и поезд вполне может ехать то быстрее, то медленнее. И тогда скорость времени будет уже не секунда в секунду, а, например, две секунды в секунду или, наоборот, половина секунды в секунду.

– Теоретически понятно, – кивнул Мальцев. – Только зачем это?

– Затем, что это – второе понимание времени. «Скорость времени», как я уже его назвал. Кроме которого есть ещё и третье понимание. Представь, что глаз пассажира делает своего рода кинокадры. Реальное зрение устроено сложнее, но мы для простоты представим, что глаз работает как кинокамера, снимающая то, что видит. Со скоростью, например, двадцать пять кадров в секунду.

И с какой бы скоростью ни ехал поезд, глаз так и будет снимать свои двадцать пять кадров. Не относительно верстовых столбов, а лишь согласно собственному устройству. Секундой для пассажира будет не расстояние, как в первом понимании, и не скорость поезда, как во втором, а лишь эти самые двадцать пять кадров. Во-от… Это и будет третье понимание времени: «Скорость восприятия». Но и оно не будет последним, потому что есть как минимум ещё одно – четвёртое!

И Бакланов торжествующе улыбнулся.

– Потому что фильм, который «снимает» глаз, будет обрабатываться мозговым процессором. Который может оказаться стремительным, а может, наоборот, страшно тугодумным. Например, компьютер будет осмысливать информацию в сотни раз быстрее человека. Ты будешь ему целый год снимать по двадцать пять кадров в секунду, а он обработает происходящее за пару минут. То есть сожмёт твой временной интервал многократно. Или наоборот, сверхбыстрая камера будет делать миллион кадров в секунду, но смотреть ты сможешь только собственные двадцать пять, то есть растягивая уже ЕЁ интервал. И это будет уже четвёртое понимание времени: «Скорость осмысления»! Из которого можно при желании выколупнуть пятое, шестое и так далее, потому что в разных ситуациях один и тот же мозг может работать с разной скоростью. Но это уже не так интересно, ибо с каждым разом всё больше будет похоже на смысловую матрёшку. Четыре основных дают достаточную картину для понимания темы.

Мальцев покачал головой:

– Только первое понимание объективно, второе, третье и четвёртое резко субъективны. И чем дальше, тем сильнее.

Бакланов аж подскочил в кресле от удовольствия.

– Правильно! – вскричал он. – Но в том-то и дело, что объективное понимание – это вовсе не время, а лишь одно из измерений континуума! Ты сам сейчас признал, что время существует внутри субъекта и больше нигде! И вот если этот субъект каким-то образом сумеет повернуть свой вектор времени на девяносто градусов, то окажется в мире, где время и длина поменяются местами, тогда как ширина и высота останутся неизменными. Кстати! Я думаю, что именно такой поворот случится, если космическую ракету разогнать до скорости света. Согласно формулам, её длина сократится до нуля, а время внутри остановится. Ракета для наблюдателя с Земли превратится в ту самую плоскость, с которой мы начали: в лист, не имеющий толщины. Как и наоборот: наблюдатель для космонавта тоже станет листом бумаги!

Бакланов знаком предложил Мальцеву налить себе вина. Тот наполнил стакан и снова сел на диван.

– …Однако нам сейчас не это интересно, – продолжил Лёня. – А то, что время – именно как ВРЕМЯ – существует только субъективно. А первое, что возникает при экзистенциализации, как раз вектор времени. То есть во всей реальной материи заложена способность к субъективизму. Иначе говоря – живое начало!

Мальцев по-школьному поднял руку вверх.

– Лёня, извини! У меня вопрос. Для чего ты постоянно ищешь это субъективное живое начало? Есть оно или нет – какая разница? Тебе-то оно зачем?

– Как зачем?! Разве непонятно? Показать, что именно субъект – основа реальности! Он не только пассивное зеркало, в котором этот мир отражается, но и активный творец, без которого не было бы эволюции. Каждый в своей точке создаёт проект будущего. Чем сложнее организация субъекта, тем грандиознее его проекты. Человек, например, силой воображения может создавать целые фантастические миры. Правда, все эти проекты остаются в черновиках, потому что экзистен-циализируется не какой-то один, а вся их интегральная сумма. Но тем не менее именно так из прошлого создаётся будущее.

– То есть субъекты – не только живые существа?

– Не только. Камни, планеты, звёзды, галактики. И вся Вселенная в целом. Везде работает живое начало!

– Любопытно… – проговорил, недоверчиво покачав головой, Мальцев.

Друзья на несколько минут замолчали, погрузившись каждый в свои размышления.

– В твоей теории есть одно допущение, – наконец нарушил молчание вопросом Мальцев. – Ты утверждаешь, что объективного стандарта времени не существует. Но так ли это?

– Да. Объективного стандарта времени не существует! – согласился Бакланов.

– А как тогда быть с идеальными часами? В смысле – атомными? Которые давно изобретены и которые идут с постоянной скоростью, независимо от того, где находятся.

– Никак. Идеальные часы измеряют время только внутри себя и именно поэтому идеальны. Они не имеют никакого отношения ко времени, которое происходит вокруг них. С ними сравнивают, чтобы определить кривизну реального времени, но именно кривое время является для любой системы отсчёта главным, а вовсе не атомное. Например, во сне оно бежит как в сильно ускоренном кино, но это никак не связано с идеальным будильником, который стоит на тумбочке в твоей комнате.